– Аки лебедь белая слетела к нему и подняла на крыльях в небеса…

– Но стрелы всё ж достали его…

– Ох… и умер наш Могул, как ни держала его его светлая лебедица…

– И тогда взмыла к облакам и собрала тучи и молнии в руцы свои и поразила всех ворогов-от молниями прямо в темя!..

– А после… После уж мертвеца подняла на крыла свои и унесла с собой, чтобы больше никогда не возвращаться…

И всё это с придыханием и священным трепетом. Так что стала Аяя и её Марей теперь легендой живей и ярче, чем наша с Эриком. Впрочем, и мы превратились уже совсем в подобие Богов, великим сочли наш вклад в победу. Но мне это сердца не облегчало. В отличие от Эрика, он купался во славе и власти, которую получил теперь. Его дочь с удовольствием избавилась бы от него, отодвинула бы, будь он обычный человек, но великий Эрбин – это скала, которую ей было не осилить.

Я же в Авгалл не приезжал много лет. Я не мог простить Эрику и того, что он отнял у меня Аяю и пусть косвенно, но послужил виной тому, что было потом, я не мог простить ему и то, что он спас меня и заставил жить одного, обездоленного и потерянного… Уйди я за Завесу, я хотя бы не мучился бы теперь этой болью. Но от этих мыслей меня избавило неожиданное явление: во сне я увидел нечто, это было явление и не похожее на человека, но с человеческим голосом, а как оно выглядело, я не мог понять, я не видел лица или хотя бы тени, я лишь слышал голос. Голос же был женским. И вот этот самый голос сказал мне:

– Стыдись, предвечный Арий, брат многое отдал за тебя, и многое на себя взял, столько, сколь мало кому унести, а ты сердце на него держишь! Ничего не решил бы твой уход ко мне за Завесу. Аяи здесь нет! А ты без неё тоскуешь, твоя душа без неё не может существовать в полноте и силе, даже здесь у меня за Завесой, и отсюда рвался бы к ней, я такое видала, морока одна. Так что не стремись сбежать от самого себя, ищи её среди живых. Ваше с нею назначение быть вместе, не напрасно её привели к тебе Боги. А за Завесу ко мне когда спуститесь, оставив бренные тела на земле, я буду рада!

И захохотав, исчез…

Если Аяя жива, а она жива, то куда пропала, куда могла уйти, куда, если знала, что мы живы? Не хотела больше видеть меня? Потому и ушла? А если умерла?

Но Эрик, которого я ещё раз спросил об этом уже спустя несколько лет, ответил уверенно, что за Завесой её нет. Впрочем, замявшись, он признал, что Повелительница Той стороны сказала ему, что Аяина тень блуждала возле Завесы некоторое время, либо было больна тяжко, либо…

– Что? – нетерпеливо спросил я.

Он пожал плечами, сомневаясь:

– Быть может… желала смерти… Марей умер, может быть… Али… – он взглянул на меня и отвернулся, словно не хотел произносить того, что произнёс: – али по тебе тоскует всё же… ежли думает, что померли мы… – поморщившись, сказал он и отвернулся…

…Сказал, верно, потому что так думал. Искренность в этом далась мне тяжело, но сейчас, когда прошло несколько лет, в течение которых мы с Ариком не виделись, и ничего не знали об Аяе, произнести это было легче.

Я действительно успокоил своё сердце близостью к трону, хотя стал полноценным советником только со смертью моей дочери. Кассиан, в отличие от своего прадеда-тёзки, отодвинутого от него временем на тысячу с лишним лет, и приближен моим родством вплотную, оказался слаб и подвержен влиянию. Вначале влиянию Арланы, оказавшейся властной, сильной и оказавшейся в своё время тени Могула только потому что сильнее его вообще никого не было. Но судьба так и не позволила ей выйти из тени, она последовала за мужем всего через два года и я оказался вплотную у власти, близко, как никогда раньше. Кассиан во всём доверился мне, вообще переложив мне в руки все бразды правления. Даже повзрослев, Кассиан жил своей жизнью самого обычного горожанина, только что обретался во дворце, восседал на троне в нужные моменты и говорил те слова, которые я вложил в его уста. В остальное же время он предавался охотам, и своей семье, женившись, он был очень счастлив, влюблён в свою жену, нарожавшую ему уйму милых ребят. И так продолжалось пока уже сын моего внука не сел на трон. Но и здесь я остался там же, потом ещё сменился царь на троне…

Сколько прошло лет так? Сколько? Я не знаю, я опять перестал считать. Я успокоил свою душу тем, что наконец, наслаждался тем, что, не называясь царём Байкала, на деле я им был. Свет великого Эрбина теперь не мерк, я мог всё время быть среди людей, не пряча больше своего величия, своей сути.

