А через минуту меня повязали мусора. Сам Кондратьев, начальник Угро, брал… В Сокольниках, недалеко от «Ландыша», под березой… Отгулял мальчишечка… Сто восьмая… Двести девятая… Для тех, кто сечет…
Лелька зашла ко мне в семнадцатую камеру и потянула из кобуры наган…
Я сдвинул кепку набок и улыбнулся ей золотым зубом.
Все деловые знают…
В городском саду
Много лет тому назад я играл в шахматы с одним человеком. Это было в Прибалтике, во дворе гостиницы «Майори». Мимо нас прошла махонькая девочка с мамой. Человек посмотрел на нее и сказал: «Вот тут твое будущее». Я засмеялся: «Матвей Исаакович, мама для меня – слишком стара, а девочка – слишком юна». Человек посмотрел им вслед. Твое будущее родится из этой девочки. Его будут звать Катей. Фамилия Матвея Исааковича была Блантер. Партию я проиграл. А вот Катю…
В том саду, где мы с Вами встретились (между Парнавас, Ата и Я. Асара), ветки деревьев, посеченные осколками снарядов, не успели зарасти свежей корой… На дорожках валялись стаканчики из-под фруктового мороженого, окурки «Севера» и одинокой упавшей звездой поблескивал осколок бутылки. Вот-вот на танцплощадке заиграет оркестр инвалидов, и через секунду Ваши маленькие груди со сладким ужасом прижмутся к моей груди…
И вот в городском саду играет духовой оркестр.
– Как тебя зовут, девочка?
– Катя…
Ваши пальцы пахнут… Я даже не могу сказать чем… И запах сосновой смолы, и моря, о котором я Вам уже говорил, и запах парного молока, который почти неуловимо, но явственно отличает девушку от женщины. Эта дрожащая грань, которую так страшно и так не терпится перешагнуть. Мне даже не хочется целовать эти пальцы… Мне плакать хочется…
И вот в городском саду играет духовой оркестр.
– Как тебя зовут, девочка?
– Катя…
Где-то там, в узких улочках Риги, мы идем с Вами…
В наших лирических отношениях…
Грозящих неконтролируемой ядерной реакцией…
Когда ядерный чемоданчик еще не открыт…
А нейтроны уже набрали скорость…
И вот-вот…
Хотя как это…
Когда Вы – там…
А я…
Где я…
Чуть-чуть поуспокоиться…
Это я – о себе.
И вот, в городском саду играет духовой оркестр…
– Как тебя зовут, девочка?
– Катя…
Вот тут мне легко дышится. Не знаю почему. «Ерш» из морского воздуха и уже остывших дюн загоняет хрип обратно в прорванные временем легкие. (Тянет на неплохой литературный штамп.) Сколько мне лет? Не помню. На тыльной стороне слегка вибрирующих рук – пигментные пятна. Значит, много. На мне желтый пиджак букле, узкие голубые брюки, туфли баттен-даун, красная рубашка со снап-тапчиком и галстук, горящий даже в ночи. Молодой? Но в карманах нет ни пачки сигарет, ни спичек. Вспоминаю, что уже много лет не курю. Значит, старый. Тогда почему к моему плечу прижалась девочка в блузке с оборками и юбке колоколом. Почему и куда мы идем сквозь дюны? Кто – она, что – она?
Мне нельзя, нельзя, нельзя так волноваться.
И вот, в городском саду играет духовой оркестр…
– Как тебя зовут, девочка?
– Катя…
Я лежу в операционной. Там чисто и слегка прохладно. Я помню эту операционную. Не первый раз. Милая девочка вводит в маленькую артерию около запястья иглу. Я уже знаю, что ее зовут Катей…
Или мне так кажется.
Или – хочется?…
Много-много лет тому назад Матвей Исаакович Блантер был прав…
И вот в городском саду играет духовой оркестр.
«Расцветали яблони и груши, поплыли…»
Давным-давно
Давным-давно, когда нас с Вами, моя удушающая любовь, не было, я был взводным в первом эскадроне, а Вы, моя немыслимая нежность, – милосердной сестричкой во втором. И за всю долгую войну, да и потом, мое великое счастье, так ни разу не встретились, не познакомились, не узнали друг друга. А как узнать, если нас еще не было…
В одну реку
«Нельзя дважды войти в одну реку». Как сказал один древний Гераклит. Не знаю. Сколько раз я ни входил в Москва-реку, и каждый раз это была все та же Москва-река. Сама невинность – в истоке и пользованная-перепользованная у впадения в Оку. Меня даже три раза бросали в нее с ресторана-поплавок около «Ударника», и все равно я выныривал все в той же родной московской речной глади. Весь в объедках шашлыков по-карски, лобио и соусе сациви, но в Москве-реке. А не в Куре какой-нибудь, судя по меню воды. Но – Москва-река¸ пацаны, она – Москва-река и есть. И, может быть, с другими реками все обстоит совсем по-другому.
И один упертый охламон с Петровского бульвара по местному имени Билл Голубые Яйца, тайна которого (имени) покрыта мраком, потому что ни в ближней родне и ни в дальней, о которой ничего не было известно, не было ни одного индивида с яйцами такой расцветки, однажды решил, что Москва-река – это нерепрезентативно. Москва – это еще, блядь, не вся Россия, и, возможно, в другие реки дважды войти невозможно. Потому как Гераклит.
С этой целью Билл Голубые Яйца поступил на геофак Института цветных металлов и золота, чтобы за государственный счет подтвердить Закон природы о невозможности вхождении дважды в одну и ту же реку вне пределов Москвы. Во всей России.
И по окончании института был отправлен на пару лет в город Саратов, где тут же вошел в Волгу, вышел и снова вошел. И у него это получилось! Билл Голубые Яйца был потрясен. Потом он решил, что ошибся в подсчетах и вошел в Волгу не дважды, а одиножды. И вошел снова. И у него опять получилось! Мир для Билла Голубые Яйца рухнул. В тоске он закурил, а окурок вдавил в пляж. И ему, наверное, местные экологи закатали в лоб. Пошерстили по карманам, нашли паспорт с московской пропиской и повторно закатали в лоб. Со словами: «Все москвичи засрали!» А после третьего закатывания на Билла Голубые Яйца снизошло озарение. Москва-река – приток Оки, которая, в свою очередь, приток Волги. И принесла в Волгу московское извращение Закона природы о невхождении!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
