— Ого, — вырвалось у Эльи. Даже с того места, где она сидела, было заметно, как в свете моментально зажёгшегося кристалла внутреннее пространство комнаты вспыхнуло тёплым золотым блеском. Девушка даже подскочила на месте — впрочем, не столько от удивления, сколько от желания немедленно вбежать в эту комнатку, предварительно оглушив колдунью стоявшим на маленьком столике канделябром. А потом скрыться — вместе с зеркалом, которое, несомненно, лежало внутри.

Её пальцы непроизвольно сжали амулет Герека, спрятанный под одеждой.

— Это всего лишь отделка, — улыбнулась ей Макора, обернувшись на пороге. — Но здесь я храню и дорогие для меня вещи… в том числе, драгоценности.

Вскоре она извлекла из недр своей маленькой сокровищницы небольшую бархатную шкатулку.

Изобразив вежливую заинтересованность, Элья стала разглядывать предложенные ей золотые серёжки и браслет, однако мысли её были ещё дальше от бала, чем раньше.

Она думала о том, как будет красть зеркало, если двери Макориного тайника защищены магией.

***

Всё-таки Сакта-Кей мало чем уступал дворцу по оформлению. Возможно, конечно, в те времена, когда здесь сидел в заточении Панго, особняк не выглядел столь шикарно, но если и так, то за последний год приспешники мятежного принца сделали всё возможное, чтобы превратить это место в достойную резиденцию. Вряд ли обошлось без магии — всё-таки на подобную работу обычно уходят годы.

Большой Зал был украшен мраморными колоннами. У дальней стены, на возвышении, стоял трон — винно-красный бархат, причудливая резьба, позолота. На узорчатом потолке висели хрустальные люстры, рассыпая блики от сотен световых кристаллов, которые, в свою очередь, отражались в огромных зеркалах; на специальных подставках стояли вазы из редких полудрагоценных камней, а паркет под ногами был собран не менее, чем из пяти разных пород дерева, в том числе, чёрного, которое в Татарэте считалось самым дорогим.

Такая роскошь искренне поразила Элью — но не только роскошь. Убеждённая, что на бал придёт довольно скромная компания избранных придворных, девушка с изумлением обнаружила, что зал полон народу. Причём слово «скромный» было бы для описания гостей наименее подходящим. Шелка и бархат, блеск бриллиантов, тонкие ароматы духов. Элья, уверенная, что всех сразит наповал своим ярким платьем, была вынуждена признать, что ничуть не выделяется среди дам, разодетых в пух и прах. Тем более, что оттенки красного, очевидно, были в этом сезоне самыми популярными.

И тем не менее, когда Элья шла по залу, она слышала за собой шёпоток. Её шрамы, открытые специально для Грапара, теперь, похоже, должна была увидеть вся Кабрия.

Ну что ж, пускай.

Элья распрямила спину и гордо прошествовала к столикам, слегка подняв уголки подкрашенных губ — в последнее время улыбка стала получаться куда лучше.

— Элья, — вполголоса позвал её Грапар, когда она делала вид, что выбирает закуску. Есть, на самом деле, не хотелось. — Что с твоей спиной?

— О, считай, что это следы моих вырванных с мясом крыльев, — язвительно отозвалась девушка. При виде встревоженного лица Грапара её начала разбирать злость — всё больше и больше. Интересуется он, видите ли! — Или ты думал, что я вернусь прежней?

— Элья, я…

— Помолчи лучше, не порть мне вечер.

Так и не взяв ни одной из множества изысканнейших закусок, Элья развернулась и демонстративно уселась на обитый бархатом диванчик. Она была уверена, что Грапар обязательно последует за ней, однако тот уже скрылся из виду.

Заиграли музыканты — небольшой оркестр, нанятый, по-видимому, в Бельзуте. За белым роялем, на удивление, сидел не Мароль, а какой-то другой пианист. Должно быть, Маролю, который вроде как теперь был приближённым к «государю Панго», не пристало играть на танцульках. Впрочем, какие танцульки… самый настоящий бал, ничем не уступающий королевским. Но в любом случае…

Лэрге вынырнул из толпы неожиданно. В тёмно-зелёном камзоле с золотым шитьём он смотрелся мрачной птицей среди остальных кавалеров, которые сегодня, в большинстве своём, предпочли светлые, пастельные оттенки. Элья сначала обрадовалась, увидев графа, но когда обнаружила, что вокруг стало куда меньше болтающих пар и куда больше танцующих, то испугалась. Догадаться, зачем он здесь, было несложно.

