Эдарон, когда-то в недалеком будущем

— Отпусти меня! — шипела я, пытаясь вырваться из стальных объятий. От более активных действий останавливало лишь то, что крики и возня привлекут лишнее внимание.

— Не могу… — не сказал, а почти простонал парень, продолжая все теснее прижимать к твердому телу. То ли все маги были такими — состоящими из сплошных мышц, то ли боевиков все-таки тренируют более усиленно.

С удовольствием бы приложила его парализующим плетением, оно уж точно желание распускать руки отобьёт. Но меня сжимали так крепко, что возможности шелохнуться не было.

Поэтому, когда почувствовала горячие губы, пробирающиеся от уха по скуле, резко мотнула головой. Внутри поднималась волна негодования и ярости, а еще что-то горькое. Парень, однако, это воспринял как вызов — перехватив мое тело одной рукой, второй теперь фиксировал затылок.

Прикосновение к губам я ждала с какой-то обреченностью и разочарованием. Когда он успел стать вот таким — наглым, напористым, не принимающим чужое сопротивление. Может это понимание своей силы так влияет на человека, или просто раньше кто-то умело притворялся, скрывая темные стороны.

Он сначала пытался раскрыть мои губы, вызвать ответное желание. Но, наткнувшись на полное отсутствие энтузиазма, будто с цепи сорвался. Целовал напористо, жадно, с какой-то злостью. Мои плотно сведенные губы были красноречивее любого крика.

Когда стало совсем невыносимо, просто сомкнула челюсти. Он с мычанием разжал объятия и выпустил из захвата волосы. Смотрел почерневшими глазами и пытался что-то найти в моих. А не найдя, обреченно выдохнул.

Мне всего этого казалось мало — боли, которая поселилась на дне его глаз; глухого недоверия, что более нас ничего не связывает; тугого разочарования от невозможности утолить свою жажду. Поэтому я все-таки запустила любимое плетение, вложив максимум силы. Пусть полежит тут до рассвета, подумает над своим поведением. В пять начинают подтягиваться из города повара и уборщицы, наткнется кто-нибудь обязательно.

Подумав немного, я поставила над полностью парализованным парнем защитный купол. Все-таки зима, и хоть на территории температура всегда поддерживается максимально комфортной, могла случится осечка.

Проверив еще раз, что он дышит нормально и в полном сознании, я не удержалась и провела пальцами по густым волосам. Сделала то, о чем отчаянно мечтала с самого момента нашей встречи. Жест совсем не интимный, скорее наоборот. Так сестра может погладить брата, или доктор, наконец успокоившегося больного. Но он в ответ прикрыл глаза, выражая без слов крайнюю степень довольства.

Он понял этот жест неправильно, но разубеждать я не собиралась. В следующий раз буду готова к встрече. И тогда он поплатится за каждое ненужное прикосновение.

Градон, настоящее время

Я с утра стояла на краю обрыва безразлично рассматривая океан. Хмурые облака почти соприкасались с линией горизонта, и тягучий туман все плотнее окутывал окрестности. На коже, пропитавшейся с рождения солью, блестели, совсем не впитываясь, капли.

В ответ на неожиданный порыв ветра, плотнее укуталась в шаль, скорее по привычке, чем, стараясь спрятаться от стихии. Мои мысли были далеко — в странной, похожей на сказочную, пещере. Там сталактиты соперничали со сталагмитами, и бурый мох прикрывал вход.

Я всегда любила приключения, частенько перечитывая истории. Да и энтузиазм иссякать не собирался и, прожив здесь полных 17 лет, я все еще находила новые интересные места. До безумия любила сельские ярмарки с их особой атмосферой праздника, скупала потрепанные издания в надежде найти карту сокровищ или забытый вариант магического плетения.

У меня даже был отчаянный помощник. Лучший друг, покинувший это захолустье в начале весны. Утрата до сих пор занозой сидела в сердце. Я старательно уходила от этих воспоминаний, покрывая щитом то и дело всплывающие эмоции. Тогда думать о Лире становилось чуть легче, и уже не морозило от осознания своего одиночества.