Чем занимался всё это время мой брат, я не знаю. Он редко появлялся в Авгалле, а может быть, и нередко, но я не видел его, я знал, где он живёт, между прочим, в том самом доме недалеко от Каюма, который он порушил своим гневом, когда явился за Аяей. И мы встречались с ним, но очень редко, он не хотел видеть меня, и мне казалось, что винил в том, что он не может найти для себя жизни. Я же наезжал к нему на берег. Дом он отстроил заново, благоустроил и весь берег, здесь была у него и лодка, возле заново отстроенной им пристани, взамен разрушенной, на которой он ходил по Морю, он завёл и скотину, по своему обыку, любитель простой деревенской жизни, то ли со скуки держал коров и коз этих. Построил и башню какую-то странную, с которой он, оказывается, наблюдал за небом и звёздами, записывая все свои наблюдения и накопил целую светлицу ларей и полок с записями. А кроме того, мастерил всевозможные непонятные и даже загадочные приборы и приспособления, показывал мне, рассказывая для чего они: был один, чтобы предсказывать дожди и метели. Другой показывал с точностью положение всех главных светил на небе в каждый момент времени, сейчас и в будущем.

– Зачем? – спросил я.

– Как зачем? – искренне удивился Арик, не понимая, почему для меня кажется лишним вся эта ерунда с изучением светил и тем более их движений вокруг земли. Вот как, спрашивается, это влияет на мою жизнь?!

Он пожал плечами.

– Не знаю, как, может быть и не влияет, – сказал немного обескураженный мной Арик. – Но если они там есть и мы среди них, надо понять, для чего они… Мы же пытаемся понять, для чего мы.

– Я не пытаюсь, мне всё ясно, – спокойно сказал я.

– А мне нет…

Неисправимый мечтатель, всегда живший немного над землёй, несмотря на всех своих коров, кур и коз.

Но самой большой его гордостью были часы. Именно так, он так назвал части, на которые разделил время в сутках, а эти части ещё разделил и назвал минутами:

– Минует кратко, не замечаешь, потому минута, – с воодушевлением говорил он, взглядывая на меня. – Но не слишком и мала она, в минуту твоё сердце ударяет шестьдесят раз, а в каждом часе таких минут тоже шестьдесят.

Слушая его измышления, я понял, что слышал это от него уже, давно и то было связано с Аей. Я не стал спрашивать, я вспомнил сам, те самые её цветочки и их лепестки, все эти числа, в которых он тогда разобрался, разглядывая её вышивки. Я не стал говорить, но понял, что часы это было его воспоминанием или мечтанием, али тоской по ней.

– Ты оженился бы лучше, – сказал я. – Всё веселее.

Он посмотрел на меня без упрёка и сказал только:

– Нет, это не для меня.

– Как же ты без женщин?

– Никак, – он взглянул на меня, – я вовсе не без женщин. Я никогда без женщин не был, зря ты так решил обо мне. Но… жениться – нет, это… больше не для меня, близость без близости – этого я больше не смогу.

Значило это, что он не верит больше женщинам или ему не нравится никто из-за неё, или он всё ещё по ней тоскует, как я тосковал в тайне даже от самого себя. Просто я умею жить в удовольствие, хоть что у меня в мыслях и на сердце, а он – нет. Поэтому я, конечно, женился снова, когда Игрива покинула меня и ушла за Завесу в своё время. Теперь только я не жил сразу на две семьи, мне хватало одной, но будь их и десять одновременно, всё равно это было совсем не то, что было у нас с Аяей. Хотя с ней было совсем не так, как мне хотелось бы, как мечталось, как могло бы быть, и воспоминания о том, что я страдал из-за чёртова Арикова похмелья и не мог вполне насладиться каждым мигом, и то, что она всё же сбежала, улучив момент, то есть я держал её в плену, всё же омрачали тот свет, которым озарена была моя душа при каждой мысли о тех днях и об Аяя вообще. Но может быть, именно поэтому мне хотелось всё вернуть, всё исправить, всё сделать так, как надо. Чем я хуже Арика? Почему она не бежала от него к Марею… хотя Марея я очернил… я путался в своих мыслях и чувствах об этом. Я начинал думать, что от меня она убежала, опасаясь Арика, ведь ушла прямо накануне его явления…