— У-виль-ды, — пропел потом Андрей, — я обожаю те-бя.

— Кого? — смеялась Наташа.

— Тебя, те-бя…

Это острое, яркое ощущение счастья и общей, на двоих, тайны еще больше сблизило их.

Тонечка, пристально вглядываясь в вернувшуюся из поездки загоревшую, окрепшую дочь, вздохнула:

— Как-то ты… повзрослела.

«Ничего-то ты не понимаешь», — думала Наташа, целуя мать, и мечтала о свадебном платье, стилизованном под итальянский средневековый наряд, и длинной двухвостой вуали на убранной цветами голове. Свадьба их была делом решенным и, наверное, потому постоянно откладывалась.

Потом заболел отец, а Андрей получил заказ на книгу о древнем городе, недавно открытом археологами.

Он по-прежнему приходил по субботам, пил чай, рассказывал Наташе о людях, живших вечность назад, о погибшей цивилизации и удивленно поднимал брови, когда Наташа отказывалась пойти погулять.

«Ты что, с отцом похоронить себя хочешь?» — сердитым шепотом вопрошал Андрей. А у нее сжималось болезненно сердце от этой невольной жестокости. Как же он может! Ведь они воюют с этой болезнью и день и ночь. Ведь только надежда позволяет им выдержать это напряжение.

«У меня беда, у меня, — хотелось кричать ей, — я здесь, твоя, живая, не город какой-то несуществующий, а женщина. Ты нужен мне! Помоги!» Но она лишь плотнее сжимала губы, замыкалась в себе.

«Я не могу на это смотреть, ты превратилась в старушку», — сказал однажды Андрей и уехал на раскопки.

Обида недолго мучила Наташу. Стремительность трагических событий, последовавших за отъездом жениха, не позволила взрастить в себе эту сорную траву. Но она стала забывать Андрея. Даже голос его, раньше казавшийся самым родным на свете, теперь звучал отчужденно.

«Сейчас для меня важно только то, что важно для меня», — думала Наташа в ответ на очередной телефонный доклад Андрея о своей работе.

Последняя картина была окончена, когда Наташа обнаружила, что ящик письменного стола, где лежали деньги, пуст. «Недотянула», — поворчала на себя Наташа и вытащила сберкнижку. На ее счету оставалось чуть больше тысячи рублей. Вечером должна прийти Зоя Егоровна за деньгами для очередной порции вкусненького больничным сидельцам, и Наташа решила снять эти крохи, чтобы дотянуть до расчета.

Приняв через окошечко кассы деньги и сберкнижку, Наташа машинально открыла ее и обмерла. На ее счету, за вычетом заказанной суммы, значилось десять тысяч рублей.

— Что-то не так? — Удивленный вопрос кассирши вернул Наташу к действительности.

— Да, то есть нет, то есть… Могу я узнать, откуда пришло последнее перечисление?

— Вы не знаете, откуда вам приходят деньги? Обратитесь к контролеру.

Но ни к кому обращаться Наташа не стала. Ни о каких отцовых гонорарах уже не могло быть и речи. У Наташи возникло ощущение, что она участвует в чем-то незаконном. «Может, это какая-то ошибка компьютера, и я получаю чужие деньги, тогда, если это выяснится, мне придется возвращать и то, что я потратила. А деньги сейчас так нужны», — подумала она и решила, что как-нибудь исподволь выяснит это, а пока никому об этом не скажет и деньги трогать не будет.

По дороге домой Наташа заехала на Арбат. Недавно прошел дождь, небо было синее в белых кружевах легких облачков и отражалось в лужах. Возле станции «Арбатская», в большой луже, сидел селезень. «Откуда ты здесь, дурачок?» Наташе стало грустно, селезень был один и казался таким потерянным в этом огромном каменном мире, грохочущем и чуждом ему.

В зоомагазин на Арбате они приходили с Андреем смотреть на рыбку телескопа. Наташа находила в нем юмористическое сходство с одним из преподавателей. Рыбка подплывала к стеклу аквариума, смотрела на посетителей будто сквозь толстые круглые окуляры и препотешно разевала рот, совсем как профессор истории, читающий лекцию.

Парочка телескопов плавала в пустом аквариуме, и Наташа купила их, попросив пересадить в маленький круглый аквариум с большой ракушкой на дне и пушистыми водяными растениями.

