Стоило пожалеть его самого. Она была уверена, что, вопреки всему, с ней ничего дурного не случится. А Стасик запросто может полететь в тартарары.
— Стас, — грустно сказала она, — у тебя есть голова? Может, я чего-то не понимаю, может, я последняя дура, но влип ты основательно. На сегодняшний день. Ты ведь за помощью пришел, не так ли? И к кому? Ко мне. У которой из-за тебя мелкие бытовые неприятности, назовем это так.
— Татка, нам нужно выиграть несколько дней. Ничто не стоит на месте, за эти дни многое, очень многое изменится. А про эту мастерскую никто не знает. Ты меня поняла?
— Да ради бога, сиди здесь сколько тебе влезет. Нет возражений. Хотелось бы вспомнить все это лет через пять как смешной эпизод.
Стас промолчал. Он терялся, когда с ним разговаривали как с пустым местом.
— Ты сначала делаешь, — продолжала она, — а потом думаешь. Как можешь. Ну вот кто ты теперь? Я не знаю. Один мужик, Стас, забрался на чужую дачу, да еще в погреб, видать к выпивке не хватало соленых огурчиков. А замок в погребе был хитрый, знаешь, эти новые технологии, замочек закрылся. И мужик просидел в погребе несколько месяцев. Он, конечно, все съел, что там было заготовлено. Не представляю, что он мог думать, сидя там. Потом его обнаружили хозяева, Стас. Он продал квартиру, возместил ущерб, видать, те запросили много. А потом, Стас, он ушел в монастырь.
— Спасибо, старуха, ты меня в очередной раз выручила, — перешел Стас на обычный шутовской тон. — Посижу тут.
Но было видно, что он обиделся.
— Спать я буду здесь, тебе на кухне постелю матрас. И никаких сексуальных домогательств. Иначе башку проломлю.
— Ты что, Татка, не можешь ночевать в роскошных профессорских апартаментах?
— Ты что, дурак? Я ведь только что сказала, что меня менты пасут и еще шут знает кто.
— Так ведь ничего же у них нет на тебя.
— А ты откуда знаешь? И вообще, что ты знаешь об этом?
— А что, у них есть портфель с компроматом?
— У них есть мой Левитан, оболтус. А как он к ним попал, я пока не знаю, но догадываюсь.
— Тогда, старуха, никуда не деться. Тогда ты у них первая подозреваемая. Уж не подозреваешь ли ты меня? — неподдельно возмутился Стас, скорее оттого, что подобный поворот разговора никак не входил в его планы.
— Да ведь коню понятно, что больше-то и подозревать некого.
— Есть кого, Татка, — с наигранной горечью ответил он. — Ты знаешь, кого я имею в виду. Увы, увы…
— Остроухова Оленька, конечно, пройдоха, но какая-никакая мне подруга. Гадость такую мне она подстроить не в состоянии, да и не знает она, что картинку я сработала…
— Стас твоя подруга, — сокрушенно сказал он, — и друг, и несчастный твой современник. Не будь ты столь талантлива, — он явно хотел перевести разговор в другое русло, — ничего бы не было, ты понимаешь? И мои таланты, твоего Стаса, ни на что бы не пригодились.
Я ведь при тебе, Татка, вроде лешего или домового.
— Ну-ну, — иронически выслушала его излияния Наташа, — только вот имей в виду, что у доблестных ментов руки коротки притянуть меня за Левитана. Краски, которыми написаны все эти картины, уничтожены. Мои оригинальные работы ни один опытный эксперт не соотнесет с подделками. И что касается моей манеры письма, то она переживает процесс бурного становления. Гений мой, Стас, развивается не по дням, а по часам. То-то же, друг ситный.
Стас, казалось, призадумался над ее словами, а Наташа почувствовала, что сказанное ею заставит его пересмотреть тактику поведения. И что это происходит на ее глазах.
— Жаль мне вас, безумных и юных, — бормотал Стас несколько растерянно обычную свою присказку, обращенную сейчас неизвестно к кому.
Наташа не сомневалась, что пресловутое клише находится у него. Но как быть дальше, она не знала. Ни одного из предложений Стаса она не примет, все это отметается с порога. Он прав только в одном: надо выиграть время. Правда, выигрыши у них будут разные. Стас, похоже, выиграет самое дорогое — жизнь. В том, что этого хлопца, в конкурсе мудаков занявшего второе место, потому что он мудак, могут уничтожить как назойливую вошь, она не сомневалась ни секунды. И видно было, что он знает об этом едва ли не лучше ее самой.
