Однако фаршированная белыми грибами и запеченная в духовке ярославская курица, купленная опытным Бронбеусом (грибы тоже были ярославские), не оставила равнодушной даже издерганную крайности Наталью.
Курица была посыпана ароматными разноцветными приправами и, несмотря на изрядную величину, оказалась пропеченной, с нежной хрустящей корочкой.
— Тебе не нужна жена, — уплетая куриную ногу, заметила Наташа, — ни мне, ни даже маме ввек бы так не приготовить курицу. Это же не курица, это — гусь.
— Насчет жены я как-то не успел подумать, — ответил Владислав, но подумаю в ближайшее время. Например, завтра.
— То есть?
— Что то есть?
— Ну… в смысле, она у тебя есть?
— Нет, я же сказал, подумаю в ближайшее время. После обеда они перекочевали в кабинет мастера и разговаривали там, потягивая кофе.
— Дети, — сказал Бронбеус, — завтра будет дождь. Не знаю, как вам, а мне утомительна эта бесконечная жара. Да и наше молодое дарование овеяло нас особенным зноем.
— Простите меня, — жалобно ответила Наташа, — я наломала дров. Но я не видела другого! выхода. И чуть было не поплатилась сама.
— Я могу догадываться о многом, — внимательно глядя на нее, произнес старый мастер, — но лучше тебе рассказать все самой. Тут важны тончайшие детали.
— Я поняла.
— Итак. Чего добивались от тебя эти подонки? Конкретно.
— Я же сказала, я писала для них копии…
— Оставь, картины они у тебя забрали, и все. Тут что-то другое. То, о чем ты молчишь.
— Я узнала, где они прячут картины.
— Опять картины…
— Да подождите, я привожу в порядок мысли. Картины на даче жениха Ольги Остроуховой. Его зовут Анатолий Сигизмундович Парфенов. Он что-то вроде секретаря у Шишкина. Верно, устраивает всякие сделки по продаже картин. Ездит все время куда-то. Вот как Владислав.
— Какое тут может быть сравнение? Пожалуйста, не передергивай.
— Ну да, я же сказала, привожу мысли в порядок… Похоже на то, что на этой даче у них было организовано что-то вроде склада, оттуда они собирались удирать за рубеж, прихватив все свое добро.
Владислав строго смотрел на нее, нахмурив брови.
— Картины, Наташенька, тут дело третье, — парировал Бронбеус. — По крайней мере, тут речь не только о твоих изделиях. Откуда ты знаешь о характере отношений Шишкина и Парфенова?
— Я как-то подслушала их разговор.
Реставратор побледнел, точно представив, какой опасности она подвергала себя.
— Я прошу тебя еще раз, Наталья, не скрывай ничего от нас. Ты делаешь нам больно. Но это еще ничего…
— Я говорила Шишкину, что Ольга показывала мне эти картины.
— Это несколько осложняет дело. Но не настолько. Настоящую охоту за тобой они не могли развернуть только на этом основании.
Наташа потупилась, закрыла лицо ладонями и глухо произнесла:
— Мне стыдно. Вы отвернетесь от меня, когда узнаете правду.
Ей тут же не к месту припомнился жирный крест, который поставил на их отношениях, да и на самой Наташиной жизни, Андрей, когда узнал о существовании этого криминального сюжета в биографии невесты.
— Разве я бросил тебя? — вдруг спросил Владислав. — Я пришел тебе на помощь.
— Да-да, — быстро ответила она, стуча зубами, опять начинался озноб. — Я изготовила для них клише. Он, этот Антон Михайлович, который был посредником между мной и своим начальством, сказал тогда, что это матрица ценных бумаг их фирмы. Но когда Стас затеял свою гнусность, он просветил меня — никакой такой фирмы не существует. А я сделала клише для производства фальшивых бумаг крупной французской фирмы. Вот так… Что я связалась с бандой фальшивомонетчиков. Я не могла предполагать, что за всем этим стоит Лев Степанович Шишкин. Искусствовед все-таки. Прохиндей, но не столь же широкого профиля, думала я.
— Профиль его много шире, — задумчиво отвечал Бронбеус, — продолжай.
