Они больше не говорили, оставаясь недвижимы и лишь сжимая ладони друг друга, вдыхая аромат горячего воздуха пустыни. Вместе в последний раз.

Я было решил, что неуместно здесь находиться из любопытства, как вдруг рунианец заговорил:

– Мори, есть три просьбы. Прошу отнесись к этому серьезно.

Она с готовностью закивала головой и собиралась что-то сказать, но он поднял указательный палец к ее губам, и она замерла, жадно сверля его глазами.

– Я должен знать перед смертью, что, пожри меня Бездна, произошло. Только прошу, опусти лишние подробности! – Он поморщился, осторожно касаясь своего бока. – Кто, как, за что?

Она вдруг опустила глаза, будто не решаясь с ответом, а когда подняла их, то я увидел, как на только что заплаканных щеках проступили жилы. Ярость, какая была вложена в это движение, стала практически осязаемой.

– Нас предали! Кто-то навел на целый караван морок. Может, одурманили или опоили вас. Я не знаю! – последние слова она прошипела, мелко дрожа и сжимая крошечные кулаки.

– Там в пустыне… Это были не Брисфортские мясники! Обычные торговцы с рынка, просто давшие хороший крюк от основного тракта. Какие-то тальгеды возившие контрабанду… Может, никто ничего бы и не узнал, но те, кто столкнул вас лбами в пустыне, пустили по городу один слушок. Мол, ваши ребята совсем распустились и втихую грабят купцов тальгедов. А недавно опять заграбастали добычу, всех перебив. Понимаешь? – она замолчала, подбирая слова. – Похоже на бред, да? Сначала никто не поверил, но скоро пришли вести о том, что в песках и правда пропал караван тальгедов! Да еще и в придачу с каким-то знатным колдуном из их высшей знати! Что было потом, ты и сам знаешь. Когда вас брали по возвращению на рынок, то, естественно у многих нашли трофеи с того разбитого каравана, что и стало главной уликой обвинения.

Она снова опустила глаза и закрыла лицо руками.

– Ну, хватит, не лей на меня слезы, и так все тело щиплет!

Он коснулся ее плеча, но девушка лишь всхлипнула, продолжив:

– Это еще не все! Тальгедские караванщики со всей пустыни получили сигнал о том, что Чанранский рынок более небезопасен. Сразу же поползли слухи о предательстве стаи. Не знаю, кто это все распускает, но он оказался хитер, как Пожиратель, – минувшей ночью пески были спокойны, словно перед войной.

Рунианец, нахмурившись, кивнул, показывая, что слушает дальше. Девушка нервно оглянулась на звуки из коридора и зашептала:

– Ты понимаешь, что это значит? – она снова оглянулась, и когда повернула голову обратно, то я увидел глаза полные ужаса.

– Некоторые считают это провокацией! Я говорила с Лулу Корноухой. Она уверена, что кто-то пытается подставить под удар весь юг. Сам посуди, тальгеды находятся под нами многие годы, но на птичьих правах, а значит, среди них всегда найдутся недовольные. Вместе с тем, их колдуны составят основную ударную силу в противостоянии волшебникам людей, случись война с севером. Ходят слухи, что Академия Тайн разрастается так, что уже сегодня может выставить не менее трех сотен боевых магов! Слагдебарра последние месяцы работает без сна, и вы у себя в горах создаете такое, – она подняла обе руки в воздух, не зная, как описать. – Одним словом, что вы стали очень опасны!

– Что ты такое говоришь? Причем здесь север? – рунианец уставился на девушку, как на ненормальную, но ее взгляд оставался серьезным.

– Дарек, кому-то в этом мире нужна новая бойня. Прикинь вот что! Империя давно не выигрывала крупных войн. Они потеряли чуть ли не половину богатейших земель во времена Войны долгой весны. Потом не смогли забрать у нас Багровый шрам во время Железной войны. Люди Арскейя потеряли тальгедов и все их знания о некромантии! Все знали, что однажды империя отомстит.

Рунианец еще больше нахмурился, задумчиво уставившись в стену.

– Провокация. Они знали, что старые дрязги вспыхнут моментально, дай только хороший повод. А что может быть лучше, чем неопровержимые доказательства убийства? Но зачем тогда меня оставили в живых?

Девушка снова опустила глаза. Ее губы дрожали, она просто не могла сказать это вслух, но ее друг уже и сам все понял.

