– Ты меня не видишь? Ты меня не слышишь, да?
– Я тебя не знаю, – поскрипел в ответ бомж.
– Это да! Мне тоже нельзя разговаривать с незнакомыми людьми, – вздохнул ребенок и от скуки повертел вокруг головой.
Со всех сторон к дому шли люди, подъезжали машины, и их владельцы парковали любимую технику с краю пешеходных дорожек по всей их протяженности.
Бомж кивнул головой, подтверждая выводы девочки.
– Зачем ты такой грязный и вонючий? – Девочка снова обратила свое внимание на бомжа. – У тебя ногти, как у птиц. Нет ножниц? Отгрызи, и все!
– Ты козюли ешь? – спросил девочку бомж и заулыбался своим мыслям и воспоминаниям.
– Ем.
– Я тоже ел, и твой папа любил их очень. – Заскрипел голосом бомж и надсадно закашлялся, потому девочка последним его словам не придала значения, она горестно стала качать головой.
– Тебе чай надо пить с малиной.
– А то чего же… – согласился с ней бомж.
– Вася! Пойдем, дорогая.
Девочка со всех ног побежала к родителям.
Папа поднял ее на руки, когда девочка обхватила его шею ручками.
– У меня братик скоро родится, – тараторила девочка, спеша рассказать бомжу семейную новость.
– Ты что это всему свету семейные тайны разбалтываешь?! – рассмеялся отец. А бомж прошел взглядом по ладной фигурке снохи.
В тот день он смотрел вслед молодой семье. В тот день и стемнело быстро. Зима улеглась на город, расположилась основательно, до конца марта. Продавцы из магазина скоро вынесут бомжу чай в пивном стакане. Может, даже с сахаром, а булочку ему уже кто-то дал, денег хватит на плавленый сырок. Женщина из аптеки обещала вынести перед закрытием таблетки индометацина (нестероидное противовоспалительное, самое надежное от боли в суставах). И совсем ничего, что оно просрочено. Оно еще действует. Только поэтому он и задержится сегодня у стены дома. А дом будет на него сердиться за это.
Стена под спиной бомжа стала оживать. Дом к ночи наполняется людьми, их голосами и эмоциями. А все это, как мы уже знаем, отражается звуками на его стенах. Человек у стены, как тень без солнца, будет думать, что дом с ним общается и зовет его в себя. Больше у него ничего и никого не было.
– Ты снова пришел? Уже не орешь как резаный? Понял, что бесполезно? – проговорил вслух бомж, наблюдая за приближением бездомного котенка. К его ноге прижалось маленькое тело. Потерлось немного и замерло.
«На меня смотрит», – подумал бомж.
Котенок тут же поднялся на задние лапки, передними уперся в толстую штанину бомжа. Но тот не чувствовал его прикосновения – слишком много было слоев одежды. Глазки кошачьего детеныша искали человеческий взгляд, его общения.
– И-и-и… Дите ты есть дите! – вздохнул бомж. – Тебя тоже кошка-мама рожала, кормила грудью. Вот дела!
Женщина-продавец выглянула из-за двери магазина.
– Вы тут? Сейчас чай вынесу.
– Можно позже? Чуть-чуть… Мне лекарство обещали в аптеке.
– Так я сейчас спрошу сама.
Дверь в магазин и тамбур осталась приоткрытой. Аптека находилась рядом с магазином. Две двери в одном тамбуре. Котенок ринулся на теплый воздух и скрылся в тамбуре. Бомж никогда туда не заходил.
– Вопрос решен, – весело проговорила продавец, передавая бомжу лекарство и пивной стакан с чаем. – Как вам спалось сегодня?
Женщина-продавец радовалась доброму своему поступку. Она продала осенью дачу, и спальные принадлежности оказались ненужными новым владельцам. Так что матрас, подушки и одеяла перекочевали в бывшую слесарную комнату.
– Все перетаскал к себе. Как ангел спал! Молиться за вас буду.
– Сколько вам лет?
– Не помню.
– Как зовут?
– Не помню.
– Вы старый уже или средних лет?
– Старый. Не думал, что столько проживу. С вашей помощью теперь перезимую.
– На здоровье вам, – сказала продавец и скрылась за дверью. Удивительное дело! Пластиковый стакан размяк от горячего, и нес его бомж, держа на ладони, как на подносе. Горячо ладони не было. Руки так за световой день намерзлись, что не чувствовали обжигающего тепла стакана. Так думал бомж, но он ошибался. Это его руки и ноги так распухли и воспалились, что утратили прежнюю чувствительность.
