…Но ты поймёшь, о Навзикая,
лишь ты одна. Твой кроткий свет
за мной струится и мерцает сквозь мглу…
Печален след
моей фелуки одинокой
и светел;
и когда вокруг
безумной бездны вой и хохот,
и кажется, замкнулся круг
моих скитаний по беззвездью судьбы —
я выстою, пока ты светишь…
Свети. Иначе мне не быть.
Свети!..
Слепой от яри белой,
швырнул когда-то океан
моё истерзанное тело
к твоим блистательным ногам,
девчонка,
боль моя,
богиня,
моя опора на Земле…
Я целовал глаза другие,
я знал других, добрей и злей,
цариц и девок обнимал я,
любя и не любя, —
как много знал я и познал я,
не знающий тебя,
пречистая,
что мне на свете единому обречена!..
Свети! Я жив, пока ты светишь.
И не моя вина,
что палит стопы мне, как пламя,
твоя блаженная земля,
твой мирный мир…
Я – камень,
камень, которому лететь велят,
который мощною рукою
когда-то пущен из пращи
и отрицанием покоя заклят:
«Лети! Ищи, ищи!..
Спеши, лишён тепла и крова,
лишён всего,
что в этом мире есть святого!
Что в этом мире
т в о е г о?!
Ты сам
Н И К Т О,
ничей и нищий,
во мраке – чёрное пятно…
Ты всё утратишь, что отыщещь,
и лишь одно…
Итака, дом мой зелёный,
о тебя опирается небо,
словно край опрокинутой чаши…
и лишь одно,
быть может, ты и не утратишь,
когда найдёшь – поди найти, глупец, попробуй!..»
Вновь пора мне в моё Н и ч т о…
Но ты – свети!..
Свети
звездою вечной, единственной…
Иначе мне – не быть.
