– Я… – он пожал плечами. – Ждать, пока ремонтируют вашу машину, я, конечно, не буду. Пусть они выставят дефектовку. Определимся по деньгам, съездим в банкомат, снимете плюс-минус…

– Кстати, я сразу отдам за эвакуатор, – перебила Елена. – Сколько вы за него заплатили?

– Две тысячи. Снимете и отдадите. Потом я отвезу вас в какое-нибудь кафе, посидите там. Я дал мастерам ваш сотовый, они позвонят, когда все будет готово.

– А сколько это займет?

– Ну… – Громов помолчал. – Я думаю, если есть запчасти, часа два-три. Плюс полчаса на развал-схождение.

– На что – на что?

– Не регулировку колес, чтобы они смотрели правильно и машину не вело. Положено после любого ремонта передней подвески.

– Ясно, – она кивнула. – Только зачем везти меня в кафе? Я могу посидеть и тут.

– Нет, Елена. Здесь вы посидеть не можете. Во-первых, в холле этого сервиса холоднее, чем на улице. А, во-вторых, уже сказал: с ними договаривался я, вы не должны показываться до окончания работ. Иначе счет раздуется до небес и выше. В кафе я отдам документы и объясню, что вам должны сделать.

– Слушайте, Александр… – Елена вздохнула. – Вы мой добрый гений.

– Я не гений и уж точно не добрый. Просто знаю жизнь. И, кстати, вы обещали напоить меня кофе, а тут нет вендингового автомата.

– Кофе?!

– Да, кофе. Сейчас поедем в кафе и вы меня напоите.

– Но я…

– Елена, я пошутил, – Громов засмеялся. – Мы сейчас поедем отсюда, но за кофе.

– А… куда?

– Завершать заботу о вас. Найдем какой-нибудь магазин, купим вам шапку.

– Шапку? А зачем мне шапка? У шубы есть капюшон, вы же видите.

– В вашем капюшоне только собирать жареные каштаны. В Париже на бульваре Капуцинов. А не выезжать ночью на трассу.

– Каштаны вообще-то жарят, после того, как соберут, – она улыбнулась. – Образ хороший, надо запомнить… Но мне тепло и в капюшоне.

– Как вам в нем тепло, мне видно со стороны. Году в девяностом или около того мы с женой отдыхали в Сочи. И привезли дочери книжку с картинками, купили из-за обложки.

– А причем тут мой капюшон?

– При том, что на обложке сидела кошка. Она была белая и в очках. Вы без очков и в черной шубке, но нос у вас был такой же красный, как у кошки!

Елена засмеялась.

От нее опять пахло духами.

– Если говорить серьезно, трасса есть трасса. Вам еще ехать и ехать, нет гарантии, что не придется хоть раз выйти из машины, заправиться средь чистого поля.

– Ладно, ваша взяла, – она вздохнула. – Едем и купим.

– И еще теплые колготки. Если не хватит денег, одолжу, отдадите вместе со всем. Найдете самые толстые и наденете, лично удостоверюсь.

– Слушаюсь.

Она развела руками.

– Вам невозможно не подчиняться.

– Это радует, – ответил Громов.

– Ну, и как я вам? Очень смешно?

– Не очень.

Елена стояла перед машиной в желтоватом свете фар.

Шел все тот же снег – в городе без ветра, редкий и крупный; мохнатые шестигранники падали медленно, поворачивались и сверкали.

– Вы прелесть, Елена. Недаром вас когда-то называли Прекрасной.

Громов не лукавил. Убогая разноцветная витрина окраинного магазинчика казалась дверью в новую жизнь.

Таковой не могло существовать, но сейчас в нее поверилось.

– Какая я прелесть, сама знаю… Не про себя спрашиваю, про шапку. Единственная, которая оказалась подходящей в этой тысяче мелочей.

– Извините, я задремал, – признался он. – А шапка… Выйдите из света, пожалуйста, тут все мерцает.

Елена отступила в сторону.

На ней красовалась белая шапочка грубой вязки с двумя кисточками по углам.

– Ужас, правда? Рожа круглая, как у Чиполлино, и еще эти хвосты, какой-то сиамский Буратино в двух колпаках. Но остальные были еще хуже.

– Насчет рожи вы не правы, не бывали в Пермском крае, уж там рожи так рожи. А у вас, Елена, лицо благородной и харизматической актрисы…

– Спасибо, – перебила она. – Врете, конечно, но все равно приятно.

