А вдруг уже поздно?
Вдруг подлые мерзавцы начали бунт одновременно во всех столицах, вдруг они уже вырезали наших ученых и врачей в десятках деревень? Мы несем этим гадам свет и тепло, игрушки и бумагу, а они отвечают нам ударом в спину! Нет уж, воистину был прав господин легат. Мы научим их любить свободу, даже если для этого придется их уничтожить!
«Не сбежишь от мокрых лап,
Бирр найдет тебя повсюду…»
– Ах ты, гад! Волкарь, он издевается над нами?
– Эй, девочки, прекратите трястись, – попытался я ободрить своих подчиненных. – Это всего лишь дикари. Конечно, дикари, а вы что подумали? Один из этих сволочных подонков. Наверное, забрался на узел связи и орет в микрофон…
– Волкарь, справа еще двое убитых.
– Тысяча дьяволов! Господин декурион, их будто сломали пополам!
Да, я уже видел. Хотя не мог поверить своим глазам. Чтобы так согнуть корпус шагателя, вырвать из плечевых суставов манипуляторы, нужно…
– Селен, слышите меня? Волкарь, это Медь, отвечай!..
Слава Юпитеру, нашелся центурион!
– Это Селен, первая декурия. Мы находимся на аллее Полковников, возле шлюза научного центра, в квадрате… примерно в квадрате семь-семь-три, привязка прежняя.
– Командир, шагатели разбиты, – Деревянный справился с очередным потрясением и заговорил четче. – Парням вывернули позвоночники. Это пятый и первый номера из третьей декурии, Краска и Грустный. Волкарь, мне их не вытащить, в скафандрах полно крови. Что мне делать?
– Волкарь, слушай… – На несколько мгновений все затихло, и я уже готовился снова остаться без связи, но Медь вновь пробился сквозь помехи. Мне совершенно не понравилось, как он говорил. Таким голосом, будто набрал в рот холодной густой каши. – Волкарь, я приказывал тебе идти на соединение со второй декурией… немедленно…
– Приказ выполнен, – ответил я. Сообщить ему мне было больше нечего, потому что я сказал правду. Я мысленно вознес хвалу центуриону за то, что он не послал нас штурмовать город по этому шоссе. Он послал к посольскому комплексу вторую декурию, а нам достался комбинат.
– Селен… слышишь меня? Селен… ни в коем случае, не заходить в…
– Куда не заходить?! Медь, нам возвращаться на комбинат? Не слышу!..
Сначала было тихо, потом откуда-то из гулкой пустоты донесся старушечий шепот. Словно старушка пересчитывала мелкие монеты, сбивалась и начинала пересчитывать снова.
Как я ни старался докричаться до начальства, Медь больше не появился. Мне вдруг подумалось, что если Медь погибнет, то место центуриона, скорее всего, достанется мне. Не сразу, конечно, а после того, как убедятся в гибели Бериллия, командира второй декурии. Он старше, опытнее, его очередь была идти на повышение.
Я никогда не рвался в начальники, боги тому свидетели. Но если я сегодня уцелею…
Я представил себя в светло-серой форме с золотым шевроном, в парадной тоге с тремя узкими пурпурными полосами, на мостике триремы, перед замершим строем моих клибанариев. Представил себе, как небрежно сообщу Клавдии, что меня повысили. Что благодаря удвоенному жалованью, можно гораздо быстрее накопить на последний взнос…
Внезапно, как никогда ярко, я увидел себя на белом прогретом песке, под скалой, на мне не было тяжелого скафандра, жесткий воротничок мундира не натирал шею, мои голые ноги купались в прибое, а рядом покачивались качели. На качелях оставила тунику любимая женщина, я высматривал ее смеющееся лицо среди пляшущих бликов на поверхности океана, она смеялась и манила меня в воду…
Наш участок земли, самой престижной земли на планете, вдоль берега океана, закрытый силовым полем от соседей. Наш частный пляж, фильтрованное море и оплаченное солнце триста двадцать дней в году. Доставка любых товаров подземным монорельсом, послушные гибриды-уборщики и полное уединение в сорока милях от мегаполиса…
Еще десять тысяч ауреев – и последний взнос будет уплачен. Я до боли зажмурил глаза. Если я уцелею сегодня, Бета Морганы выполнит свою часть контракта.