Стас стоял на своем углу, с книгами и картинами (среди них Наташа увидела два своих пейзажа), курил, со скучающим видом поглядывая на редких в это время дня прохожих. Увидев Наташу издалека, радостно замахал рукой:

— Привет. Что это ты, с подарочком?

— С подарочком себе.

— Деньги завелись, — ухмыльнулся Стас.

— Деньги кончились, приятель, когда расчет?

— Что ты, Татка, такая суровая с верным Стасом? Никогда слова доброго не скажешь, не приласкаешь несчастного, который только о тебе и думает, и заботится день и ночь о твоем благополучии.

— Некогда, Стас, дома пироги готовить некому, приходится хлеб насущный самой добывать. Последнее полотно высохло, приходи смотреть.

— Что из неосуществленных замыслов Зинаиды Серебряковой ты воплотила?

— Не издевайся, Стас, я и так места себе не нахожу из-за этой аферы.

— И не надо тебе место искать, оно уже давно найдено, возле хорошего и верного Стаса твое место.

— Хороший и верный Стас, наверное, знает, во что может обойтись парижский период Серебряковой, в смысле работы? Репродукции, виды Франции, с цветом разные фантазии?

— Я в тебе не сомневался, старушка, — восхищенно выдохнул Стас, — но о другой цене еще пока рано говорить, не обессудь. Кстати, ты очень хорошо сделала, что зашла, а то мне пришлось бы тебя ловить.

Тот мужик, что тебе заказ сделал, познакомиться с тобой хочет.

— Я никого домой не приглашаю.

— И не надо. Это он нас с тобой в ресторан приглашает.

— За какие такие заслуги?

— Поговорить с тобой фирма хочет за свой счет. У них так принято. Да что ты ломаешься! Ты что, каждый день в ресторан ходишь?

— Более того, ни разу не была. Даже не знаю, что туда надевать принято.

— Одежду! Ты и в джинсах хороша, только вот беда: в джинсах туда не пускают.

Стас взял надменно-иронический тон заправского светского льва и, похоже, не хотел его оставлять.

— Я серьезно, Стас, что надевать?

— Платья «коктейль» у тебя, конечно, нет, но надень что-нибудь просто нарядное. В семь я за тобой заеду.

Наташа вдруг почувствовала, что очень устала, что за полтора месяца работы никуда не выходила. Она увидела, что весна в этом году дружная, ранняя, с солнцем, с пышным яблоневым цветением. Ей захотелось музыки, вина, дружеского застолья, вот хоть бы со Стасом, все равно с кем.

Дома ее поджидала Зоя Егоровна с чаем, пирожными и хорошими новостями, — Васеньку выписывают с обнадеживающим диагнозом. Они договорились наутро вместе ехать в клинику, и Наташа принялась готовиться к вечеринке. Собиралась она тщательно, в каком-то радостно любопытствующем недоумении, как будто от этой встречи зависела вся ее дальнейшая жизнь. Зачем заказчику понадобилось знакомиться с ней? Может, хочет установить непосредственный контакт, без посредников?

Но, насколько она знала Стаса, он не упустит своей добычи. Да если и так, то, наверно, заказчик нашел бы способ с ней познакомиться, не привлекая к этому Стаса.

А вдруг — Наташино сердце подпрыгнуло от волнения — ей решили заказать оригинальные полотна? Вдруг те бизнесмены оказались настоящими ценителями и разглядели в Наташе незаурядного мастера?

— Что ж, — Наташа скептически усмехнулась своим мыслям, — вполне детский и, я бы даже сказала, щенячий восторг. Кому ты нужна, неизвестная, нищая студентка, еще даже не закончившая институт, да и вряд ли закончишь с такими темпами. Впрочем, к чему придумывать, скоро само все прояснится.

Она немного обиделась на саму себя за этот самоуверенный порыв, настроение сразу испортилось, от предстоящей встречи она решила не ждать ничего.

И, конечно, платья, хоть сколько-нибудь напоминающего вечернее, не нашлось. Наташа развесила по всей комнате свой гардероб.

— Не густо, — размышляла Наташа вслух, — кофточки, юбочки, жакеты. Полный парад для лекций и библиотек.

Она вдруг со всей отчетливостью поняла, что та жизнь, к которой она привыкла, с которой слилась настолько, что и одежду, и прическу (длинную толстую косу они с матерью растили чуть ли не с трехлетнего возраста Наташи, была даже выработана специальная система ухода за волосами), и стиль поведения она подсознательно выбирала, согласуясь именно с ней, — эта жизнь не вернется никогда.