Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Памяти Александра Галича

Был не в себе, теперь, отбой трубя,
не унесённый – принесённый ветром,
ушёл, что называется, в себя,
из экстра- стал типичным интровертом.
Окуклился, хотя не шелкопряд
и ценной нити из меня не скрутишь.
Но, чтобы не скрутил меня наряд,
в кармане прячу свой заветный кукиш.
Я у костра сижу на берегу,
но аккуратно – сам не возгораюсь,
другие в крик, я – цыц и ни гу-гу,
и в драку лезть ни с кем не собираюсь,
и из себя не выходить стараюсь,
но чувствую, что больше не могу!

Рыбалка

Может, я не готов пока
или просто клюю не так,
но срываюсь опять с крючка, −
ты прости меня, мой рыбак.
Знаю я, ты пришёл за мной.
Принимая игру твою,
я прельститься хочу блесной,
но, как видно, не так клюю.
Ты прости, что опять в сачке
мелочь – корм для твоих котов.
Я б и рад висеть на крючке,
просто, видимо, не готов.
А в реке тишина и мрак,
над рекою – июльский зной.
Из-под груды речных коряг
я любуюсь твоей блесной.

Открытие

Величина случайная, бреду
среди стволов, древесных единиц,
в лесу, арифметическом ряду,
по выцветшей поверхности страниц.
Я заблудился, спутал все следы,
и формулы забыл, и потерял
ориентир, но в небе из слюды
бликует мой расчётный матерьял.
И я считаю звёзды и с трудом
тропинку, занесённую листвой,
нащупываю, чтоб вернуться в дом
по эху на дорожке цифрововой.
Я отыщу решенье, «горячо» −
шепнёт мне кто-то в книжный мой загон −
про лес и смысл творенья, а ещё
про звёзды и про нравственный закон.
Пускай они пока ещё чисты,
но формула топорщится в мозгу, −
шуршат, шуршат опавшие листы, −
я записать ответ на них смогу.

Невидимка

И поскольку я невидимка,
то в прямых и кривых зеркалах,
отражаясь, не отражаюсь, −
в равной мере не при делах.
И поскольку тугой мошною
я похвастаться не могу,
прохожу насквозь, как нейтрино,
через всех, перед кем в долгу.
И поскольку мной позабыты
звуки, запахи, имена,
в том, что я и тебя не помню,
так и знай − не твоя вина.
Слабым шорохом затихая
на границе небытия,
кто я − слово? Скорее − буква,
будто выдох последний − Я.
Или первый − иною явью
и началом иного сна −
буква нового алфавита,
что не мной произнесена.

Мой враг

Я не прошусь из грязи и в князья:
судьба моя мне, в общем, дорога,
и мне даны хорошие друзья,
но я хочу хорошего врага.
Я знаю, жизнь опасна, как дебил,
который, хмурясь, точит свой кинжал.
А я хочу врага, чтоб не убил,
но непрерывно в тонусе держал.
Хочу, чтоб расслабляться не давал,
тревожил наяву и в страшном сне,
чтоб с ним себя я часто рифмовал
и знал, что он нуждается во мне.
И если друг обманет − не беда:
с моим врагом мы не разлей вода!

Правила поведения на воде

Мы не тонем и не оседаем на дне,
как чаинки, устав от слепого кружения.
Мы повисли с тобой на пологой волне
под влияньем поверхностного натяжения.
О безумных страстях, что кипят в глубине,
и снастях, что натянуты всюду для верности,
ты не знаешь, и ведать бессмысленно мне
до тех пор, пока плёнка крепка на поверхности.
Тут важнее всего не сорваться в пике,
лишней воли не дать ни ноге, ни руке,
не жалеть, что стреручен судьбой и стреножен,
быть поверхностным и не глядеть в глубину,
не барахтаться с криком «Спасите, тону!», −
может, так на волне удержаться и сможем!

Молекулы

Мы летим, в нарушенье приказа,
по прямой, где на схеме подкова, −
невидимки, молекулы газа –
не имеет значенья, какого.
Мы летим, удаляясь беспечно
друг от друга, надеясь, что как-то
наши чувства сумеем сберечь, но
это трудно с потерей контакта.
Оставаясь собой, отставая
от себя, находя и теряя,
мы летим в пустоте, остывая,
брызги молекулярного рая.
И себя сберегая от сглаза,
не узнаем друг друга при встрече,
невидимки, молекулы газа,
части так и не сказанной речи.

Малые голландцы

Эти малые голландцы
были парни хоть куда!
Покупали иностранцы
их картинки иногда.
Впрочем, главный покупатель,
деньги прятавший в кисет,
был голландский обыватель
и художника сосед.
Натюрморты и пейзажи,
и быка пресветлый лик
создавались для продажи,
но доход был невелик.
И художник захудалый
пропивал деньжищи те.
Даже Рембрандт, хоть не малый,
тоже умер в нищете.
Нарушитель норм и правил
аскетических времён,
только Рубенс, Питер Пауль,
был при жизни оценён.
Рама в пышной позолоте,
дама в белом на коне, −
много света, много плоти,
много гульденов в мошне.
А у малых – служба быта
и палитра их скромна.
Но эпоха не забыта,
ими и сохранена.
Запах сыра и ванили,
акварелька и эстамп…
Вас потомки оценили –
Клас, Порселлис, Аверкамп.
Вы прогнать смогли невежду,
защитили свой редут,
подарив и нам надежду,
что труды не пропадут.
Как вино и простокваша –
незатейлив ваш магнит…
А Хохловкина Наташа1
нам детали объяснит.
вернуться

1

Хохловкина Наталья − искусствовед, специалист по творчеству малых голландцев.

3
{"b":"700084","o":1}