Теперь, когда интересующая нас тема стала обсуждаемой, попытаемся сделать ее оправдываемой. Что, неужто каннибализм есть настолько негативное явление, что никак нельзя оправдать его? Наверняка можно! Ученые выдвинут гипотезу о том, что каннибализм является неотъемлемой частью развития общественности, фазой, через которую проходит каждая народность, а где-то даже, в диких уголках нашей планеты, он все еще активно практикуется племенами дикарей. Окажется, что это есть важнейший этап эволюции, а как можно поспорить с фундаментальными силами природы? Даже этого будет достаточно, чтобы сдвинуть общественное мнение, чтобы запустить необратимый процесс, который повлечет за собой ужасающие последствия, которых никто и не ожидал. В какой-то момент каннибализм войдет в моду, станет самой обсуждаемой в медиа темой. О нем будут говорить, писать, петь и снимать передачи. На людей вывалятся новости о знаменитостях, питающихся людской плотью, научные статьи, показывающие пользу от питания человечиной, и, разумеется, художественные книги, описывающие страдания каннибалов по всему земному шару, гонимых и непонятых, не заслуживающих исторической несправедливости, обрушенной на них. Идея существования каннибализма станет привычной людям до такой степени, что однажды будет считаться частью нормальной жизни, встав в один ряд с диетическими практиками или формами самовыражения.
Майор обвел глазами своих нерадивых студентов, таких молодых и совершенно ничего еще не смыслящих в жизни. Выражение лица его говорило о том фантастическом удовлетворении, которое он получал, раскрывая нам глаза на подобные теории заговора.
– Стоит ли мне говорить, что данный метод не раз уже был использован, по большей части в западных странах? Развращение и аморальность тамошних взглядов касательно множества вопросов есть не что иное, как результат воздействия на людей с помощью окна Овертона, осуществлявшегося в течение многих лет. Думаю, все вы понимаете, о чем идет речь. Педики, к примеру, и вся извращенская культура, распространяющаяся по миру, – есть прямое следствие…
Я ожидал этого и в то же время надеялся, что до этого не дойдет. Что, быть может, раздастся спасительный звонок, оглашающий окончание затянувшегося и мучительно глупого занятия, в очередной раз посвященного теории заговора над традиционными ценностями. В сознании людей, подобных майору, нет места многообразию и континуальности. Мир, каким он представляется таким людям, всегда дискретен и разделен на две половины, одна из которых несет собой зло. Таким людям необходимы враги и заговорщики, без которых вся дискретная система мировоззрения не может существовать. А коли врагов таких нет в реальности – так ничего страшного, их всегда можно с легкостью придумать. Именно поэтому военные – особая каста людей, к которым я всегда относился с опаской.
Музыку на улице сделали громче. Можно было практически ощущать вибрации воздуха в такт песне. Я с ворчанием открыл глаза и сел на краю кровати, спустив ноги на холодный пол. Через некоторое время глаза привыкли к темноте, и во мраке проступили очертания моей комнаты. Встав, я босиком подошел к распахнутому окну. Молодая луна плыла по небу, сопровождаемая цепочкой крохотных седых тучек. Серп луны касался далекого светящегося небоскреба, высившегося над жилыми зданиями, – значит уже было около трех часов ночи. Оставалось примерно шесть часов до официального старта военных сборов. У машины, припаркованной за общежитием, из которой лилась музыка, танцевали, если это можно было так назвать, несколько человек, изредка выкрикивая слова песен в пьяном угаре. Их темные фигуры, пошатываясь, кружились вокруг друг друга, иногда сталкиваясь и неуклюже падая на землю. Под утро эти ребята отрезвеют и вернутся домой, в то время как мне придется ехать на север Москвы словно на заклание. В каком-то смысле я завидовал им. Завидовал этой беспечности, неограниченной никем и ничем.
