– Твоё величие, предвечный! Там…
– Ну и што там? Пошто орёшь дурным голосом? – поморщился я, сдерживаясь, чтобы не прикрикнуть на него или даже швырнуть чем-нибудь безобидным, чтобы пришибить легонько.
– Наводнение, предвечный! – вылупив глаза, воскликнул челядин.
– И што? Который день наводнение, что орать и носиться? – проговорил я.
Действительно, дождь льёт четыре дня к ряду, и не то что дождь, но ливень из самых густых и сильных, такие идут обычно недолго и то способны подмыть дома и дороги, переполнить реки, а такой долгий и такой обильный совсем не похож на обыкновенный, словно Небеса чем-то прогневились и хотят наказать нас… Вечор я ходил смотреть: Море поднялось настолько, что затопило пристани, прибрежные улицы и даже нижнюю часть дворцового сада. Такого прибытия воды не бывало ни разу на моей памяти, но всё же всерьёз Авгаллу ничто не угрожало, подумаешь, переселили несколько улиц, подумаешь, придётся порядок наводить после разора, что вода эта наделает…
– Дак-ить, што, твоя пресветлость… эта… дак-ить… площадь уж перед дворцом полна воды, аще бо ужо и на крыльцо подымется, а дале… – у него глаза наполнились ужасом: – ить во дворцовы покои хлынет, не остановим!.. Делать-то што, твоя пресветлость, предвечный… а? – задыхаясь проговорил челядин.
– Ты… – вот уж этого я не ожидал и решил, что он преувеличивает, как свойственно всем скудоумным, принял лужи за озёра, снова захотелось дать ему затрещину, хотя я за всю жизнь и пальцем не трогал никого из чади, даже не бранил всерьёз никогда, что с чади взять…
Надо взглянуть, не доверять этим словам, ведь… Ведь ежли правда всё, что он молвит… Что там дворец… Если на крыльцо поднимается вода, то что с городом тогда? Ведь вся площадь, тем более дворец стоят на возвышенности…
Немедля посмотреть прежде чем думать, что делать… Я выглянул в окна, но отсюда, со второго этажа за плотной и шумной пеленой дождя мне было не разглядеть даже плит на площади. Надо идти на крыльцо.
Пока я, спеша, шёл по высоким коридорам, я думал об этом странном дожде: бывают долгие дожди, но так, чтобы такой сильный, но без молний, шёл и шёл без продыху столько дней, не ослабевая, это вправду что-то неправильное и странное, почему я не подумал об этом раньше? Даже в голову не пришло, что происходит что-то опасное…
Но что рассуждать, быть может, все мои размышления, возбуждённые больше страхом на лице челядина, чем его словами, преждевременны? И я спешил по гулким коридорам, стуча каблуками по бесконечным длинным коврам, которыми они были устланы, слыша над головой всё тот же равномерный гул воды, падающей на крышу.
Посмотреть было на что: вода лилась с неба сплошным потоком, шумя по всем поверхностям, особливо страшно на громадной площади ставшей теперь обширным прудом, вода шумела так, что заглушала наши голоса и, казалось, проникала этим шумом в самый мозг и грохотала там, превращая голову в погремушку. За сплошной стеной дождя я не мог разглядеть даже противоположную сторону площади, и тем более остальной город за ней, а вода, плескалась уже у верхних ступеней, действительно угрожая вот-вот хлынуть в коридоры дворца. А ведь и площадь и дворец выстроены холме, приподнятой над берегом Моря, как и весь Авгалл. Сам дворец стал островом…
Меня охватил мгновенный ужас, но тут же отпустил, оставив жар в груди и в голове, а ещё злость на окружающих: вот бестолковые, не могли раньше доложить, я бы подумал, как защититься, попытался я сказать самому себе. Теперь… а теперь только спасаться, не успеем ничего, ни досок, ни песку насыпать, преградить путь воде. Теперь придётся бросить дворец…
Я и подумать не мог, что мерный, убаюкивающий шум дождя не баюкать меня должен был, а беспокоить и заставить предпринять что-то. Ведь утром ещё на двор, на площадь выглядывал, но ничего особенного не заметил, ничего пугающего, ничего похожего на то, что вода поднимется так высоко и так быстро. Так быстро… Даже сколько времени прошло и то не поймёшь, солнца и неба который день не видать, минул хотя бы полдень? Ариковы придумки насчёт измерения времени оказались бы сейчас так кстати, сколько раз я вспомнил о них за эти хмурые месяцы. Он всё оставил в доме своём, а я так и не вник, не относясь всерьёз, не слишком понимая, и думая, что он больше для красного словца, чтобы меня удивить али надо мной, дремучим, покуражиться, как в детстве, когда он схватывал налету то, во что мне приходилось вгрызаться…
Я обернулся на челядина, с которым прибежал сюда, а оказалось, что на меня смотрели уже несколько пар выжидающих глаз, в том числе глаза царя Валора, правившему последние двадцать лет и все эти годы, он, как и все до него вот так смотрели на меня. Все привыкли, что я управляю всем, многие и многие годы, да не годы, уже не первую сотню лет… А потому, коли уж взвалил я себе на плечи сладостную тягость власти, придётся преодолеть свою растерянность и спасти Авгалл.
