Нарушитель закона Жизнь состоит из разочарований. Но всё же, чтобы разочароваться, я должен быть сначала очарован. А это значит, так как жизнь конечна, что, очарован будучи, однажды могу я роковую цепь событий прервать, нарушив парности закон. Я был бы рад подобному раскладу. Пускай впаду я снова в заблужденье, но, если повезёт, могу об этом и не узнать, финальный матч с судьбой считать победным, мяч забив в ворота и не успев ответный пропустить. Декадентское Она говорила: – Нам лучше расстаться, бессмысленно длить эту сладкую муку. Когда отменить невозможно разлуку, не проще ль с любовью скорей расквитаться? А он отвечал: – Эта сладость слиянья, пусть болью, но всё же останется с нами. Мгновенье, продлившись и став временами, вовек не утратит былого сиянья. А после друг друга они не встречали. Он тут же догадывался об ошибке, когда не её узнавал по улыбке, точнее по отблеску тихой печали в глазах, а порой ему чудилось платье, он вздрагивал, голос услышав в трамвае, и вновь сознавал невозможность объятья, ни боли, ни сладости не забывая. Предзимье Слякоть, но местами лёг снежок, прикрывая выбоины в плитке. Мне б найти какой-то затишок, мне б забиться в домик, как улитке. Вход законопатить, чтоб сквозняк дом мой не выстуживал, и сырость не пересекала строгий знак «Стоп» и на ночёвку не просилась. Чтоб не видеть мелочной возни и не слышать клацанья затворов и чтоб о политике – ни-ни – никаких досужих разговоров. Снег с дождём – в окно летит заряд, − ночь не принимает апелляций. Но не зря в народе говорят, что планета будет накаляться. Верю я, что завершив дела, холод отползёт подобно змею, и пускай хоть чуточку тепла я дождаться всё-таки сумею. Лодка Лодка моя – завиток на бумаге, мушка, в янтарной застывшая влаге, звук угасанья гитарной струны, штиль и безвольно повисшие флаги песен моих не узнавшей страны. Лодка – моя предзакатная дымка, смазанный росчерк случайного снимка, след безнадёжной слезы на щеке, в вечности канувшая анонимка, рыбка, оставленная на крючке. Берег не виден, расчёт на везенье, лодка – мой призрачный шанс на спасенье, надо бы вычерпать воду, хотя нечем и незачем, − дарит забвенье море, качая меня, как дитя. Тихо, как в сон, погружаюсь под воду и изменяю дыханья природу, лодка уже над моей головой, парус, впитавший вечернюю соду, сном на верёвке висит бельевой. Баратынский Я как перо, потерянное стаей, годящееся только для игры, и стебель, что, сквозь камни прорастая, готов творить зелёные миры. Я краткий миг и бесконечный поиск, я исчезаю раньше, чем возник. Я всё-таки успел на скорый поезд, хотя не факт, что пустит проводник. Я колесо – но вовсе не фортуны, я грязь и брызги из-под колеса, вибрирую, как сорванные струны дождя, что ловит лесополоса. Я серых туч угрюмое свеченье и радужная плёнка на воде. И бесполезно спрашивать, зачем я рассыпался повсюду и нигде. − Мой дар убог, и голос мой негромок, − мои слова, рождённые не мной. Я лишь чужой метафоры обломок или осколок рифмы составной. Ни славы не снискал себе, ни денег, а сделал ли хоть что-то для страны, поймёт потомок или современник, глядящий на меня со стороны. У воды Тебя у воды вспоминаю босую, такой, как тогда отражала река, и по памяти щепкой портрет твой рисую, но долгую линию не замыкаю. Шлепки о песок, и шуршанье, и лепет, и даже как будто негромкие плачи… Волна, набегая, и чертит, и лепит, и тут же смывает и строит иначе. А жёлтый песок и зелёные нити – лишь фон для мистерии; яркие блики, прозрачные тени и мячик в зените – страстей, охлаждённых волною, улики. Вины за собою признать не желая, бреду одиноко вдоль кромки прибоя. И рядом волна шелестит, как живая, как та, что недавно прощалась с тобою. Я шёл по песку, я берёг свои брюки, а ты − босиком и походкой небрежной, с волною, как с символом скорой разлуки, играя беспечно на ленте прибрежной. Теперь твой маршрут повторяют стрекозы, меняя в полёте структуру и моду, и пчёлы, пополнив запасы глюкозы, гудят ради звука; на чистую воду, фасеточных глаз своих не отрывая, выводят меня и с искусством жокея седлают эфир, и змеится кривая, которую щепкой черчу на песке я. |