Я снова сформировала щит, вложив в него чуть больше магии, чем обычно. Это плетение — моя новая разработка. И в отличие от стандартного защитного, действует на конкретно направленные эмоции.

Я не поеду поступать в Академию. И планы поменяла после предательства Лира. Мы так долго мечтали об этой поездке вместе, что сейчас отправиться туда одной было смерти подобно. Слишком много воспоминаний…

Ничего внутри от этих мыслей даже не дрогнуло. Что ж, щит получался все лучше.

На плечи легли тяжелые мужские руки. Я вздрогнула, но тут же расслабилась, узнав отца по только ему свойственному слегка древесному аромату.

— Ты замерзла совсем, девочка! С утра же дома не появлялась, а скоро темнеть начнет, — отец говорил размеренно, но проскальзывало и беспокойство.

Пожала все еще находящимися в плену плечами и вздохнула. Папу я очень любила, но идти домой, где ворчливая мачеха снова начнет нагружать работой, не хотелось.

— Ты же знаешь, что Эрра тут же засадит меня за вышивку, — я слегка отстранилась и вывернувшись, заглянула в глаза отцу. — А я лучше даром своим пожертвую, чем буду заниматься этими кружевами!

Да, Эрра была очень востребованной швеей и даже открыла ателье. Но я-то к шитью абсолютно неспособная, что неоднократно доказывала. Поэтому привлекалась мачехой к творчеству в качестве кружевницы. Они выходили у меня хорошо — тонкие, искрящиеся магией, невероятно воздушные изделия. Спрос на кружева был очень высок. К слову,

Эрра оценивала их не ниже эльфийских и продавала по баснословной стоимости.

И если раньше мы с Лиром находили миллион поводов отлынивать, то теперь, спасаясь от мачехи, я просто бродила по окрестностям.

Магический дар в семье был только у меня, чем отец невероятно гордился, много лет собирая золото на обучение. В Академии, конечно, были бесплатные места, но попасть на них очень сложно, ведь мало того, что нужно обладать высоким уровнем дара, так еще и отработать потом 5 лет на благо королевства.

Я снова нахмурилась, не желая вспоминать о давних надеждах. Поэтому выкрутившись из отцовских объятий, с уверенностью произнесла:

— Осенью, папа. Я поеду в Эдарон осенью.

Да, я лгала всем окружающим, что буду учиться. А сама собиралась в столице купить на выданные деньги комнату и спокойно заниматься изобретением плетений. Целительных, боевых, каких угодно. Опыт есть, и в арсенале много чего новенького, да и жилка предпринимательская присутствует.

Папа очень нежно улыбнулся. Я ведь его единственная дочь, надежда и гордость.

Едва отец отошел, я повязала шаль на пояс и практически побежала к горному массиву. Нужно было до конца исследовать пещеру, ведь неспроста кто-то старался скрыть вход под залежами мха. Что растения магические, я чувствовала и жажда приключений просто

жгла кожу и кончики пальцев. От мысли, что там может быть что-то спрятано, пробирало нетерпением.

— Ау-у-у, здесь кто-то есть? — я всегда это спрашивала, чтобы не наткнуться при исследовании на разумную сущность. Ведь мало ли, может тут тролль живет и мне будет не рад. О том, что в подобного рода пещерах может обитать и неразумная сущность, которая мне тоже вряд ли будет рада, старалась не думать.

Не дождавшись ответа, я пробралась внутрь и создала светящийся пульсар. Простейшее плетение, немного модернизированное. Теперь огонек сжимался или расширялся, в зависимости от размера помещения. На улице, например, я даже не рисковала такое проверить, потому что очень боялась получить неконтролируемое огромное светило.

Пульсар окрашивал темноту пещеры в мягкий оранжевый свет. Я вообще любила теплые оттенки как в одежде, так и в жизни…

Перед глазами встало жаркое маревное солнце и Лир, разнежено растянувшийся на каменистом пляже. Во рту перекатываемая из угла в угол травинка, под головой свернутая изумрудного цвета рубашка. Он всегда одевался ярко, но не вульгарно. На улице цеплял девичьи взгляды, чем вызывал жгучую ревность в моей душе. Но мы с ним друзья, и в таком чувстве признаваться даже самой себе было стыдно.