– А если серьезно, в этой шапке вы помолодели… То есть нет, еще раз извините, вы и так молодая. Хорошенькая, как белочка с ушками.

– Да уж, конечно, белочка ушастая. Точнее, зубастая… Укушу без лишних слов.

– В последнем не сомневаюсь. Садитесь в машину.

– Уже села, – ответила Елена и скользнула к нему.

Сняв шапку, она растрясла волосы.

– А если серьезно – очень страшно? Все умрут, когда я в этой белочке выйду на заправку?

– Не умрут, – Громов покачал головой. – Это у вас москвичей мода ходить под снегом без шапки, нормальные люди голову берегут.

– Послушать вас, так москвичи и не люди? – она фыркнула.

– Примерно так, исходя из опытов жизни. Вы исключение.

– Вы так не любите москвичей?

– А кто их любит и за что их любить? Всю страну подгребли, только ради себя и живут. Вот поверьте: будь на моем месте москвич, он бы не остановился, объехал вас по встречке и погнал дальше, слушая бред Кобаладзе по «Эху Москвы».

– Нет там никакого Кобаладзе, – с улыбкой возразила Елена. – Есть Чхеидзе.

– Какая разница? Все московские болтуны одинаковы, никого не знаю, их трепотню никогда не слушал.

Она покачала головой.

– Но вы, Елена, повторяю – исключение, подтверждающее правило.

– А откуда вы знаете, какая я на самом деле? Может быть, я в сто раз хуже распоследней москвички, это вам только кажется, что я такая пушистая в белой шапке.

– Не кажется. Не буду вдаваться в подробности, но если бы вы были обычная москвичка, я бы с вами не стал возиться. Выставил бы аварийный знак, сообщил ментам и поехал дальше, не задерживаясь на минуту. И сейчас сидел бы в ресторане гостиницы «Татарстан» на площади Габдуллы Тукая и попивал теплый коньяк «Горная Армения»…

– Но…

– Коньяку я, конечно, и в Нижнем скоро выпью, он никуда не денется, – перебил он. – Просто хочу сказать, что я добр, но доброта моя избирательна. О ком попало заботиться не стану.

– А я, значит, не кто попало?

– Нет. Кто не попало. Поверьте, не в первый раз живу. И работал черт-те в скольких местах, людей повидал много. Умею узнавать.

– И меня так-таки узнали за те четыре часа, что мы с вами знакомы?

– За те четыре минуты, что вы сидели в моей машине и пахли духами. Кстати, что за марка, очень приятные?

– А вы в духах разбираетесь так же хорошо, как в автомобилях?

В Елену вселился бес противоречия.

Но это не раздражало, а умиляло, она спорила, как девчонка.

– Вообще не разбираюсь. Но эти – точно эксклюзив.

– А еще говорите, что не разбираетесь. Врете, как всегда. Марка не самая-самая, но для России эксклюзив. Потому что не польская подделка из турецкого «Дьюти-Фри», а настоящая Франция. Купила в Финляндии. Когда с мужем ездили отдыхать… в последний раз…

По ее лицу пробежала тень.

–…Четыре года ими пользовалась. Сегодня достала. Развинтила флакон и вылила на себя последнюю каплю.

Замолчав, Елена отвернулась к окну.

Эту женщину угнетало нечто гораздо большее, чем случившаяся авария. Если изначально Громов ощущал водительскую солидарность, то сейчас он ее жалел.

Хотелось сказать, что взамен старому всегда приходит новое, но они были слишком мало знакомы, чтобы вести душевный разговор.

Поэтому он предложил просто:

– Ну что, поехали?

– Поехали, – Елена провела рукой по лицу. – Пить кофе?

– Да нет, я думаю, надо узнать, как дела с вашей машиной. Если честно, устал, как пес. Определимся с суммой, свожу вас за деньгами, оставлю в кафе, сам поеду искать гостиницу. Поужинаю, напьюсь и лягу спать.

– Заманчивая перспектива.

Она кивнула, накидывая на себя ремень.

– Да, кстати… Шапка шапкой, а как второе задание? Выполнено? – напомнил он.

– Так точно. Можете проверить.

Откинув полу шубки, Елена выставила колено, обтянутое черным.

– Годится? Отпустите на трассу в таком виде?