– Он глазками так хорошо смотрит.
– Видишь, женщина и то заметила.
– Но в целом гадость, – добавила Наталья.
– Не говори так!
– Он не слышит.
Наталья принесла еще салфетки, вилки, хлеб.
– Что тут есть при помощи вилки? – спросил Гордей.
– Все и ешь. Гордеюшка! У меня оторвалась дверца кухонного шкафа дома.
– Все сделаем, – сказал Гордей.
– Мы сегодня допоздна с Лавром будем работать, а после работы, сам знаешь, уже ничего не хочется.
– Понял. Нужно сделать в рабочее время.
– Часика в три и съездишь, да?
– Я и сейчас могу. Вот съем все… После трех темнеть будет уже.
Наталья повернула лицо в мою сторону. Дернуло же ее так рано начать разговор об этом. Теперь его не затормозишь.
Дверь в парикмахерскую открывается, и заходит Лисенок. Он небрежно несет на руке рыжую курточку с рыжей опушкой. Рукав курточки, как и в прошлый раз, волочится по полу. Водитель следует за ней и пытается поднять рукав. Лисенок отмахивается от него, как от мухи. Когда водителю удается это сделать, Лисенок с досадой кидает в него всю куртку, и тот выходит из парикмахерской.
– Достал! У туалета готов стоять, общественного. Правда, я там и не бываю.
Он оглядывает всех. Видит Гордея. Лисенок так рад, что хлопает в ладоши. Гордей направляется к ней. Но она первая кидается к нему и вжимается в его живот. Господи! Все время путаю, он или она, простите уж, пожалуйста.
Гордей берет за руку Лисенка и ведет к стойке.
– Здравствуйте.
– Мороженого хотите?
– Смею заметить, что здесь у меня рабочее место. На кафе это не похоже совсем.
– Да ничего страшного! Мы в уголочке здесь тихонько посидим с Гордеем.
– Гордей уходит. У него дела.
Лисенок поворачивается к Гордею:
– Я отвезу тебя по твоим делам.
У меня земля ушла из-под ног. Так я могу нажить себе неприятности, но остановить их было уже нельзя. Гордей, как мальчишка, за которым неожиданно зашел друг, стал натягивать на себя куртку, а мы с Натальей, как любящие родители, гневались и пытались предотвратить их прогулку. Как это и бывает, сделать нам ничего не удалось. Водитель уже открывал дверь для двух пассажиров.
– А ключей-то ты не дала ему! – обрадовался я своей догадке.
Наталья печально покачала головой.
– Я вынесла их вместе с хлебом. Они лежали на столе, теперь их там нет.
– Ты сегодня какая-то несообразительная.
Я присел на край дивана.
– А кто меня такой сделал? – Наталья встала в позу «руки в боки». – Кто? Ты.
– Я?
– Распустил хвост передо мной с утра, как павлин, всю голову забил своими ухаживаниями.
Сегодняшнее утро со скоростью звука пронеслось в моей памяти. Ничего предосудительного я не нашел.
– Ты преувеличиваешь…
– Мне тридцать два года, и я не помню, чтобы кто-то с раннего утра оплатил мой завтрак в кафе и перевел меня за руку через улицу.
Наталья села на диван. Кожаный, скользкий и надменный, он сразу приковывал к себе внимание входящего к нам человека, но о нем тут же забывали, так как сосредотачивали взгляд на людях. Лицо Натальи приняло выражение полного безразличия и безучастия ко всему ее окружающему, и она стала похожа на диван. Прошла минута. Я недоумевал. Она о чем-то думала.
– Я соврала. Мама и папа так меня водили, – раздался ее голос.
– Вот видишь… – обрадовался я и осекся. До меня дошло! Женщина не получала знаков внимания и заботы со стороны мужчины, видимо, давно.
«Как это не получала?!» – мысленно попытался я оправдать себя. Мы целыми днями вместе. Едим из одной тарелки. Холодильник забит едой. Напитки, соки, сладости, фрукты. Выпечка свежая из той же кафешки. Бери – не хочу! Это ли не ежедневная забота! Но я прекрасно понимаю, что имела в виду Наталья. Надо ее каждый день переводить через дорогу, и это войдет в привычку.
– Я тебя и завтра переведу, – пообещал я.
Настроение женщины было испорчено вконец. Чтобы как-то отвлечь ее от лирических фантазий, я стал развивать тему Гордея и Лисенка, тем более что она была насущной в данный момент.
