– Узнать в расположении о таком смогут, это же военная база. А вот насчет конфискации я не знаю. На проходной будет камера хранения, может вас еще там попросят сдать запрещенную технику. К моему совету прислушаться все же стоит, парни, не берите эти смартфоны с собой. Меньше неприятностей на себя навлечете. Знали бы вы сколько…

Майор не успел договорить, в тот момент раздался робкий стук в дверь, и в класс просунулась лысая голова с хорошо знакомым мне лицом. В кабинет ввалился Марк, мой одногруппник. По лицу его можно было понять, что он пробежал значительное расстояние без остановки (от самой Новодачной, несомненно). С его лба катились капли пота. Со сбившимся дыханием, почти задыхаясь, он выпалил:

– Извините за опоздание, товарищ майор! Разрешите войти?

– Это какая-то шутка? Почему опоздал?

– Не успел на электричку.

– Войти не разрешаю. Ступай к начальнику кафедры и докладывай об опоздании. Пусть он решает, что с тобой делать.

Сурово, но, кажется, вполне справедливо – Марк опоздал на целый час. Зная характер начальника кафедры, можно было смело полагать, что влетит теперь Марку по полной. Я бы даже не удивился, если бы его и вовсе не допустили до сборов. За этим не последовало никаких просьб и извинений. Марк с поникшей головой вышел, прикрыв за собой дверь.

– Кот, сделай пометку в журнале, что этот чудик в который раз опоздал на занятие. Ладно, на чем я там остановился? – тут в дверь вновь постучали, на этот раз поуверенней. – Мать вашу, кого там черт принес?

Черт принес, как оказалось, завхоза.

– Сейчас, Сергей Иванович, мы тут почти закончили, и я их сразу отпускаю.

Завхоз понимающе кивнул и удалился.

– Так, вроде обо всем самом важном я вам рассказал. Вопросы какие-то остались?

– Так точно,– отозвался Максим. – Можно ли будет пригласить на присягу девушку?

– Не знаю, Кот. Но скорее всего да, в том году можно было. Еще вопросы?

Пока кто-то разузнавал о возможности выходов в город за учебные достижения и о наличии телевизора в казарме, я ощутил на себе чужой взгляд, повернул голову налево – и встретился глазами с Богданом. Он смотрел прямо на меня. Отталкивающего холода, исходящего от него прежде, уже не было. Вместо этого я прочитал в его взгляде легкое любопытство. Так мы смотрели друг на друга в течение нескольких секунд, ни слова, ни жеста, ни улыбки – никакого движения.

– В таком случае, занятие наше подошло к концу. Последнее ваше занятие на военной кафедре, товарищи курсанты, могу вас с этим поздравить. Во время перерыва, напоминаю, всем нестриженым нужно постричься, а нечищенным – почиститься. Старшина, после перерыва, построишь роту на плацу. У завхоза для вас есть небольшое задание.

Сосед Богдана стал нашептывать ему что-то на ухо, и Богдан повернулся к нему. Тут же раздался тихий звон, означавший перерыв.

– Класс, смирно! – скомандовал Максим, взлетая со своего места. Стулья задвигались, возобновились разговоры.

– Вольно, разойдись! – скомандовал майор и поспешно удалился из аудитории.

К двум креслицам в единственной парикмахерской на всю округу, куда ходило стричься подавляющее большинство физтехов из кампуса, выстроилась очередь из молодых парней, одетых в военную форму. Парикмахерши, относительно молодая девушка, блондинка с выбритыми висками, и полная женщина, брюнетка, средних лет, беззаботно чирикали о своих насущных проблемах и о нежданном потоке клиентов в начале рабочего дня, не обращая внимания на линию курсантов, столпившихся у дверей салона. Внутри был установлен кондиционер, не работающий по какой-то причине, а потому свежий воздух заходил только через входную дверь, подпираемую дощечкой.

– И они так каждый год, значит? – спросила молодая.

Брюнетка на мгновение задумалась, смахивая губкой волосы с затылка клиента.

– Ну как минимум года два. Я тут третий год работаю, и такое уже видала пару раз, не меньше. И на сколько вас, парни, забирают?