И точно. Подошёл, поклонился, пригласил — вышло как-то слишком официально, даже для него.

Лэрге стоял перед ней, ждал, а Элья вспоминала свой «танец с цветком». Ей казалось, она никогда в жизни не встанет больше на ноги — тело словно одеревенело. Платье казалось неприлично ярким. Да и шрамы Лэрге наверняка заметил — а ведь вовсе не ему она собиралась их показывать…

Сосредоточиться. Послушать мир, как говорила Гарле-каи…

Было бы замечательно, конечно, только как может поспособствовать сосредоточенности эта какофония?..

— Ну же, прошу вас. Такая изумительная женщина, как вы, не должна скучать на балу…

Он сам взял её за руку. Элья опустила глаза, и собственная ладонь показалась ей дохлой рыбиной. Холодной, неподвижной, отвратительной.

— Я бы предпочла прогуляться, — сказала Элья. — Чудесный вечер, не правда ли?

— Ну что ж, ваше желание для меня — закон, — улыбнулся Лэрге.

Через распахнутые стеклянные двери они вышли на террасу, а затем и в сиреневые сумерки сада. Это был самый дальний от ворот участок, где Элье понравилось гораздо больше, чем в парадной части перед входом — здесь протекала узенькая речушка, та самая, которая чуть дальше звучно выплёскивалась в озеро, водили хороводы невысокие раскидистые яблони, а за ними, в трёх шагах от стены, тянулась липовая аллея с уличными световыми кристаллами на изящно изогнутых столбах и редкими скамейками. — Я планировал вас сюда вывести, но позже, — негромко сказал Лэрге, который до аллеи во весь голос рассказывал о сортах яблонь, выращиваемых в Сакта-Кей. — Надо было станцевать хотя бы один танец. Это выглядело бы менее подозрительно.

— Я не могу танцевать.

— У вас что-то болит?

— Нет. Я просто не могу танцевать. Вообще.

— Вы же танцовщица.

— Бывшая. Можно сесть?

— Давайте сначала прогуляемся.

— Хорошо.

И они медленно пошли вдоль лип, кристаллов и скамеек. Опираясь на его руку, Элья изо всех сил старалась собраться с мыслями, однако они так и норовили куда-то ускользнуть. Вечер и правда был дивный — тёплый, безветренный, пахнущий новорождёнными яблоками.

— Где вы были, позвольте узнать? — спросил Лэрге. — Почему не нашли способа предупредить меня?

— Я не могла. Макора появилась так неожиданно… Уговорила меня поехать с ней. И я согласилась, иначе было просто нельзя… Вы понимаете, клятва…

— Понимаю. Дальше.

Элья вкратце рассказала ему, как Макора проверяла её. Рассказала о письме и о странном колдовстве, которое должно было заставить её сказать правду на вершине холма — но не смогло.

— Осторожней с ней, — предупредила Элья. — Она кажется такой искренней, к ней проникаешься симпатией, и можно якобы по доброй воле ей всё рассказать… как лучшей подружке, или вроде того. А на самом деле…

— Я знаю. Что удалось выяснить?

— Зеркало в тайнике, в её комнате. Но дверь защищена заклинаниями, поэтому я не знаю, что делать…

— Вы уверены, что именно там? Насколько мне известно, у неё несколько тайников.

— Уверена. Я почувствовала. Клятва…

— Ну да, ну да… — проговорил Лэрге задумчиво. — Клятва… Поворачиваем.

Аллея кончилась, и они пошли в обратную сторону. Так же медленно, чинно. Со стороны, наверное, это смотрелось очень романтично.

— Вы слышали, какие слова она произносила, когда открывала тайник?

— Она ничего не говорила. Просто молча провела рукой вот так…

— Не показывайте, — быстро сказал Лэрге.

— Ах, да… — Элья опустила поднятую было руку, немного смутившись. До чего же она всё-таки неосторожна!

— Вы хорошо поработали, — заметил Лэрге. — И с Макорой подружились, и выяснили, где зеркало.