— Обобщая — в науке принцип презумпции невиновности не действует. Что это такое? Юридическое положение: обвиняемый не должен доказывать свою невиновность, вину должны доказывать представители обвинения. В науке подобный принцип был бы крайне разорительным, ибо во все века преобильно водились кандидаты в гении. Утверждаете, что луна изготовлена из голландского сыра? Пожалуйста. Но бремя доказательств берите на себя. В своей писульке вы уверяли, что специфическое электромагнитное излучение способно производить глубокие изменения в структуре твердого тела? Ваше право. А доказательства? Что вы можете предложить? Эксперимент?

Это была не только теория. Один раз Володе удалось, хотя и совершенно случайно, получить подтверждение. Растерянный и счастливый, ворвался он к Бобылеву, но тот был занят и не захотел его выслушать. Повторить опыт не удалось, и сейчас не имело смысла говорить об этом. Ус эпическим тоном обязательно начнет рассказывать излюбленную историю открытия французом Блондло таинственных лучей, историю, которая окончилась скандальным разоблачением и самоубийством открывателя. Пока не будет веских доказательств, он вынужден молчать.

— Займитесь реальными делами, Володя. О вас у руководства сложилось весьма нелестное мнение, усугубляемое вашей общественной индифферентностью.

— Если человек участвует в художественной самодеятельности, это еще не свидетельство, что он обладает равноценными деловыми качествами. И вы это считаете серьезным?

— Это имел бы право говорить тот, чья основная деятельность вне критики. И все-таки, дружок, что вам мешает?

— Павел Петрович, я вас очень прошу прочитать мою записку. Если вы найдете в ней порок, я брошу все и займусь темой.

— Мне эти ваши априорные фантазии кажутся малоубедительными, но я не считаю себя пророком и с удовольствием признаю свою ошибку, если, конечно, вы докажете обратное. — Бобылев насупился. Его тяготила необходимость быть жестоким. Он явно расстроен нападками на работу сектора. — Прошу вас, Владимир Сергеевич, продумать все, что я вам изложил, и в самое ближайшее время сообщить о выводах, которые вы сделали.

— Срок ультиматума истекает в ноль-ноль по Гринвичу? Ясно.

Володя подумал, что все-таки необходимо рассказать, но момент для откровенности был пропущен. Ус натянул на себя панцирь из всех своих чинов и титулов, и на его лице было написано, что он не так себе старичок, а профессор, доктор наук, член ВАКа и прочее, и прочее.

— Не смею вас больше отвлекать, Владимир Сергеевич. Рекомендую продумать способы приобщения к основной проблеме сектора.

Приобщиться к проблеме? А то, что он делает — не проблема? Догнать? Рассказать? Володя сделал шаг к двери и остановился. Что он может предложить Бобылеву — необоснованную теорию и эффект, который не удается воспроизвести?

— Нет ничего опаснее для науки, чем умение видеть то, что хочется увидеть, — любил говорить Ус.

Нет, младшему научному сотруднику не следовало сообщать заведующему сектором все эти сомнительные сведения. Младший научный сотрудник — неудачник, и не только в делах личных. И все-таки обидно, когда тебя считают бездельником, никчемным и бесперспективным человеком. Можно подумать, что в этом институте нет бездарей, которые десятилетиями что-то пишут, что-то обещают и ничего толкового не дают…

Нет, младший научный сотрудник не будет доказывать профессору Бобылеву, что он, младший научный сотрудник, — неплохой. Но и Ус хорош! Он, безусловно, настоящий ученый. Он может сколь угодно резко обрушиваться на своих «мальчиков», но всеми доступными средствами ограждает этих мальчиков от административных бурь. Но уж лучше бы он не защищал, а умел выслушивать то, что идет вразрез с его собственными представлениями. Ему одно — диссертацию на стол, а потом занимайся наукой.