Однако, хотя в этот миг, когда я стоял вместе с другими на крыльце дворца, я не знал ещё, что спасать надо уже не один Авгалл, а всё царство. Великое Море вышло из берегов и поднималось всё выше, настоящий потоп и этот потоп заливал уже весь Байкал, всё моё царство, которым я, так и не названный царём, но стоящий над всеми царями, небожитель, сошедший к людям, как почитали меня все, считая чуть ли не Богом, милостиво живущим среди людей, правил уже полтора столетия. И вот, моё царство тонет, тонет в Великом Море, которому поклонялись столько, сколько стоит, то есть многие тысячи лет. Великое Море топит нас, и моя человеческая сущность в ужасе и растерянности взирает на всё это, не зная, что же предпринять, потому что ничего подобного я за свою тысячу с лишком лет никогда не видел. Я почувствовал себя ребёнком, так как и все, кто смотрел сейчас на меня, кто ожидал от меня чуда и спасения. А что я могу на деле? Что я могу сделать со всей этой водой? Ну, отклонить смогу ненадолго, но если вода продолжит подниматься, а она, судя по тому, что я вижу, продолжит, то, что я сделаю? Уже ничего, я так же бессилен, как и они, все эти люди. Я могу только одно – остаться их вождём.
Наши Боги прогневались на нас. Солнце отвернулось, не показывается несколько месяцев, хмурое небо, так долго никогда не длилась непогода, из-за холодной весны и лета и последовавшей необыкновенно дождливой осени урожай собрали скудный, готовились к голодной зиме, учитывая опыт прошлого, который некогда едва не лишил меня жизни. Но, оказывается, мы готовились не к тому?
– Что на той стороне дворца? – спросил я, обернувшись.
– Море к стенам подступило, предвечный… сад затоплен и задний двор… – был мне ответ.
Это Море стоит перед дворцом…
Но как было приготовиться к этому? К тому, чего никто никогда не видел, чего не видел даже я, предвечный. Но этого не должны знать те, кто смотрел теперь на меня, они не должны видеть ни моей растерянности, ни страха, а потому я улыбнулся и сказал:
– Чего перепугались? Всё ухитим, лодок в царстве хватит.
– Лодок?.. – проговорил царь Валор. – А… дворец?
– Да что дворец, твоё величье, он каменный, ничего с ним не произойдёт. Людей спасти важнее. Вода схлынет рано или поздно, вернемся, всё уберём и лучше прежнего засияет Авгалл, – сказал я уверенным, даже радостным тоном, хотя уже не очень-то и верил в это сам.
Да, не верил, потому что, победив растерянность, начал понимать: если Море всего за четыре дня настолько переполнилось, это значит, дождь идёт не только здесь, в Авгалле, но на всех берегах, а главное, в верховьях рек, что питают наше Море. А если так, вода будет подниматься ещё…
Но она уйдёт. Уйдёт! И мы вернёмся, мы всё очистим, осушим и отстроим наново то, что разрушит вода теперь. Но для того, чтобы мы смогли это сделать, надо спасти людей, иначе некому будет восстанавливать Байкал, и не для кого… Ничего, всё уладится, всё будет так, как раньше, всё будет снова великолепно и превосходно, как и раньше, как всегда было, уверенно говорил я себе…
Но я ошибся. Я хотел убедить себя и убедил, я хотел верить, что всё возродиться, как возрождалось уже после страшных напастей прошлого, всегда возрождался. Всегда. Но потопа никогда не бывало. Море не просто вышло из берегов, нет, оно стало вдвое больше. И не просто затопило города и прибрежные деревни, оно полностью покрыло собой то, что было царством Байкал. Теперь здесь было Великое Море и не было больше ничего…