— А сегодня он в припадке хвастовства и предполагая, что я никогда не выйду из мастерской, признался в этой широте. Да я несколько раньше из его разговора с Парфеновым поняла, что он за птица. Сегодня же он сказал, что сам и является заказчиком матрицы.
— Угораздило тебя, девочка, — покачал головой Бронбеус. — И тебе ни разу не пришло в голову, что они в любом случае не отстанут от тебя?
— Это мне в голову не приходило.
— Да в любом случае, даже если ты найдешь и вернешь им матрицу, они тебя должны будут… устранить… как свидетеля. А ты, Слава, тоже герой. Имею в виду твой звонок перовскому корифею. Остроумно, конечно.
Но ты перетончил. Не думаешь, что они смогут договориться?
— Не думаю. Им сейчас будет не до Наташи, они занимаются друг другом.
— А если? На время ты отвел от Наташи эту свору, но ведь клише они будут искать до победного конца. И опасность не уменьшается, скорее наоборот.
— Что же, нет выхода? — подняв бровь, произнес Владислав насмешливо. — Есть идея, учитель. Как говорится, не двинув пушки и рубля…
Он что-то сказал Бронбеусу на ухо, отчего тот довольно крякнул. Потом они извинились и, заговорщицки переглядываясь, отправились вдвоем в кухню.
— Наташенька, — нежно обратился к ней старик, вернувшийся через некоторое время, — мы не станем больше тебя мучить.
— Клише они не найдут никогда, потому что даже я не могу его найти. Никто не знает, где эта дрянь, — ответила Наташа. — Я не знаю, что нам делать.
— А ничего нам не надо делать, — убежденно сказал тот. — Вот Слава все знает. Он сейчас уйдет, но очень скоро вернется.
Реставратор кивнул и направился к двери.
— Нет! — крикнула Наташа, — да нет же! Не надо меня бросать. Мне страшно. Что я натворила! А что могла бы натворить еще, вот ужас-то!
— Наталья Николаевна, — укоризненно обернулся к ней реставратор, — все обойдется, уверяю.
Он накинул плащ, поднял воротник, а кепку Бронбеуса надел с таким шиком, что они покатились бы со смеху в другое время.
— В переулке каждая собака знает мою легкую походку.
Владислав вернулся через два часа. Короткий московский ливень не причинил ему неудобств, лишь кое-где на темной ткани плаща сверкали алмазные капли. В квартире запахло свежестью. Он выхватил из-за спины букет полевых цветов.
— Цветы… мне, — расстроилась Наталья, — за что?
— Аванс, — ответил Владислав. — И то небольшой. Твой сегодняшний лист стоит много дороже. Однако клише нужно найти и уничтожить. Но с этого мгновения ты не сделаешь ни шагу из этой квартиры. Сейчас необходимо выждать.
— Да, — торжественно вступил в разговор Бронбеус. — Мы со Славой усаживаем тебя под домашний арест. Будешь сидеть и готовиться к выставке.
— У меня нет ни одежды, ни красок, у меня каблук сломался, у меня даже носового платка нет слезы вытереть.
— Глупости, — ответил Бронбеус, — все, что тебе надо, Слава раздобудет. В соседнем магазине.
— Придется подчиниться грубой силе, — недовольно пробурчала Наташа.
Перспектива несколько дней, а то и недель, просидеть в квартире Бронбеуса в обществе Владислава вовсе не казалась ей ужасной, наоборот, она возлагала большие надежды на установление некой определенности в их отношениях. Она была заинтригована и уже желала какого-либо объяснения.
Но Тонечка! Надо срочно отправить ей деньги, а она даже не сможет съездить в Переделкино и вытащить из тайника то, что там спрятала. Впрочем, этой суммы было более чем недостаточно.
С тяжелым сердцем Наташа вынуждена была признаться сама себе, что планы ее потерпели крах, что операцию Васеньке не сделают, что придется звонить Тонечке…
А дальше Наташа думать не хотела. Она даже представить себе не могла, как на это отреагирует Тонечка, какое страшное разочарование ее ждет.
С этими мрачными мыслями Наташа отправилась спать.
Проснулась она, чувствуя прилив сил. Детали вчерашнего дня стерлись, оставив одно только воспоминание о спасении. Но будущее представилось настолько печальным, что Наташа погрузилась в прозрачную полудрему, страшась выбраться из-под одеяла.