А, может быть, Володя, ты что-то напутал, и на самом деле никаких открытий не было? Это очень страшно — внезапно перечеркнуть то, что считаешь самым главным…

Нет, ошибки не было. Сохранились вещественные доказательства, которые, к сожалению, имели силу лишь для него одного. Остальные не могут их считать убедительными. Значит, надо работать, искать, думать, ибо в этом явлении содержится кардинальное решение проблемы, да и не только проблемы.

Проблема! Так внушительно и торжественно называли самую главную задачу, ради решения которой и был организован сектор. Что же такое проблема? Неосведомленный человек, узнав суть дела, разочарованно удивлялся:

— И только-то?

Официально проблема называлась так: методы и эффективность дробления горных пород. Подобная проза не воодушевляла, ибо фантастические повести давно уже приучили к путешествиям в дальние галактики, к лихим катастрофам в масштабах звездных систем и к любовным переживаниям высокоинтеллектуальных роботов, а тут, видите ли, создают проблему из дробления нескольких килограммов камней! Сотрудники утешались тем, что неосведомленному человеку в последнее время предоставлялось все меньше и меньше прав.

Каждый год миллионы тонн самых различных материалов подвергаются дроблению, измельчению, растиранию. Для того, чтобы извлечь металл из руды, надо раздробить породу. Для того, чтобы из фосфоритов получить удобрения, сырье следует размолоть. Для того, чтобы клинкер превратился в цемент, клинкер необходимо измельчить до пылевидного состояния. Создано множество механизмов — щековые, конусные, валковые дробилки, бегуны, шаровые, вихревые и вибрационные мельницы… У всех у них один общий недостаток — они грубой механической силой крушат вещество, расходуя тьму энергии. Они малоэффективны, громоздки, сложны…

В секторе появлялись изобретатели с идеями. Идеи были блестящими, изобретатели — щедрыми на посулы. Что только не предлагалось для всеобщего, одним махом решения проблемы! Электрогидравлический эффект, ионизирующие облучения, струйное дробление, кавитация. От изобретателей прятались, их боялись, с ними беседовали вежливо и сочувственно, как с больными, о них рассказывали героические легенды.

Алик Хайдаров поместил в новогодней стенгазете целую серию шаржей. Они изображали взаимоотношения профессора Бобылева с напористым изобретателем. Спасаясь, профессор вылезал через дымоход, с зонтиком прыгал из окна многоэтажного дома, улетал на вертолете, мчался в космической ракете на Луну. А там его встречал многорукий и многоглазый селенит и протягивал листок, на котором была изложена идея дробления горных пород при помощи лунатизма.

Нет, уподобляться герою карикатур Володя Завалишин не намерен.

— Вовочка! Бедненький! Несчастненький! Индивидуалист-одиночка, — послышался за спиной голосок. — Почему ты тоскуешь?

Ирочка! Только ее сейчас и не хватало!

— Я не тоскую, я собираюсь домой. А ты-то, собственно, что здесь делаешь так поздно?

Ирочка танцующей походкой прошлась между столами.

— Репетиция. Готовим праздничную программу.

Ах да, она участница танцевальной группы, и, надо полагать, это достаточно веское обстоятельство, чтобы считаться многообещающим, перспективным научным работником.

— Вытряхивайтесь, — сказал Володя. — Лавочка закрывается.

— Я тоже иду домой.

— Прекрасной барышне почтенье! Нельзя ли проводить — мое вам предложенье?

— Не барышня и не прекрасна! На провожатых не согласна, — серьезным тоном окончила Ирочка цитату из «Фауста» и засмеялась. — А что? Пройдемся. Вечер такой хороший…

Накрапывал дождь. Листва карагачей и кленов смыкалась арками над головой. По влажному асфальту, словно по воде канала, проплывали троллейбусы. На фасадах домов монтировали праздничную иллюминацию.

— Хорошо как! Домой не хочется, — сказала Ирочка.

— Приглашаю в парк. Где-то завалялся рубль. На мороженое хватит.

— Просто посидим. Ты отчего мрачный, Ус отругал?

В этом секторе горных пород ничего не скроешь.

— Заметно?