— Ладно. Я за ней присмотрю.

— Слово?

— Слово.

И потом он, наконец, ушёл.

Элья невольно улыбнулась. Тот факт, что Саррет будет за ней «присматривать», внушал некоторый оптимизм. Впрочем, полицейский и так бы за ней присматривал, но, по крайней мере, теперь девушка могла быть уверена, что следить будут не только за её промахами, но и за безопасностью. И не в рамках задания, а вообще.

О том, что он будет делать, если её безопасность будет угрожать безопасности задания, Элья предпочла пока не думать.

— Вот всё и решилось, — сказал Герек.

— Пока ещё ничего не решилось.

— Но ты воодушевлена, не так ли?

— С чего ты взял?

— У тебя кровь звучит по-другому.

Элья почувствовала, что заливается краской. В свою бытность придворной танцовщицей она бы сказала, что это ужасно неприличное замечание — хоть и вряд ли смогла бы объяснить почему. Очень хотелось оскорбиться — но тоже, опять же, не особенно было понятно, на что именно.

— Что ещё за глупости? — Элья гневно уставилась на мага, чувствуя, как пылают щёки.

— Я же только что колдовал… — Герек пожал плечами. — Сложно перестроиться.

Элья взялась за вилку и молча принялась есть. Вид у неё при этом был донельзя сердитый.

Воодушевлена… Конечно, она была воодушевлена! А как иначе, если впервые за это время она поняла, что делает и зачем! Постоянно юлящий Герек со своими загадками не оставлял ничего, кроме тотального ощущения бессмысленности. Да ещё эта клятва… А теперь даже клятва была средством для совершения действительно полезного дела.

Элья знала, что будет стараться изо всех сил. Она станет умной, сообразительной, она станет лучшей на свете актрисой.

— Как тебе Саррет? — спросил маг.

— Он… непростой. И… хм… мне жалко его, честно говоря.

— Жалко?

— Ну, ты подумай, какая ответственность! Притом он постоянно должен лгать и притворяться… А он не кажется человеком, которому это может нравиться.

— Верно, — не стал спорить Герек. — Но это был его выбор. Он вообще-то в другом отделе работал.

— Правда?

Герек кивнул, прожёвывая кусок, потом сказал:

— Правда. Он был внешне похож на графа Саввея, ему предложили работу, и Саррет вцепился в неё обеими руками. Мог бы и отказаться. Впрочем, он ведь тогда думал, что это всего на пару месяцев…

Герек замолчал. Он вспомнил, как его поразили перемены, произошедшие с его другом за какой-то год. Постоянное напряжение и усталость сказались на Саррете не лучшим образом, он стал выглядеть намного старше своих двадцати шести лет. Он работал всегда, каждую секунду, будучи совершенно не в состоянии расслабиться, даже приучил себя засыпать на строго определённое количество часов, чтобы суметь проснуться, например, в три ночи и отправиться на встречу со связным. И ещё в нём появился страх. Загнанный глубоко внутрь, этот страх вряд ли мог бы распознать человек, не знавший Саррета так хорошо, как его знал Герек. И ярче всего этот страх проявился в день, когда они случайно встретились в Эстау — раньше Саррет ездил туда сам, а Герек заглянул в город по дороге в Кабрию.

«Сиди здесь, — сказал ему тогда Саррет. — Жди, не колдуй и никому не говори, что ты маг. И никакой самодеятельности. Я пока попробую что-нибудь придумать».

И он придумал. Уже через пару недель Гереку разрешили занять этот дом, выдали передатчик и объяснили, что и как делать. Сидеть на одном месте с перспективой редких поездок в Эстау магу совершенно не хотелось, однако Саррет велел ему поумерить свои амбиции и вкратце обрисовал сложившуюся ситуацию. Тогда Герек понял: если он действительно хочет помочь, то лучших вариантов для него просто нет.

Но только когда Саррет пришёл с первой шифровкой, они смогли, наконец, нормально поговорить.

