Дожди не прекращались до самого Зимнего Солнцеворота. А потом внезапно ударили морозы и пошёл снег такой густой, каким были до сих пор дожди. И стало понятно, что весна не только не станет избавлением, но к следующему лету, если оно только наступит, вода поднимется ещё выше. Она уже погребла под собой всё, что было выстроено необыкновенными зодчими прошлого и новыми трудолюбивыми ремесленниками, не стало ни дворцов, ни теремов, ни богатых жирных деревень и сёл, ни пашен, ни гладких, всегда сухих дорог, которые мы строили почти сотню лет. Ничего теперь не стало. И нам незачем оставаться больше здесь. Ждать, глядя на гладь льда, что покрыл наше Великое Море, наш новый Байкал, который стал вдвое больше прежнего, ждать, что вся эта вода уйдёт, невозможно, мы знали, что подмыло скалы и они обрушились, преградив русла рек, что вытекали из нашего Великого Моря, и весной, когда всё оттает, воде некуда будет деваться, она не только вся останется здесь, даже, если бы наступила вдруг засуха, она останется здесь и будет прибывать с водами рек, что и раньше питали Великое Море, а теперь будет переполнять всё больше и больше, пока не достигнут некоего нового равновесия. Теперь наше Море изгнало нас, поглотило и уничтожило наше царство.

– Надо уходить – сказал я царю Валору.

Он воззрился на меня сине-серыми глазами, такими, как это небо в неизбывных тучах.

– Уходить? Теперь куда уходить? – у него дрогнул голос и хлопнули глаза, пугаясь, уже, кажется, должен был устать пугаться… – Эрбин, мы покинули…

– Мы покинули?! – воскликнул я, сердясь на его тупость. – Да нет, Валор, не мы покинули, нас изгнала наша земля! Вернее, наше Великое Море.

– Но почему?

– Ты спрашиваешь меня?!

– А кого мне спросить? Кто ближе всех к Богам? Кто равен им?

Я вздохнул и сел на грубо сколоченную лавку, не в пример прежним, искусном вырезанным, даже изящным и роскошным столам, лавкам, кроватям, населявшим наши дома и дворцы. Здесь, в палатках, ставшими для нас домами, мы жили скудно, впроголодь, кормились тем, что удалось спасти из воды, но больше тем, что приносила охота. Но все, кто успели спастись из воды, а это больше половины нашего прежнего народа, не болели, благодаря моим заботам, но если мы продолжим сидеть на вершинах скал здесь в ожидании того, что наши дома снова покажутся из воды, то дождёмся только того, что начнутся и болезни.

– И куда же идти нам? – вздохнул совсем потерявшийся Валор.

– Боги укажут путь – сказал я. – Пока пойдём за солнцем, на запад.

– Почему на запад? – спросил Рифон, глядя на меня снизу вверх, хотя мы оба сидели за столом, я видел, что он смотрит словно снизу.

Конечно, он и ростом меньше меня и дробнее, и не обладает моей статью и мощной красотой, но разве не он царь Байкала? Или со времён Галтея и Марея-Могула цари так измельчали? Из-за меня? Из-за того, что я всё время был рядом и при мне не вырос ни один по-настоящему великого царь, хотя бы просто сильный. Я как большое дерево застилал солнечный свет всем, кто оказывался рядом? И я продолжал оставаться при всех царях и никому не позволил стать хотя бы самостоятельным, я не дал расти и развиваться новым царям, я затормозил развитие царства из-за того, что не хотел отойти от трона хоть на шаг. Я правил за них, но ведь жизнь не должна стоять на месте, если поколения не будут сменять друг друга, всё остановится, застопорится, как река, которую остановили, превращается в пруд, а потом в болото. Вот почему случился этот потоп, вот почему погибло царство, чтобы изгнать меня от трона…

Я встряхнулся и отогнал эти мысли, словно Ариком прошёптанные мне в уши. Нет, братец, не выйдет, ты не собьёшь меня с толку, я не дам тебе быть сильнее меня, это любишь копаться в себе, казниться и во всём всегда винить одного себя, словно никто другой не виноват. Нет, я не такой дурак! Я делал для царства благо, я прожил столько и столько видел, кто мог лучше меня править? Кто теперь спасает оставшийся народ? Нет, Эрбин, себя ты можешь не обвинять, успокойся, тут нет твоей вины. Чья? Не знаю, и не моё дело в этом разбираться, потому что я не разберусь, это выше моего понимания, всё, что происходит – это веления Богов, а я, хотя меня и почитают как Бога, я всего лишь человек, такой же, как все прочие, только капризом судьбы, или насмешкой настоящих Богов обречённый на бессмертие, проклятый этим бессмертием так, что и отдохнуть от этой жизни с её потерями не могу, я не могу знать, на что нам послано это испытание, почему мы изгнаны с нашей земли. И едва я начинаю думать об этом, едва погружаюсь в себя, все мысли заставляют меня копаться в себе. А это невыносимо. Я один среди людей, несмотря на семью, новую жену, детей, это привычно, это как одежда, новая-старая, я перестал замечать смену, раньше замечал, теперь нет. Теперь, без Арика, и особенно без Аяи, я мало что чувствую.