– Чуть больше месяца, – ответил кто-то из дверей. – Всех успеете постричь? У нас перерыв на полчаса только.

– А как же не успеть? – удивилась брюнетка. – Вас всего-то под насадку обровнять, да и готово! Так что можете не волноваться.

Блондинка обдала потоком горячего воздуха из фена своего клиента со всех сторон и протянула ему зеркальце, чтобы он мог осмотреть затылок.

– Месяц это не так уж и много, так же, миленький? Как тебе? Затылочек я тебе сняла, как ты попросил.

Когда тот вышел, на его место она пригласила меня.

– Так что же, месяц ведь – это совсем немного, так? Муж мой вон, целый год в армии отслужил. Так что вы, ребята, еще по легкой отделались. Маш, твой же тоже служил?

– А как же, служил-служил! До сих пор со своими сослуживцами бухает не просыхая, даже не знаю, что с этим делать.

– Вот, мой тоже говорит, что со многими своими друзьями в армии познакомился.

– Да уж лучше бы ребяток на год забирали, – вставила брюнетка, рассчитывая парня на кассе. – Мужчине нужно побывать в армии. Без армии мужику не стать настоящим мужиком.

– То есть мы не настоящие мужики? – ехидно обратился к ней парень, сидевший на диванчике у входа. – Чтобы стать мужиками, нужно маршировать ровно? Или научиться драить толчки до блеска?

Брюнетка сжала губы в тонкую полоску, но не стала ничего отвечать на нахальное замечание мальца, только живее защелкала ножницами. Я закрыл глаза и прислушался к радио. Как сейчас помню тот момент, когда заиграла “Миниатюрная танцовщица”, и порыв ветерка ворвался в душную парикмахерскую, растрепав мои волосы. Прямо перед тем, как парикмахерша прошлась по ним машинкой с третьей насадкой.

– А как же долг родине отдать, миленький? – нашлась с ответом блондинка. – Для мужчины понятие долга не должно быть пустым звуком. Забирают-то вас куда?

Несколько движений, и на моем затылке и висках почти ничего на осталось (“Прижмись ко мне крепче, миниатюрная танцовщица…”).

– В Б.

– Это рядом с Воронежем что ли? Ой, правильно сделали, что решили коротко подстричься. На юге-то сейчас жара еще похуже, чем здесь!

Еще одно движение жужжащей машинки – и состриженная челка упала на пеньюар, как последнее свидетельство моей потерянной свободы (“Уложи меня на льняные простыни”). Понятие долга – размытая сущность, когда дело доходит до военной службы, подумал я. Как можно с самого рождения человека, из-за одного лишь его пола, накладывать на него обязательства и ожидать их ревностного исполнения? И как же так получилось, что мужчины и женщины, приходящие в этот мир одним путем, несут по отношению к нему разные обязательства?

– Готово, миленький. Можешь подходить к кассе.

Я помедлил, разглядывая собственное отражение. Ни разу до этого мне еще не приходилось видеть свой череп настолько оголенным. Ком сентиментальности подступил к горлу (“У тебя выдался непростой денек”), и я чуть не заплакал, выходя из парикмахерской, ощущая тяжкий груз неизбежности на сердце.

Глава 2

Запахи краски и уайт-спирита еще долго не оставляли меня после того, как мы выкрасили забор, окружавший территорию военной кафедры, и бордюр вдоль дороги к ней. Едкие ароматы, которые никак нельзя было смыть со своих рук и отстирать с запачкавшейся военной формы, заполонили все воздушное пространство. В центре комнаты лежала пустая дорожная сумка, а я сидел на застеленной кровати и тупо смотрел в нее. У меня имелся довольно четкий список вещей и предметов обихода, которые нужно было собрать в дорогу, однако мне никак не удавалось заставить себя начать собираться. Начнешь готовиться к дороге – и с дороги уже нельзя будет сойти.

Даже если я до сих пор и пытался убедить себя, что еще есть отходной путь, что еще можно не прийти на вокзал и уже потом как-нибудь разобраться с военным билетом, если до того все же дойдет, – вера в возможность отступления у меня почти полностью иссякла. Да и я не смог найти ему достойного оправдания.