12 Толпа не замечала нас вдвоем, обвитых шеями: ведь наши лица смотрелись порознь – с разных двух сторон… Базар при Станции – не заграница ни для кого: здесь торг, здесь люд роится, в ходу блины, фалафель, шварма, пицца, наполеон… Толпа смещается – базар кренится, непотопляемый в волна́х времен… 13 Похолодало… У ноги – подножка… Морозец из распахнутой двери́… Прихватывая рану и одежку, вхожу нечаянно… сажусь к окошку… — рефлекс! Хоть и условный… Изнутри, опомнившись, кричу: я понарошку!.. Я выхожу!!! Водитель, отвори!!! Спаси от странного самоизгнанья из рая в ад!!! Еще я плод познанья до зерен не догрызла!!! Это лорд, обидчик старый из воспоминанья, заставивший атакой невниманья покинуть субтропический курорт двух женщин в спешке, в страхе опозданья убраться прочь до нового страданья, — тот сноб, «воображала первый сорт!», заколдовал нас тем, что был к нам мертв, в рабынь автобусного расписанья… Страх упустить мотор с тех пор остер!.. Пока мы огибаем рынок с края, верни меня в толпу! Подбрось в костер поленце, выпавшее из огня! Я божусь на свитках Торы из Синая, что долюблю… дотла!.. Открой, шофер! 14 На вираже – нельзя. Толпа редела. Экспресс на Хайфу был уже в пути. Домой… от куч непроданных изделий, укутываемых до завтра, от затеи моей бесплодной, от подсчета денег… Ох… знает каждый, что оно на деле: не оправдать надежд, сдать, подвести, не выполнить чьего-либо заданья — учителя… вождя… А я… а я… я провалила планы мирозданья!!! Ом мани падме хум!.. Ойя́!.. Ойя́!.. 15 Экспресс был, что ли, подан рановато… Мне б пнуть его – отстал бы: ведь умны автобусы, как в Индии – слоны… Не будет наших близнецов… Я виновата!.. Они бы, названные Астр и Навта, на Марсе были бы поселены, как Ева и Адам у нас когда-то, для оживления бездетного ландшафта, для сева вдоль каналов олеандра, так Космос и задумал, вероятно… А мы бы о планете красноватой — уж дед и бабушка – глядели б сны… 16 В автобусе любой как в ловчей клетке меж мягких спинок. Тлеют шины. Гарь. Водителю кричат, но он – глухарь, как тот не подмигнувший малолетке случайный сударь, в профиль – русский царь. 17 Я… если выживу… Народ здесь кормлен, смешон, причудлив, щедр и говорлив. Здесь битум обитаем: в щелях – корни. Здесь – чу! – Теодоракиса мотив. Уж солнце, отработав смену шкивом, ремень швырнув луне, сошло к воде, перекатившись через нас лениво. Здесь смерти нет, живое – дважды живо. Здесь трижды неуместно быть в беде. Для беглых здесь – страна слобод и вольниц. Здесь хвоя рощиц и бурьян околиц. Израиль полон ящериц и горлиц — здесь как нигде. Евгения Палетте
Родилась во Владивостоке в семье флотского офицера. В 1946 году отца перевели служить в Калининград, тогда еще Кенигсберг, где еще жили ожидавшие депортации немцы. (Роман «Пейзаж с голубым до самого горизонта».) Пройдут годы, и она напишет: «… если не будет того, что мы называем воспоминанием, мы перестанем быть собой. Что я без этих двух рукавов Прегеля, без Замкового пруда, без каштанов и отголосков в моем воображении Замковой трубы, которая звучала в полдень в рассказах тех, кто сюда возвращался?.. Что я без Доршхауза, без его любви и ненависти, смешанной с непониманием и желанием понять, чтобы раз и навсегда сделать свой выбор в пользу добра, искренности, чтобы приблизиться к Человеку? Чтобы приблизиться к тем, кто и сейчас стоит на пьедесталах Посмертной Славы». Здесь, в Калининграде, прошла вся жизнь писателя. И профессия врача тоже, думается, была выбрана не случайно. Сначала медицинский колледж, затем химикобиологический факультет Калининградского университета, после – специализация по медицинской микробиологии. Преподавала в медицинском колледже, который окончила сама, работала в СЭС, но никогда, ни в какие времена не оставляла скорую. Со скорой связано 40 лет жизни, которые прошли как один насыщенный и болью, и преодолением, и радостью, и благодарностью день. В 9 классе неожиданно пришли стихи. И тогдашний главный редактор газеты «Страж Балтики» отнесся к ним благосклонно. Потом были повести, рассказы, романы, в том числе в стихах. Опубликованы романы «Пейзаж с голубым до самого горизонта», «Квадрат», «Алиби», «Интрига», «Бенефис». В Германии издана повесть «Агнесс». Издано несколько книжек стихов. И всюду маленькая жизнь одного человека, впитавшая в себя жизнь тех, кто рядом, которая вдруг кому-нибудь может показаться значительной. «Ольха в полунаклоне от сосны…» Ольха в полунаклоне от сосны Мятежной кроной ловит равновесье, Чтоб удержать его на редколесье С подветренной сегодня стороны. На редколесье, где горька роса — В ней больше соли, чем соленой влаги, — Клинком песчаным режет на бумаге Поверхность моря Куршская коса. Не прерывает линию извив, Нарушивший пространства монотонность, Сквозных ветров снующую бездомность, Безмолвье дюн, шагающих в залив. Два глаза белки в серебристой ели, Два уха зайца – слева, под сосной. Все – тишина. Мгновенья, дни, недели — Все говорит и дышит тишиной. И выпукло, и беспощадно зримо, Что было и чему уже не быть. Уже далекий, но еще любимый, Как страшно с тишиною говорить. |
