Мне вспомнилась фигура, силует Жень Саныча Нинбурга бегущего с сачком за бабочкой по берегу Белого моря. Ему сорок семь. «Папилио махаон на Соловках!» – свет в его глазах.

Свет, это хорошо, но ведь Нинбург пил похлеще меня. И Даррел, и Хемингуей, и Высоцкий, и Визбор. Почему?

Разберёмся. Тайга знает всё. Дай мне свои глаза, Тайга! Мне надо хорошо видеть! Правда, Дерсу? Видишь меня? А я тебя нет! Тот, кто в тайге плохо видит, плохо кончит. Ты знаешь об этом не по наслышке, Дерсу!

Мне стало грустно. Сама собой вспомнилась песня:

–Глухой, неведомой тайгою, – затянул я, – сибирской дальней стороной, бежал бродяга с Сахалина, звериной узкою тропой…

Шумит, бушует непогода,

Далек, далек бродяги путь.

Укрой, тайга его глухая,

Бродяга хочет отдохнуть.

Там, далеко за тёмным бором,

Оставил родину свою,

Оставил мать свою родную,

Детей, любимую жену.

Умру, в чужой земле зароют,

Заплачет маменька моя.

Жена найдет себе другого,

А мать сыночка – никогда.

Что это я загрустил? Недостойно это и вредно. Хоть я родился в предгорной степи, но леса не боюсь. Многие поколения моих предков – сибирские казаки. Тайга у нас в крови. Тайга у меня в крови. Кто на горошине земли может родиться более свободным, более сильным и более смелым, чем потомственный казак?

В Архиве Академии Наук хранится челобитная моего предка, томского конного казака Василия Ананьина, который около 1616 года просил первого Государя из династии Романовых о жаловании за свою службу в Кузнецкой и Киргизской земле, и за посольство к Алтыну царю. Текст документа записан скорописью XVII века, очень красивой и совершенно непонятной современному русскому человеку. Чтобы её прочесть, пришлось прибегнуть к услугам специалистов.

Написал Василий так:

Царю государю и великому князю Михаилу Федоровичю всеа Русии бьёт челом холоп твой государев из твоей государевы дальные отчины из Сибири Томского города конной казак Васька Ананьин. В прошлом, государь во 124-м году посылали, государь, меня холопа твоего ис Томскога города твои государевы воеводы Гаврило Юдичь Хрипунов да Иван Борисович Секирин на твою царскую службу в Кузнецы для твоего государева ясаку и кузнецких людей призывати под твою царскую высокую руку. И я холоп твой кузнецких людей под твою царскую высокую руку привел, и кузнецкие, государь, люди тобе государю шертовали и ясак с собя дали, и тобе государю нынечи кузнецкие люди служат и прямят и ясак государев дают. И пошел я из Кузнецких волостей в Томской город, и меня, государь, холопа твоего на дороге черных колмаков кучегунсково тайши Карагулины люди ограбили, а живота, государь, моего грабежом взяли: санапал с ледунками и з зельем, да зипун лазоревой настрафильной новой, да рубаху полотняную, да однарятку лазоревую настрефильную; и всего, государь, живота моего грабежем взяли на 10 рублёв; а меня, государь, убить хотели. А в Кузнецы, государь, ходил 6 недель, и голод и всякую нужу терпел. Да в прошлом, государь, во 124-м году присланы, государь, в Томской город твои государевы послы Василей Тюменской да Иван Петров, литовской десятник, а велено, государь, твоим государевым воеводам Гаврилу Юдичю да Ивану Борисовичю выбрать с послами Томсково города служилых людей и толмачей к Алтыну царю; и твои государевы воеводы Гаврила Юдичь да Иван Борисовичь послали меня холопа твоего на твою царскую службу в Киргизы преже послов для закладов с толмачем с Лукою х киргиским князьком и к их лутчим людям и велели, государь, мне киргисским князьком и их лутчим людем сказать твоего царского величества жалованное слово, и призывати их под твою царскую высокую руку, и взяти у них киргиских князьков лутчих людей и привести в Томской город. И я холоп твой тобе государю служил, из Киргиз в Томской город лутчево человека привел. И твои государевы воеводы Гаврило Юдичь, Иван Борисовичь послали меня холопа твоего после того, как я лутчева человека привел, с послами с Васильем Тюменским да с Ываном Петровым к Алтыну царю. И я холоп твой с послами у Алтына царя был, и про Китайское, и про Катанское государство, и про Жёлтово, и про Одрия, и, про Змея царя проведал. И я холоп твой тебе государю служил, и Алтыновых послов к тебе государю в Томской город привели. И я холоп твой на твоей царской службе голод, стужу и наготу и великую нужу терпел, и з голоду кобылятину ел. И как я холоп твой на твои царские службы подымался, и мне холопу твоему, подъём ставился рублев по 15 и по 20. И я холоп твой в твоих царских службах одолжал и обнищал великими долги, и женишко и детишек позакабалил, и в долгех, государь, окупитися нечем. Милосердый царь, государь и великий князь Михайло Федоровичь всеа Руси, пожалуй, госудсрь, меня холопа своего своим царским жалованьем за моё службишко и за кровь, и возри, государь, в мою великую нужу и бедность, как тобе, государь, милосердому бог известит. Царь государь, смилуйся, пожалуй.

