«Когда-нибудь Мать Богов накажет тебя за такое отношение к старшим и традициям – возможно, я и веду себя разнузданно, но не настолько же, чтобы потом краснеть от одного только упоминания своего имени!»

Девушка увидела себя стоящей в просторной комнате напротив распахнутого окна. Высокая аристократка, крупноватая, но дородная и разодетая, с сильными руками и изящно расправленными плечами, задумчиво лицезрела вид на хоучжаофан, откуда доносились громкие юношеские голоса.

– Как оскорбительно, – сказала она, посмеиваясь. – Они гомонят так, словно узнали, что я беременна!

Юань сделала короткий шаг вперед. Сестра по-прежнему стояла к ней спиною, ее густые черные волосы были уложены в сложную прическу и украшены покачивающимся буяо.

– А разве это не правда, неповоротливая Дэйю? Жрица здравия сказала, ты в положении – вскоре станет виден живот, а ци твоего ребенка уже струится внутри твоего тела.

Та весело расхохоталась, задрав голову и раскинув руки в стороны крайне театральным жестом; воздух в комнате стал спертым, пространство начало искажаться.

– Да что ты такое говоришь, дурочка-Юань! Как же я рожу, если давным-давно мертва?

Она резко обернулась, и жуткие черные отметины на ее лице, покрывшиеся горелой коркой, выстрелили едким дымом. Глаза-карбункулы без зрачков и белков быстро заморгали, буяо вылетело из роскошных волос и обратилось золотым змеем.

– Сестра, я пыталась спасти тебя! Пыталась спасти жизнь внутри тебя, пыталась спасти твоего возлюбленного!

– «Пыталась»? – издевательски спросил голос, искажаясь. – Но где же результаты твоих трудов?

– Я спасу в следующий раз! – закричала Юань, рывком дергаясь вперед и медленно осознавая, что никакого «следующего раза» у нее никогда не будет.

Занимался рассвет, теплое свечение сумрачно окутывало стены и пол приятным флером таинства. Постель, в которую любезная Глава положила свою не оправдавшую ожиданий гостью, отличалась роскошью, крайне свойственной Клану Цветка: кровать походила на отдельную комнату, попасть в которую из комнаты побольше можно было лишь через округлую арку, задернутую расшитой шелковой тканью. Постель окружали три внутренние стены лазурного цвета, украшенные золочеными узорами; на той из них, что выходила в комнату и располагалась по левую руку от спящей, тянулась узкая картина с изображением двух влюбленных, окруженных множеством рук Матери Богов, тянущихся к ним, дабы присоединиться к объятиям.

Родной Клан Бури (ее бабушка – в первую очередь) счел бы такое изображение в высшей степени недостойным для повсеместной демонстрации, однако клан Цветка славился своей любовью к одному из центральных ритуалов человеческой жизни: ритуалу призыва душ в этот мир с помощью обрядовых действий влюбленных. Цветы, в конце концов, символизировали жизнь, и ничто не могло ассоциироваться с рождением очевидней, чем…

«Мать Богов, пощади!»

Юань поудобней уселась на своей постели и пригладила волосы; они оказались слегка влажными и абсолютно чистыми. Тело, медленно восполнявшее средний запас ци, неприятно заныло в ответ на резкие действия. Девушка откашлялась, игнорируя боль, и юноша, все это время лицезревший вазу, изящно повернул голову с вопросительным видом – словно это вовсе не он был лишним в женской спальне, а она.

Незнакомец был облачен так, словно собрался на светскую прогулку, если не на собственную свадьбу: танчжуан со стоячим воротником, множество сверкающих застежек, длинный халат кроваво-красного цвета – все было чистым и совершенным настолько, что, даже приглядевшись, девушка не заметила ни единой лишней складки или жалкого залома. Короткая куртка явно выполняла декоративную функцию: на дворе цвела и дышала свежестью благоуханная весна, готовая вот-вот превратиться в теплое лето. Шпилька с аппликацией из металла и перьев самки зимородка сияла насыщенно-голубым, сливаясь с цветом многочисленных колец и тяжелых бус, свисающих до живота.

