Как бы ни мирились заклятые братья, пожимая руку после хорошей драки, один всегда старался сломать другому палец.

С развитием высоких технологий, войны становились только активнее и изощреннее. Казалось, что люди изобретают новые грани своей жизни, только затем, чтобы убивать друг друга. Каждая новая технология, каждый открытый научный закон мог спасти множество жизней, но неизменно всё это только отбирало их. Любые признаки гуманизма, высокого состояния духа, всё это означало на словах одно, а на деле совсем другое. Возможно, всему тому виной далёкий предок человека, весьма скверного характера зверёк, способный на самые страшные вещи, даже по отношению к самому себе. Людям явно не повезло с «прародителем», им по наследству достались его множественные недостатки. И если не получалось воевать напрямую, то это делали косвенно, например через спорт. Мало кто из людей подозревает, что спорт тоже грань войны, где один побеждает другого, только «стреляя» в него холостыми патронами. Каждая из стран считала себя сильнее, но не всегда силой выигрывают войны. Иногда все решает шальной случай или несправедливая удача.

Однажды один брат поскользнулся на свежем льду, который сам и создал, разлив ведро воды прямо перед собственным домом.

Одна страна слишком увлеклась предтечами гуманизма и рационализма, бессмысленной войне предпочтя логичный мир. Её правители тянули руку к бывшим врагам, пытаясь явить любовь и покончить с бесполезной враждой. Век гуманизма стоил очень дорого для нашего народа. Сначала они тоже явили нам мир и протянули руки дружбы и любви. Одновременно ударив в позвоночник ножом. И в одну темную ночь, вместе с линиями дня, не стало и нашей страны. Никто не успел понять, что произошло, сотни миллионов человек вскрикнули в один миг и замолчали навсегда. Они уничтожили почти все территории, пригодные для жизни, превратив их в выжженные пустыни песка или снега. Спастись смогли лишь немногие, те, кто находился на приграничных территориях, в относительной дали от основных ударов, или те, кто по каким-то причинам находился на других континентах. Войны такого уровня хорошей экологии не добавляют, природа стала активно умирать. Растительная пища практически полностью исчезла, и скоро на планете начался голод. Победившей демократии нужно было выжить, и победители приняли тяжелое, но единственное решение. Если вы думаете, что заставить человека есть другого человека – нереально, то вы жестоко ошибаетесь.

Теперь они граждане, принесшие на планету мир и демократию, а мы проигравшие – их еда.

Очень сложно отделить один день от другого, когда каждый день одинаковый. На фабрике один цикл, когда немного светло и когда почти темно. Это день и ночь. Всё давно смешивается в кашу, и сложно сказать, что было вчера, или десять, а может и сто дней назад. Но экраны давали какую-то информацию по этому поводу. И если достаточно этим интересоваться, то всегда можно сделать выводы. Сегодня третий день после дня прощения у планеты. Три дня назад граждане бурно праздновали свой праздник. На экране демонстрировали пышный салют на фоне огромного города, мельком показывали, как граждане ходили в этот день друг к другу в гости. Солидные люди в чёрных костюмах, взявшись за руки, водили хоровод вокруг праздничного шарика, под яркие вспышки фотоаппаратов. Раньше, когда не было экранов, этот день угадывался иначе. В этот день граждане сверху веселились, поздравляли друг друга и говорили громче обычного.

Мы ели, вокруг меня сидело несколько старших и о чем-то вяло спорили. Я был мыслями в себе, думал о своем календаре который вёл зарубками на железной стене. Мне казалось, что подсчёт времени, единственная точка опоры в жизни и условие к разуму. Но, с другой стороны, в этом не было никакого смысла: считай, не считай, всё равно тебя съедят. Я заметил какое-то движение боковым зрением и сразу приготовился к худшему, ведь это мог быть он, желая поквитаться со мною.

