Казалось, машины чудом разъезжаются в мельтешащем мраке.
Но водитель эвакуатора, которого должна была предложить дорожно-патрульная служба, знал свое дело и мог подцепить «Ситроен» в любых погодных условиях.
–…В шестьдесят девятом году я пошла в школу…
– Что-что? – он не успел вынырнуть из мыслей. – Какая школа?
– Обычная.
– Обычная! – механически повторил Громов.
– Ну да, обычная. Микрорайонная. Я пошла в проклятую школу, до которой жизнь казалась раем. И было мне семь лет.
– Семь?
– Ну да. В этом году мне исполнится сорок семь, а вы любуетесь моими коленками.
– Я не любуюсь вашими коленками, а возмущаюсь вашими колготками, когда мне прохладно в толстых брюках, – возразил он. – То есть нет, конечно, коленками вашими тоже любуюсь.
– Врете, как почти всегда? – невесело усмехнулась женщина.
– Почти всегда, да. Но сейчас не вру. А что касается сорока семи, так мне уже пятьдесят семь… То есть нет, запутался, пятьдесят три. Но еще живу. А в шестьдесят девятом мне было тринадцать. Как сейчас помню – «Бриллиантовая рука» в прокате и девушки… «Мини-бикини’69». Наверное, тоже видели?
– Тогда – нет. В шестьдесят девятом я таких фильмов еще не смотрела. Меня водили на всяких «Золушек».
– А я помню, потому что…
– Извините, – перебила она. – Я, должно быть, кажусь сумасшедшей. Я разбила машину, мы сидим неизвестно где на дороге, ночь дремучая и пурга, нас вот-вот заметет насмерть, неизвестно, когда приедут гаишники и что будет дальше. А я несу какой-то бред насчет своей школы, в которую пошла в прошлом веке.
– Извиняться не за что, – Громов покачал головой. – Вы еще не отошли от шока. И все не так плохо. Прежде всего, вы живы. И сейчас не ночь, а всего шесть часов с небольшим, в январе рано темнеет.
Женщина кивала после каждой его фразы – молча, как китайский болванчик.
– А насчет того, что будет дальше…
Мимо пронеслась попутная фура.
Льдинки вне зоны дворников вспыхнули желтыми алмазами под светом фар, машина вздрогнула, в лобовое стекло хлестнул снежный вихрь.
–…Дальше я подпишу протокол как свидетель происшествия. Менты подскажут приличный сервис в Нижнем…
– В чем нижнем? – перебила она.
– Ни в чем, в Нижнем Новгороде.
– А он близко?
– Незадолго до… – Громов запнулся. – …До встречи с вами я проехал указатель на Дзержинск. Предместья Нижнего начнутся километров через двадцать пять-тридцать.
– Вы так хорошо знаете эти места?
– Неплохо. А вы – нет?
– Я вообще ничего не знаю, даже не представляю, где мы находимся.
– И ничего не зная, отправились на ночь глядя по зимней трассе? – он усмехнулся. – Вы бесстрашная женщина.
– Не бесстрашная, а дурная. Выехала на кольцевую, свернула по стрелке на шоссе Энтузиастов, дальше ехала по главной, читала на щитах: «Казань столько-то километров».
– Ясно и в общем правильно. М7 размечена хорошо. Если бы не этот чертов камазист, так бы и доехали.
Громов помолчал.
«Ситроен», освещаемый нервными вспышками его аварийной сигнализации, медленно, но верно превращался в сугроб.
– Так что будет дальше? – напомнила женщина. – Когда составят протокол и подскажут сервис?
– Дальше дадут телефон местного эвакуаторщика. Отвезем вашу машину в сервис, там ей вправят колесо и вы поедете дальше в свою Казань.
– Вы сказали «отвезем», или я ослышалась?
По встречной полосе промчался джип с мощными фарами на крыше. Громов невольно зажмурился; сейчас было лучше стоять, чем ехать.
– Не ослышались. Вашу машину погрузят на эвакуатор, мы поедем следом.
– На вашей?!
– А на чьей же еще? Другой нет.
Женщина взглянула недоверчиво:
– Вы шутите? Мало того, что тут застряли, будете дальше со мной возиться?