Я захлопнул окно, практические полностью заглушив звуки, доносившиеся с улицы, и приоткрыл дверь комнаты в коридор, предоставляя воздуху хоть какую-то возможность циркулировать ночью. На носках подошел к кровати и плюхнулся на нее, сбросив на пол простынь и горячую подушку. Лучше уж спать на голом матрасе. Гораздо тяжелее было избавиться от мыслей, мельтешащих в голове. Все они сводились примерно к одному: завтрашний день будет таким же ужасным, как и весь последующий месяц.
Прошло около часа, прежде чем мне все-таки удалось заснуть.
Проснулся я в семь часов утра, когда солнце только поднялось над зданиями. Небо еще не успело сбросить с себя остатки прошедшей ночи, утренние облака, окрашенные на востоке в розовые и оранжевые цвета, плотными сгустками облепили линию горизонта, внушая обманчивые надежды на развитие пасмурной погоды. Моя форма, выстиранная и выглаженная с вечера, ждала меня, сложенная на стуле у письменного стола. От одной мысли, насколько неудобно будет носить в такую жару китель и штаны из плотного материала, мне стало дурно. О берцах и говорить было нечего.
В наидурнейшем расположении духа я вышел на улицу, беззвучно миновав дремлющего охранника у турникетов. Утренняя прохлада обволакивала меня с ног до головы, лаская грудь сквозь полураспахнутый китель. Времени было более чем достаточно, а потому на пути к метро я позволил себе свернуть с большой дороги к скверу неподалеку от общежития. Сквер этот появился вокруг крохотного пруда, у которого порой можно было видеть рыбачащих мужиков, хоть это и было формально запрещено. В тени деревьев, поросших плотным строем вокруг водоема, создавшим естественный навес, можно было посидеть в тишине и попытаться унестись мыслями прочь от затхлого города. Людей вокруг еще почти не наблюдалось, разве что утренние бегуны проносились мимо, заткнув уши наушниками. Легкий ветерок теребил листву над головой, от чего рябь разбегалась по поверхности пруда, разгоняя мелких темных рыбок, с осторожностью подплывающих к берегу. Я полюбил это место с тех самых пор, как переехал из кампуса. Посреди города, кишащего вечно куда-то спешащими людьми, которые порой сами не знали причин своей спешки, этот клочок земли, полный спокойствия и гармонии, был для меня чем-то вроде островка, куда всегда можно было убежать от надоевшей суеты. С удовольствием я просидел бы здесь весь день, читая, слушая музыку, думая о чем угодно, кроме сборов. Будут ли выдаваться такие моменты там? Я представил себе маршировку по раскаленному асфальту, ползание в грязи на стрельбищах, бесконечные подтягивания, работу на военном аэродроме под палящим южным солнцем, и тут же тоска окатила меня с новой силой. Суть сборов была проста, да, и по сути участие в них означало добровольную продажу самого себя в рабство на месяц ради получения одной единственной бумажки, которая, возможно, мне никогда бы и не пригодилась.
По каменным ступеням, поросшим густой травой и мхом, я спустился к пруду и склонился над ним, глядя на свое колеблющееся отражение. Рыбки, плававшие у поверхности, едва завидев меня, кинулись в рассыпную. Я поднял плоский камень с земли и запустил им блин. Ударившись о водную гладь несколько раз, камень пошел на дно, оставив за собой разрастающиеся круги, вскоре затронувшие и мое отражение. Словно загипнотизированный увиденным, мыслями я вновь унесся в недалекое прошлое, из которого до меня стал смутно доноситься знакомый голос.
– Забыл снять с предохранителя, Уваров. Сильнее жми! Да что же ты, Иван, как баба, жми сильнее!
Шел снег. Пушистые хлопья ложились бесшумно на мокрый асфальт, тая на глазах. За окном небо стремительно темнело, покрытое сумеречным блеском на западе и заволоченное на востоке бархатной тьмой, усыпанной редкими холодными звездами. Если прислушаться, можно было уловить далекий лай собак, ищущих пристанища для ночлега на грядущую сырую ночь. Это был один из тех вечеров, коими полнится жизнь физтеха во время зимней сессии, когда только сдав один зачет или экзамен, уже нужно было начинать готовиться к следующему.
