«Сижу один на лавочке и жадно…» Сижу один на лавочке и жадно пью улицу, текущую по Солнцу… …Мальчишка линейкой чешет затылок… …«Москвич», красный, как жук пожарник… …Безбородый Мефистофель на велосипеде… …Акулий оскал «Колхиды»… …Дама с бегемотьей грацией… …Испуганная трава на газонах дрожит, когда мимо ревут машины… …Брёл человек по Солнцу и рядом со мной сел. И мы с ним вместе молчали… …Толстый дядя с отчаянным видом и рюкзаком за плечами, а за ухо заткнута сигарета — у кого-то, верно, стрельнул про запас… Её всё нет… …Малыш в очках – распахнут рот, глазеет по сторонам… …Стайка велосипедистов, у одного рубашка выбилась из-под ремня, и полы – как голубые крылья… …Смеются… …Через дорогу перед почтительным фронтом машин весёлой сороконожкой щебечет детский сад… …Асфальт прощёлкан следами тоненьких шпилек — словно козьи копытца у водопоя… …Шагают слесари в ржавых робах с инструментами под рукой… …Вслед за отливом машин плетётся сонная фура с дремлющим дедом на козлах… Она уже не придёт. И я встаю и ныряю в Солнце… «О чём мы спорили…» О чём мы спорили?.. Ах, да, – о фронде. О том, что – бунт, что бунта – вроде нет… А мне в глаза пахнуло гарью фронта, кривым рубцом прожжённого во мне… Мне не уйти. Мне никуда не деться. Мне не стереть ничем и никогда: «Откуда я? – Из собственного детства». А там – война. Там с детства я – солдат. Мне не уйти. Кто нынче их отыщет — развалины, окопы, блиндажи, разбитой колеёй по пепелищам в меня ведущие?.. Но почему, скажи, мне снится запах мокрого железа, и едкий дух палёного жнивья, и над истерзанным, над выщербленным лесом — живою сажей хлопья воронья?.. И почему я, на краю кювета, схватить пытаюсь скользкую траву и – не могу… Ответь, откуда это?.. Но я – прорвусь… Я вырвусь. Я – живу!.. Я верю в это. Верю – значит, выжил. А надо мной, как в чёртовом кругу, замкнулось вороньё — всё ниже, ниже… Хочу прогнать, кричать и – не могу… …О чём мы спорили? Ах, да… Скажи мне всё же, кто я такой?.. Темнеет на дворе. Мы пьём на кухне чай и спорим. Только, может, всё это бред? Последний, страшный бред!.. А я, хрипя, вцепляюсь в край кювета, и горько тлеет влажное жнивьё, и тишина звенит, как полдень лета, и надо мной — кружится вороньё… «Безоблачный взгляд отшельника…» Безоблачный взгляд отшельника вперяю в марево мира… Сердец кошельки замшелые анатомирую: скальпель зрачков бесстрастных отсекает от слоя слой возвышенную раскраску, тусклое олово слов и множество прочих фальшей, нагромождённых крутой корой… Препарирую дальше — добываю Нутро!.. Коллекционирую — клею к небу, слегка синевой подкрашенному. Хотите взглянуть? Ведь вам ещё не было страшно!.. …Вон комочек дрожащей слизи — Нутро Вождя, Гениального и Великого. А некто, Народной Совестью признанный, носил в себе этот номер шпика. Та голая, злобно косящая крыса из девушки нежной, наивной, невинной… И чьей-то берцовой кости огрызок хранился в груди гуманиста видного… У других — медузы, стекляшки, печати, скорпионы, монеты, собачий помёт, кусок штукатурки, процарапанный словом площадным, клочья грязных подштанников и знамён… Паноптикум. Свалка. Лавка утильщика… Триумфальное шествие прогресса Человека!.. Анно Гомини — почти две тысячи, как он, распинаем, дабы не воскреснуть… Но – грядёт из шабаша рынков, атомов, Римов, Содомов, веков, плевков багровым рыком гнев Герострата, мстящего за осквернённых богов!.. |
