– Так-то оно так, – ответим мы вам, – с точки зрения теоретической арифметики вы абсолютно правы, но практика социализма, коей поверяется любая теория, говорит нам, что при социализме в четырехконфорочной плите одна конфорка в большинстве случаев не работает. Причин тому может быть много: от простого технического засорения до возможных происков. А чьих – нам на данном конкретном этапе социализма неизвестно. Одно можем предположить, что без «Джойнта» тут не обошлось.

Так что Марья Андрониковна с кастрюлей, наполовину наполненной фасолевым супом, решительно потребовала освободить одну конфорку для разогревания мужу своему Семену Сергеевичу из рабочей династии Колюшевых, которые испокон веку, с самого зарождения капитализма в России, на работу, имеющую место на заводе «Красный Пролетарий», без первого не ходят.

Бабка Нюша снять чайник отказалась решительно, потому что технологический процесс снятия накипи с чайника путем кипячения с горчицей требует непрерывности процесса. Кто работал по доменной части, поймет суть. Если процесс прервать, то накипь не исчезнет, а приобретет вкус горчицы, что для будущего чая неприемлемо. Потому что чай должен быть сладким, а не горьким. Чай – не водка. Которая по большому счету тоже – сладка.

Тетка Марфуша бак с бельем убирать согласна не была, типа вылей фасолевый суп себе на голову, тут и твои ссаные трико кипят.

После этих слов Арон Израилевич как-то сразу разлюбил Марью Андрониковну, которую вообще-то не любил и до этого, но ощущение разлюбливания у него возникло. Нежной души оказался еврей. Несмотря на то что и на выпить, и сам выпить – тоже.

И все сразу стали разговаривать громко и при помощи рук. В котором принял участие и проснувшийся Сергей Семенович из рабочей династии Колюшевых которые испокон веку, с самого зарождения капитализма в России, на работу, имеющую место на заводе «Красный Пролетарий», без первого не ходят. И рук у него оказалось много.

В результате чего баки с бельем, чайник с выжившей накипью и бурлящей горчицей, не говоря уже о фасолевом супе, оказались на полу. Не считая тетки Марфуши, бабки Нюши и Марьи Андрониковны. И только Арону Израилевичу Зильбертруду ничего не досталось. Вот ведь!..

А Сергей Семенович из рабочей династии Колюшевых, которые испокон веку, с самого зарождения капитализма в России, на работу, имеющую место на заводе «Красный Пролетарий», без первого не ходят, ушел спать обратно. Потому как было воскресенье и фасолевый суп ему был и на хрен не нужен.

Оказывается, Марья Андрониковна с отрывным календарем что-то напортачила, потому что ну с кем не бывает.

Но в результате этого коллоквиума неожиданно самостоятельно заработала четвертая конфорка газовой плиты. На которой оборонный Арон Израилевич Зильбертруд и сварил свой интеллигентский кофе.

Вот так вот всегда евреи наживаются на народном горе.

Зато растет обороноспособность страны.

Так что, мужики, придется их терпеть.

МЫ С СЫНОМ, ОБА ДВА, СВОБОДНЫ. НО ОН БОЛЕЕ СВОБОДЕН, ПОТОМУ ЧТО ТАК ОН СЧИТАЕТ.

МЫ С СЫНОМ, ОБА ДВА, ПРЕЗИРАЕМ ДЕНЬГИ. НО ОН ПРЕЗИРАЕТ ИХ БОЛЬШЕ, ПОТОМУ ЧТО У НЕГО ИХ БОЛЬШЕ.

МЫ С СЫНОМ ЛЮБИМ ЖЕНЩИН. НО ЕГО ОНИ ЛЮБЯТ ЧАЩЕ, ПОТОМУ ЧТО И ОН ИХ – ЧАЩЕ.

МЫ, ОБА ДВА, БЕЗУМНЫ. НО ОН БОЛЕЕ БЕЗУМЕН, ПОТОМУ ЧТО Я РОДИЛСЯ ОТ НОРМАЛЬНОГО ЧЕЛОВЕКА, А ОН – ОТ БЕЗУМНОГО.

МЫ, ОБА ДВА, ЗАНИМАЕМСЯ ИЗЯЩНОЙ СЛОВЕСНОСТЬЮ. НО У НЕГО ОНА БОЛЕЕ ИЗЯЩНА, ПОТОМУ ЧТО И САМ ОН – БОЛЕЕ ИЗЯЩЕН.

МЫ, ОБА ДВА, ПОЛОЖИЛИ С ПРИБОРОМ НА ВСЕ ЗАКОНЫ ЛИТЕРАТУРЫ. НО ОН ПОЛОЖИЛ БОЛЬШЕ, ПОТОМУ ЧТО У НЕГО И ПРИБОР БОЛЬШЕ.