Планета, где сбываются мечты.
39
МЛАДШИЙ СТРЕЛОК
Не говори своему другу того, что не должен знать твой враг.
А. Шопенгауэр
– …и в этот светлый день, когда вы снимаете серую тунику кадета и облачаетесь в свою первую тогу, пока еще с одной узкой пурпурной полосой…
– Селен, после построения зайдите ко мне.
– Да, господин центурион.
– …сегодня тот день, когда никому из нас не стыдно слез. Мы со слезами смотрим в зенит, на звездный штандарт сената, на знамя конфедерации, на знамя свободы и нового порядка, знамя истинной демократии, которую мы, легионеры, призваны нести по всей планете…
– Кадет Селен по вашему приказу прибыл!
– Вы уже не кадет, а младший стрелок. Как ваше настроение? Вы по-прежнему не хотите подавать документы на второй цикл? Ведь у вас отличные показатели. Я лично готов дать вам рекомендацию.
– Господин центурион, мне известно, что вы получили офицерское звание не потому, что окончили второй цикл академии.
– Гм… да, это так. Но мой случай – скорее исключение. Когда я закончил академию, шла война за острова. Если вы полагаете, что во время боевых действий легче получить офицерское звание, то вам следует запросить списки личного состава моего курса. Многие погибли в первые же дни…
– Господин центурион, тем не менее, именно этот путь мне кажется единственно разумным. Если командование сочтет нужным, меня повысят в должности и звании.
– Но это же… – Начальник курса походил взад-вперед по лоснящемуся, вытертому ковру приемной. Сквозь открытые окна было слышно, как на плацу синхронно грохают прикладами второкурсники, разучивавшие парадное построение к следующей присяге. – Это очень благородно, и я бы сказал – романтично, но…
– Вы хотели сказать, господин центурион, что это большая глупость? – Младший стрелок Селен не отводил преданного взгляда от кокарды на фуражке начальника. – Вы абсолютно правы, господин центурион. С точки зрения многих – это глупость. Но разве глупостью можно назвать решение легата о присвоении вам офицерского звания, когда вы взяли командование на себя и сутки удерживали бункер на острове Корса? Разве это глупость, когда офицерские звания присваивают за героизм?
Центурион сам не ожидал, что способен краснеть. А почувствовав, что краснеет, разволновался еще больше. Определенно, этот мальчишка… либо сгинет на запрещенной дуэли, либо пойдет очень далеко.
– Селен, поскольку ваша учеба на моем курсе закончена, я могу себе позволить маленький совет. Не делитесь так открыто мыслями, даже с человеком, которого уважаете или которому симпатизируете. Не говорите другу того, что сказали мне сейчас.
– Я понял, господин центурион. Но вы же сами…
– Оставим в покое мою судьбу, Селен. Вы сделали выбор, я его уважаю. Поймите только одно – вам и вашим сокурсникам повезло. На планете царит мир. Относительный мир, конечно. Кое-где наши военные базы находятся в режиме оранжевой тревоги, но настоящей войны нет. Это огромная заслуга сената, это огромная заслуга нашей великой демократии! Возможно, вы получите назначение на дрейфующую базу на Альфу Геркулеса или на одну из планет Морганы. Все это достаточно тихие, безопасные места, где вам не суждено проявить личное мужество. Мне искренне жаль, что вы приняли такое решение. Ладно, можете идти.
– Господин центурион, разрешите вопрос?
– Слушаю вас.
– Вы расконсервировали свою детскую память, когда отслужили три контрактных срока?
– Нет. Естественно, нет. А почему вас это интересует?
– Иногда мне снятся неприятные сны… я жаловался в лазарет. Это как будто…
– Я знаю, Селен. Знаю о ваших снах и о снах всех трехсот кадетов вашего курса. Это атавистические всплески, они не должны вас пугать. Такое происходит часто. Слава Юпитеру, что мы консервируем память, иначе она не давала бы нам спокойно служить сенату и конфедерации.
