Что ж, смотреть на его спину против света было то ещё удовольствие. Договариваться с толстяком-хозяином со смеющимися глазами не хотелось, он и так говорил с ней как с глупой соплюшкой когда она спрашивала о самой дешёвой еде. Тем не менее она предусмотрительно подъев крошки подхватила опустевшую деревянную чарку и бухнулась на скамейку рядом с обернувшимся к ней человеком.

– Уважаемый, найдется ли место переночевать?

Хозяин окинул их двоих взглядом.

Взгляд человека бессмысленно скользнул по ней, дольше остановившись на глазах, и он потеряв интерес снова неторопливо глотнул из своей чарки, бессмысленно рассматривая что-то на стене.

– Можешь в сеннике, в конюшне. Пара медяков с тебя, – с видом вселенского одолжения пробормотал хозяин.

Человек по соседству оживился.

– Всего пара? Что ж я буду серебряшку тратить на кровать? Да и всего на ночь.

Голос у него оказался непривычно оживлённым, будто бы его только отвлекли от внутренней беседы, неприятно ласковым, пробирающимся под кожу, и вместе с тем резковатым.

– Не натворите там дел, молодняк, – бросил им мужик, забирая плату.

Ночь оказалась темнее чем ожидала Мисти. Воздух прихватило морозцем, о том чтобы спать на голой земле без костра не могло быть и речи. Вышедший первым спутник выдохнул изо рта пар. Девица поправила на шее обмотанный несколько раз тонкий платок, служивший шарфом и призванный не дать кусачему ветерку простудить шею.

На утро Мисти с грустью провожала взглядом бодро идущего на север человека. Вот так, пройдешь десятки миль и едва перемолвишься с кем словом. Одиночество. Впрочем это было невероятно хорошо. Одиночество значит, что она прожила ещё день не нажив себе неприятелей.

Конечная цель её путешествия была в неделе-двух пути, если она конечно не налажала с картой и свернула с южного потока в правильном месте. Чёрт, она никогда не была хороша в картах. Что там увидишь в этих линиях и словах когда перед тобой только бескрайние рощицы да редкие поселения. Да и не всегда удавалось даже навскидку определить стороны света по солнцу, не то чтобы полдень и осенние короткие дни, а то что от голода она иногда просыпалась под вечер, когда солнце уже заходило. Удачный день если удавалось проснуться до рассвета. Время было слишком мимолётным ресурсом, что уж.

Время прибавить шаг. Едва ли её скорость сравнима со скоростью того человека, это и хорошо несмотря на то что он направлялся в другую сторону. Не будет всяких сомнительных мыслей типа обокрасть, или сначала прикончить, а уже потом помародерствовать. С другой стороны нельзя же жить праведно всегда, когда-нибудь тебя все-равно схватят и обвинят в каком-нибудь несусветном преступлении против всего рода людского, и совсем-совсем никто тебе не поможет. И тогда станет даже обидно что не пользовалась удобнейшим удачным случаем сделать свою жизнь немного комфортней за счёт совсем маленького усилия.

Через считанные дни девица вышла к морю под совершенно неожиданным углом, кажется осень уже совсем поздняя, а она беспечно забыла о времени.

Каин сторонился одногодок Ордена. Конечно его впечатляла огромная крепость, не виденные раньше так близко орудия на стенах, лощеные богатые рыцари на баснословно дорогих ухоженных конях. Он видел как молоденькие девушки-прислужницы краснеют поймав привольный взгляд, как озорно смеются девицы меж собой, замыкаясь в стайки за кухней у конюшен. Прислуживая в большом зале каждая была образцом чистоты и скромности.

Они обедали там же, но заговаривать с прислугой им не разрешалось. Это не останавливало горячие головы, не все их них оказывались пойманными, но Каин ел свой простой обед и не понимал зачем рисковать. Он обнаружил со слабым удивлением что он сам – тихоня среди шумной компании будущих оруженосцев и подмастерьев.

Он неуверенно мечтал как вот, ни один рыцарь не возьмёт его, мечтать было легко слушая байки остальных про влиятельные семьи, у одного парнишки даже служил здесь брат.