Передние пряди длинных черных волос были скручены в крошечный пучок сзади, однако остальная грива свободно спускалась по спине, доставая юноше почти до бедра; клан Бури никогда не поощрял такие прически у мужчин, считая их знаком распущенности, однако здесь, как видно, была несколько иная мода.

Глаза незнакомца холодно коснулись ее тела, и Юань невольно поежилась; от него исходила странная энергия надменной скованности, свойственной почти всем аристократам, что она знала.

«А вдруг это Тин, мой жених? – напряженно подумала она, едва сдерживаясь, чтобы не поморщиться. – Если так, то он, определенно, вырос в гордеца и красавца, не слишком знающего элементарные правила этикета».

Ей, разумеется, судить юношу не следовало бы: в конце концов, она потеряла дары, не уследила за эскортом, вошла в неправильный проем дамэнь шутки ради, упала в обморок перед Главой, упустила опасную противницу – и все в течение каких-то нескольких дней. Вздохнув, девушка не выдержала и потянулась. Юноша сделался размытым пятнышком перед ее глазами, а затем снова собрался в одно надменное целое.

– Кто ты такой? – спросила она без излишних церемоний. – Прошу прощения, но я не звала никаких гостей и уж тем более не желаю видеть незнакомца, смеющего глядеть мне в глаза с таким самодовольством, словно это его комната, а я посмела ворваться сюда безо всякого приглашения.

Черные волосы юноши всколыхнул легкий ветерок, и в его левой руке материализовался веер с павлиньими перьями, которым тот принялся неспеша обмахиваться. Он сделал несколько маленьких, крайне изящных шажков в направлении Юань, и та, вскочив с постели, призвала свой фамильный шест.

«Гэтю, – позвала она мысленно. – Не соизволишь откликнуться хотя бы сейчас?»

«Соизволю, разумеется, – ответил тот наигранно-приторным голоском, явно заигрывая со своей хозяйкой. – Вот только своей энергией делиться не стану».

«Из-за твоего бездействия вчера я могла умереть!»

«Но не умерла же, в конце концов».

Девушка прикусила нижнюю губу до крови, пытаясь всколыхнуть ци, но ее жизненные силы все еще были на исходе. Юноша с веером мягко прошествовал к постели и опустился на нее, продолжая глядеть на девушку с нескрываемым удовольствием; презрительная усмешка расцветала на прекрасном лице, преобразуя идеальный рот в широкий звериный оскал.

А потом он вдруг исчез – растворился в воздухе с громким свистом ветра, который, вылетев в окно, спугнул сидевших на веточках птиц; чувствуя, как по телу вновь разливается слабость, а желудок сводит от голода, Юань лениво вернулась в постель и улеглась на нее, стараясь не думать о том, что рассвет с минуты на минуту сменится ранним утром, а вместе с ним начнутся многочисленные расспросы, встречи и оправдания.

Подумать только, ей придется бродить туда-сюда весь день, когда телу больно даже согнуть колено!

Она положила свой шест рядом и осторожно коснулась древесины ладонью.

«Что, заигрывать со мной решила? – нагло спросил дух в ее голове. – Не думай, что так ты растопишь мое сердце и заставишь покориться!»

«У тебя нет сердца, мерзкое ты создание. Только и делаешь, что дразнишь меня».

«Я служил своей прошлой хозяйке верой и правдой. Знаешь, кому я принадлежал раньше?»

Фамильное оружие с особыми рунами, сдерживающими внутри опасных боевых духов, было у каждого Клана: иногда его дарили любимым детям в день совершеннолетия, иногда доверяли близким слугам или носили сами. Клан Иллюзии, насколько было известно, и вовсе предпочитал держать опасные реликвии древности вдали от человеческих рук и считал их нечистыми – правда, не возражал против использования идентичных артефактов другими.

Лишь одно правило в использовании этих удивительных вещей было неизменно: дух, пусть и заключенный, всегда выбирал себе хозяина самостоятельно, вырываясь из рук того, кому искренне не желал служить. Такого рода протесты, разумеется, тоже не были регулярными, однако Юань все же удивлялась всякий раз, когда Гэтю, явно тяготеющий к пороку и разного рода хулиганствам, не мешал ей хотя бы драться своими силами.