Но я ошибался, это был слейв из девятнадцатого. В моем цеху, есть проблемные проходы, с которыми сложно справляться даже мне. Так уж же повелось, что в 19-м вечно льётся кровь. Их всегда было видно, они много ели и всегда опережали всех на несколько кругов в день. Они делали это назло самой жизни, показывая ей, что совсем не боятся её. Они бросали вызов судьбе, и всегда платили за это кровью, они торопились жить, и поэтому умирали раньше других. Сначала я думал разобраться с ними, и не понимал, почему прошлый вождь не приструнил их раньше. Но потом я всё понял. Пока я был никем, они казались мне угрозой, опасной проблемой, которая могла задеть лично меня. Но всё изменилось, когда боги улыбнулись мне. Прошлый вождь держал их около себя, как основную боевую силу. Они были лучшим представительством и защитой, на которую можно было опереться при общении с другими цехами, если не хватало логичных аргументов и древнего путаного свода противоречивых правил от мудрецов. И когда я стал вождем, я ничего не стал менять. Поэтому между нами существовало взаимовыгодное сосуществование: я не мешаю им купаться в собственной крови и умирать, а они делают это же для меня, если мне это необходимо. Многим из них светило хорошее будущее, где-то в дорогих магазинах, а может быть, даже некоторых из них оставили бы для размножения. Если они подойдут под хороший гост, в чём я почти не сомневался, их будут ещё выдерживать пять или даже десять лет.

Поэтому когда я заметил странную возню, то даже глазом не повёл. Я почувствовал, что сейчас что-то будет, слишком тяжелый стал воздух. Пусть эти дурные слейвы соберут свою кровавую жертву, если им угодно, я не против. Непонятное движение тут закончилось, и я выкинул это из головы. Мы уже доедали свою искусственную баланду. Нить матовой еды оборвалась, медленно опала на продольный стол. Тысячи рук, соревнуясь друг с другом за кусок, из последних сил расхватывали остатки еды и уносили их между других тел, куда-то вглубь от стола.

Раздались крики, ругань и звуки тупых ударов, предчувствие не подвело меня. Я повернул голову и увидел, как один из девятнадцатого повалил кого-то на пол и, не зная пощады, наносит удары. Слейва было хорошо видно, его руки вздымались верх, и тяжело опускались вниз, неся боль и смерть. Неистовая толпа, проглотив последние куски, немного расступилась, образовав полукруг вокруг битвы, и взялась за руки. Они медленно пошли по кругу, благословляя криками танец смерти внутри хоровода. Тот, кого били, был полностью скрыт от меня, казалось, что неистовый слейв из 19-го, не помня себя, зачем-то бьёт пол. Слейв из 19-го ежесекундно скрывался из виду, то выскакивал между тел, ведущих хоровод. Бледный электрический свет и тени убыстрившегося хоровода играли мрачно, то погружая битву во мрак, то выводя ее на свет.

Старшие вокруг меня разом подскочили, но я дернул одного из них за руку, и все послушно сели обратно. Лишь один из старших застыл где-то на полпути, в его глазах загорался огонь битвы. Непозволительная роскошь идти против воли вождя. Я с силой потянул его мизинец в обратную сторону, он хрустнул. Ослушник вскрикнул от боли, но его крик утонул в шуме толпы, он тут же сел обратно.

Тот, из 19-го, истошно заорал на всю фабрику:

– Ты высший гост?? Ты? Уже нет! Теперь твоё место в бесплатном обеде для бедных!

Он дико смеялся и наносил удары. На втором этаже что-то происходило. Сначала я почувствовал новое движение в воздухе, потом несколько ламп слегка пошатнулось. По железному мостику сверху кто-то бежал, лязгая железом о железо. Въехал подвесной кран и направил сканирующие прожекторы на нас. Зелёная сетка сканера ползала по поверхностям, обволакивая всех, изучая. По движущемуся хороводу сновали зелёные полосы, тая в тенях. Из крана резко опустились два хомута, и зафиксировались на шее дерущихся, один из которых наверняка уже был мертв. На всех колоннах загорелись индикаторы с надписью: «острый пол» и раздался противный скребущий звук сирены, напоминающий скребущиеся друг о друга листы железа.