– Признаюсь вам честно, – он вздохнул. – Я сказал насчет закона трассы, но на трассе я не один. Нашелся бы добрый самаритянин. Но раз я остановился, то еще один час до автосервиса уже некритичен.
– Из таких часов незаметно составляется жизнь.
– Так мы и говорим о жизни, – возразил Громов. – На самом деле я испугался не меньше вашего. Даже больше, потому что вы ничего не успели понять, а я знал, что будет, если машина пойдет волчком. Я не супергерой, у меня у самого руки дрожат. До Казани в таком состоянии ехать не стоит, надо переночевать в Нижнем. Так что в любом случае нам по пути.
– Да уж, по пути, – усмехнулась она. – Попала я тут на вашу голову.
– Ну, конечно, если вы хотите, на эвакуаторе можете ехать сами, в кабине места хватит. Но у вас есть достаточно наличных, чтобы расплатиться с эвакуаторщиком?
Вид этой женщины: норковая шубка, ноги в эластике, сапоги на каблуках для мраморных полов – и признание о лампочке минимального остатка топлива говорили о том, что вряд ли она готова к неожиданностям.
– Наличных не помню сколько, кажется, не очень много. Есть зарплатная карточка, там вроде бы достаточно. Я же говорю, сорвалась и поехала, заранее не готовилась.
– А как вы собирались заправляться? – спросил он.
– По бензиновой карточке.
– На трассе заправки разные, не на всякой могут принять московскую топливную карту.
– Вы знаете, я об этом как-то не думала, – растерянно ответила женщина. – И вообще, что мне теперь делать?
– Ничего не делать. Эвакуаторщик потребует наличные, я с ним за вас расплачусь. Потом отдадите, договоримся. А в сервисе я…
– В сервисе? Вы что, собрались ехать со мной в сервис?!
– А что мне остается делать? – Громов пожал плечами. – Сказав «А», попадаешь в мясорубку. Вы на себя смотрели со стороны? Да на вас написано, что вы богатая московская дамочка, сам бог велит взять с вас втрое больше положенного.
– За богатую дамочку спасибо, хотя это совсем не так.
– В общем, со слесарями разговаривать буду я. Не вдаваясь в подробности, типа моя машина, но оформлена на вас. Я в ценах слегка разбираюсь и не позволю ободрать вас, как липку.
– Спасибо, – сказала женщина. – Без бы я пропала.
– Я еще ничего для вас не сделал, – он махнул рукой. – Но скажите, почему вы вспомнили шестьдесят девятый год?
– Так они про него только что пели.
– Кто «они»?
– Да вот, – она кивнула в сторону магнитолы, где перебегали цифры текущего времени. – Тысячу лет прошло, а песня осталась. «Отель «Калифорния»», вы разве не слышите?
– Если честно, нет. Я люблю диски из «Романтик коллекшн», успокаивают на дороге. А что играют, что поют… Извините, в музыке понимаю мало, в английском еще меньше. Я родился в Белоруссии и учил немецкий как язык ближайшего врага.
– Так вы белорус?
– Я никто. Просто так получилось.
Он вздохнул.
– По специальности я компьютерщик, там без английского, конечно, никуда. Но уровень «ретёрн ту дифолт сеттингс», на слух не воспринимаю. А вы филолог?
– Нет, не филолог. Училась в английской школе, хотя язык мне вообще никаким краем не нужен.
– Но все-таки, что они там поют?
– Да ничего особенного. Что виски у них в отеле нет с шестьдесят девятого года. Очень четко проговаривают «nineteen sixty nine».
– Тогда понятно.
Громов выглянул наружу.
Машины продолжали ехать в обе стороны, нигде не виднелось красно-синей мигалки. ДПС задерживалась, что было естественно в такую погоду.
– А вы думаете, что сейчас все получится так просто?
Женщина повернулась к нему, смотрела печально.
У нее был очень измученный вид.
– Уверен, – ответил он. – Отвезем вашу машину в сервис, там починят и вы поедете дальше.
Громов знал, что ничего простого в подобных ситуациях не бывает.
Но все, что случилось, уже случилось.
Ничего нельзя было переиграть.
Оставалось лишь действовать по правилам.
– У вас все будет хорошо. Поставить эту песню сначала?
– Если можно… Я очень ее люблю.