– Меня пообещали публично казнить. Они должны объявить непричастность рынка и стаи. Все свалят на так удачно подвернувшегося слага, указав при этом на империю.

Вдруг рунианец, опершись обеими руками об пол, кряхтя, поднял торс и сел, тяжело дыша.

– Мори, моя вторая просьба – не мстить. Это не обсуждается! Если кто и должен, то не ты. Не лезь в это дерьмо! Чует сердце, силы, с которыми мы столкнулись, настолько велики, что любого переломают, как мельничные жернова. Их не остановить ни тебе, ни мне!

Она вскинула курносый нос, отвернувшись и всем видом показывая, что не согласна, но осознав тотчас неуместность момента, развернулась и с тоской посмотрела в его глаза.

– Какая третья просьба? – прошептала она совсем тихо.

– Когда-то у меня была семья. Далеко на севере слагрунов у меня есть брат. Наши родители погибли очень давно, несчастный случай – горный обвал. Это случилось вскоре после его рождения. Прошло, кажется, пять лет, а я все не мог стать ему тем братом, которого парнишка заслуживал. Я был эгоистом и дураком! Знаешь, просто не мог на него смотреть. Он рос один в один, как наш отец, словно отлитая из железа копия. Тогда я рвался к приключениям и деньгам. Решил уехать навсегда, колесить по миру, искать ратных подвигов, сколотить состояние! – он усмехнулся и поднял на вендази усталые глаза.

Вендази не сказала ни слова, лишь обхватила его голову руками, прижав к груди.

– Я уезжал, бросая его сиротой, понимаешь? – по щеке Дарека покатилась одинокая слеза, оставляя блестящую дорожку на темной коже.

Наконец овладев собой, рунианец несколько раз натужно вздохнул и продолжил:

– Он остался на попечении местного шамана. Можешь себе представить, у парнишки обнаружили дар! Он был еще совсем ребенком, но уже понимал, что к чему. Тогда на прощание я пообещал, что однажды мы с ним поднимемся на вершину Пуравва[21]. Его зовут Кзор. Свяжись с ним, как сможешь. Передай, чтобы простил меня. Мне очень жаль.

У меня закружилась голова. Водоворот страстей этой пары в одночасье ударил прямо мне в лицо, оглушая и руша возводимые мной защитные барьеры. Брат. Дарек. Мой брат. Видение начало мерцать, воздух поплыл вокруг, искрясь грозовыми всполохами, я уже почти ничего не видел. Оставались лишь размытые силуэты, когда мой мир взорвался болью.

Я сидел перед вратами, которые смотрели на меня пустым черным провалом, и лишь отголоски засыпающей силы пульсировали на кончиках моих пальцев. Чуть поодаль от меня стояла парочка, видимо, гулявшая неподалеку. Они замерли, настороженно глядя на меня, о чем-то перешептываясь. На их еще совсем детских лицах проступил страх. Я примирительно поднял вверх правую руку, показывая, что не вооружен, и со стоном поднялся на ноги.

– Прошу простить, если напугал вас, уважаемые. Кажется, мне стало плохо, и я потерял сознание. Премного сожалею, если нарушил вашу приватность. Хорошего вечера!

Я развернулся и, тяжело шагая, устремился прочь, но вскоре за моей спиной послышались торопливые шаги, и меня окликнули:

– Простите, не расслышал вашего имени. С вами точно все в порядке? Вы не ранены? Нам показалось, что вы кричали. Возможно, вы ударились при падении!

Я обернулся к ним и деланно состроил полуулыбку, благодушно приложив руку к сердцу, проговорил, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно:

– Еще раз благодарю за беспокойство, уважаемые, но вы мне никак не поможете. Я лучше пойду домой и отдохну. Не дело с моим-то здоровьем гулять одному по ночам!

Сказав это, я развернулся и пошел дальше, уже не оглядываясь. До меня долетел шепот девицы:

– По-моему, с ним все-таки что-то случилось!

Но на мое счастье, не столь участливый, как его спутница, кавалер увел свою даму подобру-поздорову.

Я брел к трактиру, рассеянно пиная мелкие камешки на мостовой, временами пошатываясь и останавливаясь, чтобы отдышаться. Ни о чем не думая, в каком-то черном забытье, я двигался, не глядя перед собой, врезаясь в стены и не разбирая дороги, когда губы сами прошептали то, что мозг отказывался принимать: