– Не туда смотрите.

Он шагнул к ней, печатая первые следы, взял за плечи, повернул в обратную сторону.

– Что тут?

– Катер, – сказала она. – Однотрубный, очень старой конструкции, наверное, паровой. Как он тут оказался?

– А дальше что?

– Снег не знаю докуда, больше ничего. Где город, где гостиница?

– Вы мечтали о море, я вас к нему привез, – Громов усмехнулся. – Ну, почти к морю. Правда, пока мы ехали, оно слегка замерзло.

– Море не замерзает, – возразила Елена. – Оно соленое.

– Конечно. Потому что в нем селедка плавает… Балтийское замерзает, и еще как.

– Ничего оно не замерзает. Опять напридумывали. Что, я на Балтике не бывала?

– Бывали, должно быть, летом. Или в других местах. А я там жил зимой. Соли в Балтийском море почти нет, у берега замерзает везде. Знаете Маркизову Лужу?

– Нет, откуда… Я в Ленинграде никогда не была, не получилось как-то, даже когда ехали в Финляндию через Петербург, перебрались на такси с вокзала на вокзал и города не увидели. А где эта ваша лужа? На Карельском перешейке?

– С другой стороны. В Мартышкино. Неподалеку от Петергофа, где фонтаны – ниже по карте. Там мелководье, замерзает на километры. Выходишь к берегу – снежные равнины и сухой камыш на ветру ш-ш-ш, ш-ш-ш…

В Елениных волосах посверкивал снег, который продолжал тихо падать.

Громов накинул ей на голову капюшон.

– Зачем шапку покупали? Чтобы лежала в машине, а вы мерзли? Какая вы все-таки непослушная, Елена! Хотите превратиться в кошку с красным носом?

– Мне не холодно и мы вышли всего на минутку. Но что это на самом деле, не море ведь, и не поле?

– Я думаю, это Волга.

– Ничего себе какая она широкая!

– А вы что – никогда не видели Волгу?

– Представьте себе, Александр – никогда. В Казани бывала несколько раз, меня возили на машине, всю дорогу болтали, ничего не замечали. А она, оказывается, такая огромная… Как море, в самом деле.

– Это еще не самая огромная. Вот ниже, около Самары… Когда приходилось ездить в Москву на поезде – это что-то. По мосту состав еле тянется и я не подходил к окну.

– А почему?

– Страшно. Кругом черная вода и вагон висит в воздухе. А я до ужаса боюсь воды, хоть рак по гороскопу… Вам смешно?

– Нет, не смешно. У каждого свои страхи. Я боюсь мышей.

– Вы истинная женщина, Елена. А мне смешно по другому поводу. Вы не заметили Волгу и оказались в Казани, а мы пропустили Нижний Новгород и очутились на Волге.

– А вообще, как мы с вами сюда попали? Ведь вроде ехали в гостиницу?

– Вот порвите меня на куски, если я это знаю!

Нижегородская ночь, пустая заснеженная набережная, необъятный волжский плес под черным небом – все это наполняло душу чем-то невнятным.

В бешеной гонке с жизнью неожиданно наступила передышка и Громов не знал, что будет дальше.

– У меня один раз было что-то подобное, – заговорил он. – На предыдущей работе. Однажды мы поехали в Пермь вдвоем с коммерческим директором…

– Женщиной, – подсказала Елена.

– С мужчиной, женщин в той фирме не было. Ехали без карты, он сказал, что знает хорошую дорогу, по которой будет короче, чем по «Р-315»…

– Это которая на Оренбург?

– Нет, на Оренбург четырнадцатая. Пятнадцатая – «Уфа-Пермь», в другую сторону… Ну неважно, в общем, выяснилось, что он ни черта не знает, ехали по указателям и смеялись до смерти.

– А почему смеялись?

– Потому, что в Пермском крае названия населенных пунктов одно другое краше и все нецензурные, стесняюсь повторить… Ехали мы, ехали, повернули не туда, въехали в Осу и того не заметили.

– Вас осы до смерти искусали?

– Нет, осы не успели. Это у них такой городок – Оса. Мы не поняли, пока не выехали на берег: точно такой же, как здесь, дорога обрывается и впереди вода, сколько видит глаз. Хорошо, на тормоз успел нажать.

– А что это было?

– Камское водохранилище. Раз в пять шире Волги, если не в десять.

– Ну, Александр, у вас на каждый случай жизни есть своя история. Без вас с тоски бы умерла…

Она засмеялась, опять легко и весело.

– Так вот, Елена, здесь то же самое, – Громов развел руками. – Если бы мне велели подъехать к этому катеру, объяснили все до каждого светофора, никакое волчье чутье не помогло бы, заблудился и спуск к Волге искал целый час. А тут мы все проболтали, как две Незнайки в Солнечном городе, не заметили ни одной гостиницы, но как попали сюда, ума не приложу.

– Это не удивительно, – сказала Елена. – Кто со мной свяжется, сто раз пожалеет.

– Когда я учился в Ленинграде, у любого таксиста в любое время суток можно было купить водку, – ответил он.

– Гениально! – она похлопала в ладоши. – Чехов отдыхает с его жарой в Африке! К чему вы это вспомнили? В те времена часто ездили на такси?

– Нет, студентом я вообще на такси не ездил. А сейчас…

По дороге, идущей вдоль откоса, с шелестом проехала машина. Ее фары светили тускло, удаляющиеся красные габариты подчеркнули холодную пустоту берега.

– И, кстати, Елена, – заговорил Громов. – Мы с вами, кажется, въехали в пешеходную зону: смотрите, вон там наезжено, а тут ни одной колеи. Такое со мной случается редко. Надо убираться, пока не очнулись какие-нибудь менты. На ДТП их ждали три часа – когда не надо, появятся, как черти из ларца и с моими номерами несдобровать. Уезжаем отсюда, возвращаемся в город, кого-нибудь остановим, узнаем, где поблизости гостиница.

– Подождите Александр, – Елена смотрела через его плечо. – Тетка какая-то спускается сверху, у нее спросим.

– Садитесь в машину, я спрошу,

– Нет, хватит вам бегать, теперь моя очередь. И потом, ночью она испугается незнакомого мужика.

Елена побежала по снегу. За ней оставался ровный пунктир.

Громов смотрел ей вслед и ощущал, что смертельно устал.

Последние десятилетия он работал на износ, мотался туда и сюда, словно привязанный к тем самым крыльям мельниц. В круговерти не ощущалось усталости, каждая решенная задача сулила еще более удачную следующую.

Но сегодня он споткнулся – на ровном месте и не по своей вине – и понял, что до предела изможден.

И одновременно казалось, что сейчас идет какая-то другая жизнь – совсем не та, которую он вел все эти годы. Почудилось, что они с Еленой связаны чем-то прочным, а не только ее полуразобранной машиной, которая висела сейчас на подъемнике.

Снег валил все гуще; сквозь пелену казалось, что красные винты катера ожили и начали вращаться.

–…Александр!

Громов обернулся.

Елена, стояла перед ним, дышала возбужденно.

– Александр, вы самый мудрый волк из всех, кого я знаю.

– В чем именно на данный момент? – усмехнулся он.

– Мы приехали к гостинице! Прямо к гостинице! Ну, почти прямо.

– А какая здесь гостиница?

– «Волжский откос», лучшая в городе. Мы попали как раз, куда надо!

Сорокасемилетняя виолончелистка, выпускница Московской консерватории, размахивала руками, словно пионерка, которую пообещали пропустить на фильм из категории «до 16 лет».

– Но, Елена, где гостиница?

– Вот, вот, там – видите, лестница?

– Вижу, да.

– Сверху справа их кремль, стена зубчатая, но нам не туда. Вон там, левее, Чкалов стоит!

– Чкалов?

Присмотревшись, Громов увидел крошечную фигурку, которая парила в снежной высоте, поддержанная ртутным сиянием.

– Надо же, точно такой, как в Оренбурге, – сказал он. – Только там нет лестницы.

– А тут есть и называется «Чкаловская». Так вот, дальше Чкалова и чуть выше видите огоньки?

– Вижу… пожалуй, – согласился он.

Наверху что-то светилось сквозь голые деревья – не прожекторным, а теплым домашним светом.

– Так вот где-то там «Волжский утес».

– Так все-таки «откос» или «утес»?

– А вот не знаю, – Елена махнула рукой. – Бабка так назвала, потом эдак, сама путает. По ее виду не скажешь, что она хоть раз в жизни бывала в отеле. Ну неважно – главное, мы приехали куда надо и гостиница рукой подать.