Океан Рвал ураган канаты в клочья, тянулись чайки на шпагат, и волн косматых стая волчья гнала на скалы наш фрегат. И как фигляр, меняя лики, от непрерывной качки пьян, гремел не Тихий и Великий, а Окаянный океан. В морской болезни и боязни не завершить свои труды, корабль отдавался плазме у скал вскипающей воды. Но жертвой гибельных традиций нам стать, как видно, суждено − почти у берега разбиться и лечь обломками на дно, чтоб шторм сменился постоянством, погасла горькая звезда, и с океанским окаянством мы распростились навсегда. Мои капричос Сон разума рождает чудовищ. Франсиско Гойя Я плохо сплю. Сон разума недолог. Восстановив контроль над подсознаньем, чудовищам, живущим в нём, родиться сознанье не даёт. Мои капричос, бумаги не достигшие, в мозгу, как в клетке, остаются – и рычат, и мечутся, и рвут его когтями, и полыхают жёлтым и лиловым… Я говорю: «мигрень», – и сон зову, как Гойя, чтоб позволить наконец чудовищам мой мозг больной покинуть, родиться и, оформившись в слова, зажить своею собственною жизнью, меня освободив – пусть ненадолго. Надолго я и сам бы не хотел… Лучшее применение Я заметил, что не слишком ценит шутки мой читатель потому что принимает всё за чистую монету. А уж я их штукатурю, отыскав в чулане шпатель, и раскрашиваю ярко, чтоб потрафить интернету. Но один солидный дядя мне сказал в сердцах однажды, что ирония – как выдох, а поэт хорош на вдохе. Если лирикой не может утолить он нашей жажды, пусть в коробке засыхают иронические блохи. Видно, злоупотребляя непрямой своею речью, я читателя запутал, с панталыку сбил и с толку. Мной читатель изувечен, и, кляня своё увечье, будет прав, коль книжку эту не поставит он на полку. Времена теперь такие, что не терпят проволочки, − сам понять не успеваю, что там в рифму я буровлю. Лучше, выдрав все страницы, навертеть из них кулёчки, сумку семечек нажарить и открыть с утра торговлю. Вот тогда-то наконец-то кто-то мой сарказм оценит: развернув кулёк, разгладит и, с ухмылкою лихою, декламировать возьмётся эти вирши, как на сцене, и не сразу в урну бросит, а наполнив шелухою. Ритуалы
Быть атеистом нынче неприлично! Не то чтоб это было под запретом, но всё же, согласитесь, вызывает сомнение: лоялен ли субъект? Его ведь, по большому счёту, верить никто не заставляет, но креститься и говорить «Христос воскрес!» он должен и отвечать «Воистину воскрес!». Коль ты живёшь в России, ритуалы ты должен соблюдать, чтоб добрых граждан не оскорблять своей неверной верой или её отсутствием. Хотя никто к тебе пока не лезет в душу – причём «пока» здесь ключевое слово. Поэтому не верь, но притворяйся – и можешь жить спокойно. До поры. Всего-то дел: крестись тремя перстами, а коль военный, то носи фуражку и, козыряя, знай, что честь ты отдал, – её, возможно, кто-то подберёт. Может быть …ни истории нет у меня, ни мистерии, нет ни тела, ни животворящего духа, ни бездонной дыры, ни беззвёздной материи, не могу отозваться ни звонко, ни глухо и не знаю ни сна, ни бессонного бдения, − я подушка – без наволочки и без пуха, − но на мне засыпает порой Провидение, может быть … Только в нашем цирке Не вступая с Провиденьем в прения, чтоб никто не потерял лица, цирковой лошадкой на арене я бегаю по кругу без конца. Замысел Его похож на вымысел, Промысел сторгован за рубли. В сани я свои, да только мимо сел, а потом и вовсе запрягли. У меня вопросы по ведению, в гриве ленты, а на лбу плюмаж. Я как привиденье Провидению говорю: − Прицелься и промажь! Лучше, примеряя чепчик плисовый по примеру чеховских сестёр, распорядок действий не расписывай, всё равно напутает актёр. Ты вздыхаешь, чай, не о корыте ли? Медленней − читаю по губам. И ещё вопрос: − А кто же зрители? Для кого весь этот балаган? «А теперь зачехли окуляры Цейса…» А теперь зачехли окуляры Цейса: то, что ты разглядел, – миражи и ложь, – и отставь ружьё, во врага не целься: всё равно в себя попадёшь. Самолётик выкрои из газеты с описаньем гибельного пике. Не жалей, что слова подобрал не все ты: всех, что надо, нет в языке. Мысль шуршит в мозгу, будто мышь в подвале, но не просит крошек с твоей руки. А понять друг друга уже едва ли вы смогли бы – так далеки. Так что боль уйми и начни сначала, в воду брось ключи, а не горсть монет, − уплывай, забыв даже вид причала, зная, что возвращенья нет. |