-Зри сиё, – тихо произнёс я, вставая под высокой «рождественской» елью.

Пошёл закрыв глаза. Мне казалось, что деревья расступаются передо мной, а ноги чувствуют колею невидимой тропы. Это было не так: я регулярно натыкался на ветки и стволы, однако не переставал твердить про себя: «Бьёт челом холоп твой государев, возри, государь, в мою великую нужу, смилуйся, царь государь, помоги слепому!»

Через некоторое время заметил, что больше не натыкаюсь на ветки. Боясь спугнуть, сглазить желаемое, я всё шёл и шёл вперёд, не останавливаясь, стиснув веки, веря, что Тайга сама ведёт меня туда, куда надо.

Не знаю сколько это длилось. «Бьёт челом холоп твой государев…» – повторял я упрямо в мыслях. Повторял, повторял и вдруг провалился в воду.

–Болото! – выдохнул весь воздух из груди и отрыл глаза.

Глядя на раскинувшуюся передо мной зелёную равнину, я не чувствовал радости.

–Ты вышел из леса, но это была самая простая часть пути, – сказал я, щуря глаза. – Вот оно – твоё болото: истинное начало этого дня.

Куда же идти дальше?

Вспомнилось, как однажды договаривался с коллегой встретится в столице: «На Невском?» – спросил я. «Неее, на Тверской!» – ответи он. «Может во Владимир столицу вернём? Оттуда уже и до Киева рукой подать, вот там обрадуются!» – сказал я с улыбкой.

Так и не встретились. Оказалось не по пути.

Вечер

Надо искать сапоги.

Где же я их повесил? Если найду, считай, что я уже дома – очки, телефон, навигатор, эхолот, да что угодно! – кока-кола, бургеры, чикены, наггетсы, фри, цезарь, усилители вкуса и запаха, яблочный пай, маффин, чизкейк, ядрёна Матрёна!

–Полцарства за сапоги! – засмеялся я, чувствуя прилив бодрости. – Эх, пригодился бы сейчас «санапал с ледунками и з зельем»: ружьё, отмеренные заряды и порох. Пострелял бы в воздух, меня бы услышали и пришли на помощь. Или просто – документы проверить. Без разницы.

Несколько часов шёл по краю болота в одном направлении. Внимательно осматривал «шагающие» на встречу деревья, но сапог не нашёл.

Стало вечереть.

Наступило время принимать волевое решение: идти напрямик через топи или разворачиваться и шагать обратно в поисках болотников и заветной тропы.

Присел под деревом подумать и отдохнуть. Вдруг снегири – тонкое, скромное, тихое, нежнейшее фью… фью… фью…