ВОТ ПОЧЕМУ ОН – ГЕНИЙ, А Я – ПРОСТО ВЫДАЮЩИЙСЯ ТАЛАНТ.

По дороге, зимней, невеселой, тройка так себе бежит, под дугою Колокольчик надтреснуто колоколит. Потому что остоколодило изо дня – в день, из года – в год, из века – в век колоколить и колоколить.

Нет, поначалу, в начале начал, когда он было юным Колокольчиком-первогодком, он колоколил звонко и задористо. И где-то даже вызывающе. Особенно при встрече со старыми, пожившими свое, а некоторыми, даже и чужое, Колоколами. Тогда как старые Колокола мирно дремали на своих Колокольнях в студеное предрассветье в ожидании ранней обедни, а их менее родовитые собратья спали, как и положено по профессии, на пожарных каланчах, и не всякий даже самый залихвастский пожар мог их пробудить, наш Колокольчик тихонечко колоколил даже во сне и своим колоколением навевал сладкие (других в этом возрасте не бывает) сны шестилетней Юленьке, младшей из пяти дочерей титулярного советника Михаила Юрьевича Козловича. По почтовому ведомству.

Ее темнокурые волосы были разбросаны по подушке, кукольные ресницы подрагивали, словно малиновое желе, щеки розовели, как едва проклюнувшийся закат, а в не тронутом насморком носу потрескивали пленки (Ю.К. Олеша). И в такт этому потрескиванию разгоравшегося костра начинающейся жизни и колоколил юный Колокольчик. И в этом колоколении были предчувствия будущей жизни, в которой он будет сопровождать десятилетнюю Юленьку в поездках с Папенькой, Маменькой и четырьмя сестрами на пикник в Измайлово к Алексеевским прудам, где Колокольчик будет слушать рождаемое ветром невнятное колоколение своих дальних родичей на звонницах Храма Покрова Пресвятой Богородицы.

С каждым годом сестер, к степенной радости Папеньки и Маменьки, оставалось все меньше и меньше по естественным, от Бога данным законам природы, и в конце концов на пикники к Алексеевским прудам шестнадцатилетняя Юленька выезжала лишь с Папенькой и Маменькой. В ожидании своего часа. И час этот настал, пробил, прозвенел. На Троицу ближе к пяти пополудни к их пикнику подошел Жовиальный Господин благородного вида, молодой, но уже занесший ногу для шага в зрелость. Колокольчику он сразу чем-то не приглянулся. Это было какое-то неоформившееся чувство, напоминавшее зарождающуюся ангину. А возможно, это была просто ревность. И от этого Колокольчик впервые колокольнул почти по-взрослому. С предчувствием.

Жовиальный Господин сразу очаровал Папеньку и Маменьку, но в этом их очаровании уже шелестела нарождающаяся сладкая печаль от скорого расставания с их последней усладой, юной доченькой Юленькой.

Жовиальный Господин предложил Юленьке прокатиться в его пролетке, запряженной тройкой борзых, темно-карих лошадей. Колокольчик сразу встревожился и предостерегающе звякнул, но Юленька успокаивающе потрясла им, и Колокольчик успокоился и даже заснул в кармашке Юленькиного розового труакара. Папенька с Маменькой увлажнились глазами, и Юленька вместе с Жовиальным Господином скрылись в темнеющих аллеях Измайловского парка.

Напрасно, мой читатель, Папенька с Маменькой ожидали возвращения Юленьки. Напрасно. Она исчезла безвозвратно.

И о них мне ничего не известно… Но предполагаю, что старость их была печальной. Старость вообще – вещь невеселая, но тут…

Жовиальный Господин только вид имел благородный. А так он был профессиональным соблазнителем. И очень профессионально соблазнил Юленьку прямо в пролетке, запряженной тройкой борзых темно-карих лошадей. Колокольчик слышал все это, но ничего поделать не мог, только тихо и безбудущно колоколил в кармане смятого розового труакара…

А потом Жовиальный Господин продал надкусанное яблочко в заведение мадам Сивоплясовой, что на углу Каланчевки и Орликова переулка.

…Грек из Варшавы, Еврей из Варшавы, Юный Корнет и Седой Генерал… Лишь малая толика странствий Юленьки с сильно сдавшим Колокольчиком…

И вот по дороге, зимней, невеселой, тройка так себе бежит, а вслед за ней летят «Форды», «Ниссаны», «Девятки», «Ауди», «БМВ»…

И под дугою однозвучно Колокольчик надтреснуто колоколит…

– Как? Ивану Кузьмичу в жопу вставили свечу? Какой ужас!

– Ваша правда, Пантелеймон Панкратыч, именно что свечу, именно что вставили и именно что в – жопу…