– Нет! Ты подумай! Ей скучно, и она нашла себе игрушку! Как на это все посмотрит ее муж!
– Мне все равно. Хоть дверца у шкафа будет на месте, – вяло отреагировала Наталья и, как в тину, спряталась в своем царстве. Дверь скорбно скрипнула, впуская ее.
Я подошел к витрине. Стал смотреть сквозь нее на снующих людей. Как много нас! Какие мы разные! Одинаковы в одном – мы ранимы. У нас в каждом есть сердце, и оно пропускает через себя все, что мы видим, слышим. Надо быть осторожными в выражениях, в проявлении эмоций, в поступках и в желаниях. Ну пошел я за ней! А мне надоело смотреть каждый день, как она снует между машинами, сердце замирает. Ну заплатил я! Каждый бы поступил так же, тем более что сумма скромная. А что, собственно, произошло? Какие ко мне претензии? Вдруг я ей нравлюсь, или, как сейчас говорят, запала?
– Наталья!
– Чего тебе?
– Ты ведешь себя как-то неблагодарно. Мы давно вместе. Я просто обязан заботиться о своей помощнице.
– Да поняла уже! – озлилась женщина.
– Ну вот и ладненько. И где мой клиент? Задерживается что-то. Как же Гордей без инструментов сделает твой ящик?
– Так он домой к себе заедет. Он и в прошлый раз так делал.
Наталья подошла к окну. Как и я, стала смотреть на прохожих. Для удобства прислонилась ко мне.
– Чем же это все закончится? – вновь опечалился я.
– А ничем! Балованный ребенок неизвестного пола… Да за то, что она сделала для этого монстра, и за то, что она от него терпит, он все ей будет позволять! Подумаешь, с Гордеем покатается!
– Ты думаешь?
– Уверена. Не рви душу.
Мы еще постояли так пару минут.
– Сколько людей, столько же судеб, – сказала она, разглядывая снег и прохожих.
– Я только что об этом думал.
– Ну и что? Нас много, но программа заложена одна.
– А-а-а… Я решил уж, что мы родственные души… Две половинки, так сказать, – я подковырнул женщину и ждал всплеска эмоций. Шлепков или пинков в спину. Но ничего этого не было.
– Очень даже может быть… – сказала женщина и отошла от окна. Я проводил ее взглядом.
К парикмахерской подъехала машина. Дорогая. Сарай на колесах. Сейчас я буду выстригать бороздки и звездочки на голове рэпера. Так себе занятие! Не вдохновляет. Руку я себе в этом деле набил и глаз навострил тоже. Штаны на клиенте уникальные. Мотня, словно он простолюдин, но простоты не прибавляет. Она где-то у колен в такой модели штанов, а у этого товарища еще и ниже. По всей видимости, она ему мешает при ходьбе, и рука в наколках постоянно снует туда-сюда, туда-сюда, вздергивая штаны. Ему приходится это делать так часто, что со стороны это кажется танцевальным движением. Идет такой товарищ вразвалочку, голова вперед, как таран.
Братское похлопывание по спине. Нетесное объятие.
– Все в норме? Глотнуть есть что? После вчерашнего коромысла полный сушняк! – рэпер направляется к стойке.
– Наталья!
Она уже выносит поднос, на котором громоздится открытая бутылка пива, высокий стакан, вазочка с фисташками.
Как не идет рэперу целовать руку женщине! Коротко стриженная голова с замысловатым ковровым узором, местами проколотая пирсингом, отливая синевой тату, склоняется к руке моей помощницы.
«Расцвела, наверное!» – злюсь я, так как вижу Наталью со спины.
Рэпер достает купюру в тридцать долларов, протягивает мне.
– Помнит, какое пиво мне нравится! Приятно… Купи ей что-нибудь к Новому году! От меня! Ничего не понимаю в женщинах ее возраста.
Я забираю деньги.
– Ба! Тема! – Рэпер сгреб со стола рамку с фотографией паучка. – Хочу! Сможешь такого выскоблить на моей голове?
– Смогу.
– Тогда ждем, когда зарасту, и творим?
– Да. Тогда сегодня снимаем двойкой и не обновляем рисунок, – предлагаю я.
– Точно. К Новому году успеем?
Я киваю.
Рэпер хлещет пиво, чистит фисташки. Мусорит на стол, на пол. Вертит рамку с фотографией паука в руках.