Но Каин не обманывался. Тренировочные поединки, особое отношение учителей уже на вторую неделю – военная школа дала ему слишком многое чтобы остаться на обочине Ордена. Здесь ценилась сила и ум прежде всего, в это верил Каин, и не сомневался что получит место. Скучная зубрежка, дисциплинарная муштра, унизительные тренировки с домашним учителем – в этом месте вся его жизнь не служила балластом.

Проблема в том, что само служение Ордену виделось Каину балластом.

Но чего он сейчас хотел сам, по своей собственной воле? Он хотел жить дома, в те времена, каким ему виделся дом в долгие, изнурительно долгие годы школы – светлым привольным местом, красивым имением на берегу Подгорного. Цветущие сады, ароматные фрукты под конец лета, бескрайние леса кругом.

Это был рай где он не был никому нужен. Но готов ли он потратить свою жизнь за возможность очень редко туда возвращаться? Нет, он не готов.

В каждом поединке, при каждой условной победе, видя в глазах учителя одобрение, слыша за спиной тихий говор пары рыцарей что часто приходили понаблюдать, он внутреннее кричал – мне всё это не нужно, чего же вы смотрите?!! Мне не нужна эта победа!

Он уже наметил план собственного развлечения – подыграть этим дуралеям, ничего в руках не державшим кроме лопаты да топора, но дуралеям это надоело быстрее.

Он оказался сброшенным с моста с несколькими ножевыми.

Я стал вечным изваянием вкруг прекрасной иллюзии моей памяти, оттуда она не ускользнет никогда.

Извер тяжело дышал. Касаясь его плечом так же хрипло дышала Тасссия. Извер скосил глаза на её маленькую, но всё же уперто перекачивающую воздух грудную клетку, и подивился что до её груди ему не было никакого дела. Впрочем что там была за грудь – посвящать ей сонеты было бы бессмысленно.

Тасссия его мало волновала. Его интересовал белый огонь в сердце, в момент когда она неторопливо оглядывала его лицо, протягивала руку навстречу его руке, целовалась прикрыв глаза так же медленно и последовательно, и дальше Извер растворялся в этом чувстве; в конце концов у их занятия не было другой цели.

Тасссия свернулась клубочком у его бока, укрылась покрывалом для тепла и дыхание её затихло, плавно возвышалась и опадала торчащая спутанными волосами расплывающаяся в сознании Извера фигура.

Извер задумался о своём, перебирал в голове прошлые тягомотные события, теперь они уже виделись далёкими и безопасными, мелочными, но это только сейчас. Стоило выйти из трактирной комнаты и вся рутина погребет под собой. Тем более ценны были эти самые минуты отдыха.

«Тасссия, моя душа» – подумал он отстраненно.

Нет, не «душа».

Душенька?..

Подушенька.

По-другому не скажешь. Спящая дева ничего не значила. Значило только это чувство в его сердце. Сможет ли он оставить его подольше? Стоило быть ближе к жрице, стоило убедить её остаться ближе. Быть может переговорить с храмовым наставником? Такую девицу как найденный на дороге необычный камешек не хотелось выбрасывать обратно в пыль.

И всё же это лишь камешек. Сколько ещё таких? Красивее или лучше, это неважно. Если он чувствует это рядом с одной, почувствует и с другой. Слишком уж много мороки.

Так решил Извер прежде чем задремать.

Так он уже не думал под вечер, когда Тасссия с плавным танцующим изяществом облачалась в храмовое платье. Она красива – подумал он. Красивая и умная, поправился он, получив полный дружелюбной близости взгляд когда она прошла мимо. Ощутил весь груз нависших на него с небес проблем лишь спустя мгновение как за ней мягко закрылась дверь, мелькнув серым красиво взметнувшимся подолом.

Нет, нужно что-то сделать со жрицей, – подумал Извер. Так и хотелось с силой потирая лицо руками рухнуть на кровать, вздыхая как старик о прошлом, но настоящего желания сделать так не было. Но даже тени хватало чтобы ощущать себя как-то не так.