— Дак что, принимаешь ты предложения верного Стаса, который тебя никогда не обманывал? В деньгах будем купаться, Татка, в Европу вырвемся…
— Располагайся, живи пока, так и быть… — отрешенно ответила Наташа. — А про использование станочка забудь.
Я думаю, ты прекрасно понимаешь, что главное сейчас — затаиться.
Наташа физически ощущала, что буквально минуту назад с языка Стаса готов был слететь какой-то важнейший для него вопрос. Сейчас этот вопрос автоматически отменялся.
— Кстати, а где ты деньги-то взял?
— Да у Антона Михайловича любезного. Правда, на другое дело. Я ему коллекцию нэцкэ сторговал у Сашки Антиквара. Он, сердечный, и выложил мне эти десять тысяч. А я с ними не к Сашке, а к тебе пошел.
— Подлюга, — протяжно произнесла Наташа, — так ты их дважды кинул. И меня до кучи.
— А вот тут ты заблуждаешься.
— Да нет, не заблуждаюсь. Я ведь тоже не в Тавриде прохлаждаюсь. Надо мной тот же меч висит. И, честно признаться, я недалека была от желания сдать тебя этому Антону Михайловичу.
— Но ты же не сделала этого, — раболепно пролепетал Стас. — Значит, все-таки Стасик тебе дороже, чем эта банда.
— Просто мне жаль тебя, дурака. Стукнут они тебя по твоей пустой башке, и расколется она как тыква.
— Никогда еще не доводилось мне слышать от тебя такое, — как-то недоверчиво даже произнес Стас.
— Ты от меня еще и не такое услышишь, — пообещала она, — если только жив останешься.
Сейчас Стас боялся ее. Но это никак не могло означать, что страх продержится в нем сколько-нибудь долго.
— А пока мы с тобой живы, — продолжила Наташа, — нам с тобой и поесть не помешает. Так что дуй в магазин, одна нога здесь, другая там. Принеси снеди, да повкуснее. Если не угодишь, я ведь могу передумать.
Наташа закрыла за ним дверь и набрала номер Остроумовой, готовясь не слишком долго выслушивать привычную абракадабру. Но дома той не оказалось. Она пребывала благополучно на даче жениха. И прервать возликовавшую от звонка Оленьку оказалось делом непростым.
— Ах, — завопила та, — куда ты пропала? Ты так загадочно исчезла. Я проснулась, а тебя уже нет. Али рвал и метал. Он так искал тебя, как какой-нибудь пылкий любовник. Я напрягла все свои аналитические способности и теперь знаю о тебе многое. И все это так интересно. Я чувствую себя Шерлоком Холмсом. А ты будешь моим биографом, милый мой Ватсон. Как прекрасно, что ты есть у меня! Жизнь без тебя была бы такой пресной, ужасной. Ты отобразишь в своих гениальных картинах мои гениальные догадки. Ты знаешь, я разгадала этого Али, он едва ли не главный в этой запутанной истории, отчасти связанной с тобой. Тебя, и не только тебя, собирались похитить. И увезти на Восток, в гарем. Представляешь, мы стали бы наложницами у какого-нибудь там шейха. Но был необходим определенный набор фигур. Что-то у них не сложилось. Пасьянс не удался. Все рассыпалось. И вот Али больше нет. Он собрал свой нехитрый скарб и бежал на Восток. Или на Запад. Но и там он будет проводить дни в страхе, гнев господина будет витать над ним.
— А кто же господин? — осторожно спросила Наташа.
— Это все потом. Я все расскажу тебе по порядку. Эти азиаты так похожи друг на друга, что его никто и никогда не найдет. Знаешь, все это дьявольское построение во многом поломала ты.
Твое внезапное исчезновение было последней каплей.
— Да подожди ты, — кричала Наташа в трубку, — объясни все по-человечески.
— Да что там, Ватсон, — хохотала довольная Оленька, — ничего человеческого туг нет. Лев Степанович так разъярился, что я подумала, грешным делом, от бедного Али мокрого места не останется.
— При чем тут Лев Степанович?
— Выяснилось, что Али на время выкрал моего Левитана. Когда Лев Степанович узнал об этом, он рвал и метал. Заставил Али немедленно вернуть картину. А Толику настоятельно рекомендовал рассчитать Али.