«После истории с Болотным Королём я потерял всякую связь со своими, — говорил Саррет. — Да и по голове меня тогда хорошо приложили… Стоило нам доехать до первого населённого пункта, Грапар с Маролем и Равесом отправились к морю на купленной там же двуколке. Меня оставили на попечение Жерры. Я не мог ни помешать им, ни сообщить кому-нибудь. Я знал, что в местном Доме Полиции есть человек, который мог бы мне помочь — мы просчитали варианты на случай, если операция сорвётся. Но незаметно от Жерры пробраться в Дом Полиции, да ещё с сотрясением мозга… нет, я, конечно, попробовал, но… в общем, ты сам понимаешь».

Герек понимал. Он знал, что такое состояние абсолютной беспомощности. Когда должен что-то делать — но не можешь, потому что всё вокруг, весь мир обращён против тебя. Ни одного человека, на которого можно положиться, к которому можно обратиться за помощью; надеяться надо только на себя — а что ты сам способен сделать, если у тебя связаны руки? Знал Герек и то, как может подводить собственное тело, которое ещё совсем недавно во всём тебе подчинялось. Кстати, последний урок он усвоил не без помощи Саррета, которому, между прочим, даже в морду после всего случившегося было не двинуть — подумаешь, в друга пальнул, так ведь для его же собственного блага! Да и если граф Саввей придёт к собратьям по оружию с опухшей челюстью, вопросов будет не избежать. Кто это сделал? Почему? Какому-то пьянчуге что-то показалось? А как же вы, ваше сиятельство, будучи искусным фехтовальщиком, не уклонились от пьяного кулака? Саррет искусным фехтовальщиком никогда не был, предпочитая холодному оружию простоту и точность свинцовой пули. Но Грапар сотоварищи, разумеется, об этом не знали.

«Мне кажется, они и без того меня подозревают, — признался Саррет. — Я, наверное, где-то уже сделал ошибку…»

«Ты сделал ошибку, когда согласился на эту работу», — отозвался тогда Герек.

«Я не мог на неё не согласиться, и ты прекрасно знаешь об этом».

Ну ещё бы он не знал. Все помыслы Саррета лет с десяти были направлены на одну-единственную цель — возвращение фамилии, утерянной его отцом. Он почему-то ещё тогда вбил себе в голову — а может, из взрослых кто ляпнул — что без фамилии ему лучше вообще ни на что в этом мире не рассчитывать…

— Курица остынет, — сказала Элья.

— Угу. — Герек вынырнул из воспоминаний и вернулся к еде. — Кстати, и правда очень вкусно.

Он поднял на девушку глаза, ожидая, что та что-то скажет на это, или благодарно улыбнётся, или смутится — однако Элья, напомнив об обеде, уже отвернулась в задумчивости, и ответом на комплимент послужил лишь рассеянный кивок.

Ну конечно. Она уже не здесь. Блеск в глазах, сосредоточенно нахмуренный лоб…

Герек с удивлением понял, что между Сарретом и Эльей довольно много общего. Одного выжгло желание во всём и везде быть лучшим, вторую выжгло чувство к Грапару. Сейчас пожары потухли, и оба этих человека делали что-то только затем, что это надо было делать. Надо было играть роль Лэрге Саввея и добывать информацию. Надо было придумать, как выкрасть зеркало. Надо.

— А ты чего не ешь? — спросил Герек.

— Не знаю…

Девушка лениво поковырялась в тарелке вилкой. В самом деле, кусочки курицы в сметанном соусе были её кулинарным шедевром. Особенно если учитывать, что она совсем недавно научилась готовить. И вкусно вроде бы… Но почему же ничего в горло не лезет?..

Элье казалось, она не выдержит эти четыре дня. Скорей бы, скорей! Наконец-то она будет на своём месте! Наконец-то она будет делать что-то, что необходимо — и ей самой, и другим людям… И Саррету.

Ей не сиделось. Она встала, подошла к окну, на каждом шагу чувствуя, будто к ней возвращается что-то забытое, правильное… Ах, если бы зеркало не разбили! Элья была уверена, что окажись она сейчас возле него, то без труда повторила бы свою коронную улыбку. И ещё несколько. Именно перед зеркалом она сумела бы собрать себя заново: из этих самых улыбок, из поворотов головы, из отражения собственных глаз: испуганных, насмешливо сощуренных… о, ей следовало бы потренироваться. Но лучший инструмент, который Элья могла бы сейчас себе позволить — это оконное стекло…