Но думаю много, однако, пока мои мысли приводят только к отчаянию и пониманию бессилия и невозможности исправить или вернуть. Ничего уже нельзя было вернуть, наше царство погибло, погибло безвозвратно, царство, в котором я родился, вырос, которое было частью моей души, оно погибло, и мне надо было или погибнуть вместе с ним или…

Пришло время найти новое место для нашего народа, для потомков Арика и моих.

– Пойдём на запад, потому что я так говорю, – сказал я.

А про себя подумал: потому что на запад я некогда хаживал, а на север или полдень – нет. На восток идти в обход Моря и вовсе было незачем в моём понимании, мне всегда представлялось, что там дикие места, населённые страшными чудищами людьми и зверями.

И мы пошли на запад, как я хаживал уже некогда. Я вёл теперь людей за собой с одной целью, подспудной, глубокой, не высказанной даже самому себе, с целью достигнуть иного моря, найти нового Бога, ведь наш народ привык жить не в лесах, не в степях, не в горах, нет, мы привыкли жить у моря, весь уклад, традиции, всё, чем мы живём, вернее, жили многие, многие тысячи лет, всё было о Море. Оно вошло в нашу кровь, мы должны найти его снова.

Но пока мы шли и шли, проходя год за годом сотни и сотни вёрст за Солнцем, единственным оставшимся у нас Богом. Я шёл, стараясь не думать о том, что осталось позади, навеки погребённое под Морем, и в надежде найти следы Арика, или Аяи, или их вместе, я готов был даже к этому, что делать с этим я подумаю после, вначале найти. Найти их…

Но я не находил никаких следов. Да и какие я мог найти следы? Что мог оставить, пролетая над землёй мой брат? Что могла оставить Аяя, будто нарочно приучившаяся не оставлять следов, словно это было одной из её способностей, даже отличительных особенностей? И почему я никак не могу послать весть Арику? Почему за столько времени, что мы живём, он или я не придумали никакого способа связываться друг с другом? Куда он вернётся теперь? Вот соберётся домой, мерзавец, а… Теперь нет у него дома, куда можно вернуться, и он даже не знает об этом.

Не все продолжали путь за мной. Многие семьи оставались жить в новых местах, где-то сливаясь с местным населением, где-то обосновываясь наново. Ушли и на полдень некоторые, оторвавшись большим отрядом. Что ж, и раньше наши с Ариком потомки обосновывались в далёких краях и теперь уже целые страны наросли вокруг тех поселений.

Но большая часть всё же оставалась со мной и мы не останавливались, всё шли и шли вперёд, по следам прежних поколений. Многие годы прошли в этом пути, сменились несколько царей, недавно я похоронил очередную жену, её звали Аска, и она умерла молодой, оставив мне пятерых детей, которыми теперь занялась моя тёща и вдовая свояченица, а я теперь с удивлением поймал себя на том, что даже не подумал спасти Аску. Мне не пришло это в голову вовремя, а теперь я жалел. Жениться снова… на свояченице, быть может? Она молода и хороша, привязана к детям, как там, бишь, её зовут?..

Мы прошли многие и многие вёрсты, забирая на юг, к теплу, и мы дошли, наконец, до моря. Но здесь было всё же слишком сухо и жарко, настоящая каменистая пустыня, совсем не тот благодатный край, что был на Байкале, на нашем Великом Море. Это было теплым, полным рыбы и каких-то неизвестных мне гадов, и вода в нём была солёной, что немало удивило меня, а ведь я не слишком верил ни в рассказы наших прежних путешественников, ни в книги, где рассказывалось об огромных морях, по которым можно плыть не то что дни и недели, но годы, выходит, и это правда, не вымысел?.. Это удивляло и даже озадачивало меня, неужели всё, о чём я когда-либо читал, всё было правдой? Тогда чудес в мире куда больше, чем я думал. Но из тех, кто пришёл со мной на эти берега уже никто Великого Байкала не видел и знал о нём только из рассказов предков, но переставал верить в них, считая легендами, как некогда начали считать нас с Ариком.