Помещение подвала три на три метра стало тесным даже для одного бомжа. У стены на ящиках лежит настоящий односпальный матрас. Пенополиуретан, пружинный блок. Надо же! Человек даже слов таких не знал до вчерашнего дня. Зато теперь имел это. Бомж стоял, склонив голову, перед матрасом и смущался его белизны. Конечно, на матрасе были и потертости, и пятна, но по сравнению с бомжем и помещением, в котором он сейчас находился, он казался белоснежным, резал глаз. Над землей слышались голоса продавцов. Они закрывали магазин и спешили домой.
– Ну что с ним делать? Орет как резаный! Жалко ведь.
– Не обращай внимания!
– Так он будет бежать за мной до самого дома!
– Сунь его в окошко в подвале. Там тепло. Там бомж наш живет.
– Так дом большой и подвал большой. Как он его найдет?
– Не найдет, так просто в тепле будет.
Не знали женщины-продавцы и предположить даже не могли, в каком состоянии находится сейчас подвал дома. В какую клоаку, в какой гадюшник упадет брошенный их «доброй» рукой кошачий детеныш, но тот не упал, а повис на каком-то тряпье и заорал от ощущения бездны под собой и страшной неизвестности. Дверь подвального помещения распахнулась, выпустив в темноту свет любопытной электрической лампочки. Светящийся дверной проем закрыла черная фигура бомжа. Запрокинув в диком страхе голову и распахнув в немом крике рот, котенок смотрел на чудище в светящемся дверном проеме. Смотрел и плакал. Чудище стало надвигаться на него, подошло вплотную.
– Обещай, что не будешь ссать на мой новый матрас.
Ужас обуял кошачьего детеныша. Он уже не мяукал, он шипел и завывал.
– Я так понял, что не будешь.
Взяв котенка за шкирку, бомж с трудом отодрал его от подвальной стены. Шкура натянулась за ушами четвероногого существа, он уже не шипел, а сипел, раскачиваясь из стороны в сторону в руке бомжа, в такт тяжелым шагам человека. Дверь захлопнулась. Подвал погрузился в темноту.
– Вот тут я и живу. Не нравится?
Бомж посмотрел на котенка. Тот жмурился от яркого света. Забился хвостиком в угол на полу и оглядывался, трясясь всем тельцем.
– Тут было царство плесени. Летом в подвале нашел известь. Стены белил несколько раз тряпкой и по потолку прошелся, благо он низко. Сейчас бы не смог. Руки не поднимаются. Распух я. А мусора сколько вынес отсюда, тебе и не снилось.
Бомж стал снимать с себя одежду. Снимал и снимал. Котенок шарахался от каждого взмаха его рук, а потом устал и перестал обращать внимание. Начал тихо ходить по подвальному помещению, припадая телом к полу, и принюхиваться.
– Правильно. Осматривайся и привыкай. Да чтобы ночью не орал мне тут!
В подвальном помещении есть и стол, и стул, и постамент из пластмассовых ящиков, на которых возлежал сейчас тот самый матрас, ссать куда котенку было запрещено. В разорванную палатку завернуты спальные принадлежности, дарованные бомжу продавцом из магазина. Бомж выгружал их с великой нежностью и раскладывал по матрасу.
– Прошлую ночь даже заснуть не мог. Отвык от комфорта совсем. Так до утра и слушал под собой этот комфорт. До этого у меня тоже было мягко. Возле мусорных баков сколько угодно тряпья! Не перетаскать! Так это ж совсем другое, это комфорт!
На столе пластиковый стакан с чаем. Так было каждый вечер. Человек не пил горячее, не выносили зубы. Ждал, когда остынет. Дверь, как всегда, подперта бревнышком и закрыта на старинный ржавый, но мощный крючок. Жить бомжу в подвале позволил участковый и за это забрал широкое обручальное золотое кольцо, самим же бомжем предложенное.
«Отпускает…» – расслабленно подумал бомж.
Боль в костях его стала немного затихать и превращаться в тупую боль. Он аккуратно положил на стол пластинку с таблетками. Посмотрел на свои руки. Летом человеку было где помыть их. Сейчас зима. Людей заставляют устанавливать счетчики на воду. Торчащие трубы с кранами из стен дома у самой земли скоропалительно отпилили и унесли вместе с кранами. Воду, естественно, перекрыли. Если раньше были добровольцы на первых, вторых и даже третьих этажах дома, которые поливали с помощью шлангов из окон своих квартир цветы на клумбах и молодые саженцы, ими же высаженные, то сейчас их не стало. Добрая воля стала дорогим удовольствием. В подвале при тщательном исследовании крана с водой не нашлось. Человек выдавил еще одну таблетку себе прямо в рот.