– Дьявол, что это?

– Рыба, Мокрик, прикрывать тылы! – приказал я, до упора приблизив изображение старухи.

Гвоздь выдвинулся вперед, балансируя на грани выстрела. Все были напряжены, но строй не сломался, каждый держал под контролем внешний сектор, отведенный ему по правилам «черепахи», боевого компактного построения. Это я к тому, что парни четко действовали по уставу, и ничьей вины в том, что произошло в следующую минуту в улице-трубе, я усмотреть не могу.

Мы просто не были готовы к такому.

– Волкарь, это не женщина!

– Господин декурион, это глюк?

– Эти гады ее пытали?

Я приказал всем заткнуться.

– Гвоздь, без команды не стрелять!

– Понял, не стрелять.

В уши лезли далекие шепоты и тоненький плач.

Я ее где-то встречал, хрупкую седую старушку в передничке. Но почему-то мне совсем не хотелось вспоминать, где же мы могли встретиться. На долю секунды возникло сумасбродное предположение, что старушку я оставил в периоде законсервированной памяти, но я тут же отмел подобную глупость. Это просто нереально; медики в академии надежно запирают ненужные воспоминания на три уровня замков…

Ее сморщенные губки посинели и разбухли. Из отверстий, там, где грубая нить прошла сквозь кожу, сочилась кровь. Бабусе проткнули сухие щечки шилом не меньше дюжины раз, ее ручки дрожали, из подслеповатых глаз градом катились слезы.

Но плакала в эфире не она. Кроме того, плач опять сменился едкими смешками. Сквозь разноголосый смех, мне казалось, прорывались далекие команды центуриона. Проклятый город!

– Волкарь, что там у вас? Не вижу! – разнылся Свиная Нога.

– Пока все в порядке… – Мы медленно продвигались к развилке, а сила тяжести все уменьшалась.

В наушниках хихикали гномы.

– Эй, слышали? Вроде бы на площади села вторая декурия!..

Я тоже слышал. Низкий гул тормозных пульсаторов. Стало быть, как минимум, еще один бот прорвался в город неподалеку от нас.

– Волкарь, впереди развилка. Снаружи по вашей улице еще что-то движется… похоже на ребенка. Нет, не ребенок, это пожилая дама в старинном платье. Похожа на театральную актрису. Она несет… не вижу! Волкарь, ты слышишь? Там бабка, без средств защиты, она только что нырнула в один из люков в кишку позади вас!

– Мокрик, если позади увидишь хоть что-то огонь на поражение! – командую я.

– Понял, исполняю!

До старухи, поджидающей нас на развилке, осталось не больше пятнадцати ярдов.

– Волкарь, она плачет…

– Смотрите, эти подонки зашили ей рот…

– У нее весь передник в крови!

Это был явный глюк, но я не мог поверить. Слишком высока опасность застрелить кого-то из белых поселенцев. Цена такой ошибки – лишение премии, а могут и разжаловать.

– Хобот, дай импульс, на малой мощности.

В наушниках раздалось дребезжание, словно кто-то выронил на каменный пол груду ржавых пружин. Вдали по бетонным плитам площади загремели ходули шагателей, затем донесся звук, который ни с чем не спутаешь – стенание стволов малой автопушки; вторая декурия вступила в бой. Хотел бы я знать – с кем?

Бабушка с зашитым ртом не исчезла, даже после второго импульса органа.

– Волкарь, это не глюк. Плотность материи – один-ноль-два.

…Что означает, примерно равна плотности человеческого тела. И все же, чуть больше. Одна целая, две сотых. Впрочем, в трубе с каждой секундой нарастают гравитационные возмущения, еще немного – и пойдем по потолку.

– Волкарь, местным инженерам позволено завозить сюда стариков?

– Вроде бы – да, им разрешили…

Бабушка в старинном наряде попятилась. Мелкими шажками она начала отступать в темный боковой проход. Там из широкой улицы-трубы вырастала более узкая, на шагателях мы бы туда не пропихнулись. Туфелька бабушки наступила на торчащую из груды мусора голую ногу туземца.

– Эй, мадам, не бойтесь нас! Мы из Отборной центурии разведки…

– Волкарь, мы ей кажемся великанами. Она нас боятся.

– Точно… – Я представил себя глазами пожилой мирной женщины. Огромные длинноногие уроды, с гибкими клешнями вместо рук, и человеческие фигуры в седлах, наполовину скрытые броневыми щитками.

– Господин декурион, разрешите проверить?

– Хобот, не ты. Пойдет… Пойдет Рыба. Хобот, прикроешь.

Рыба выступил вперед, но не успел спуститься с седла шагателя. Никто из нас не успел ничего сделать. Бабушка подпрыгнула, не напрягаясь, на высоту в два своих роста. Под платьицем у нее обнаружился сложенный кольцами узкий черный хвост, похожий на бич, которым пользуются здешние крестьяне, подгоняя на полях быков. Бич развернулся, как живой, словно молния промелькнула.

Ничьей вины тут нет. Наши аномальные способности не помогли.

Рыба спрыгнул, оторвал оба тяжелых ботинка от стремян, и на мгновение стало заметно, как сильно исказилось гравитационное поле. Мой клибанарий готовился встать туда, где шершавая, вся в наростах и вмятинах, стена достигла наклона в тридцать градусов.

Черный бич разрезал его пополам вместе со скафандром и частью шагателя. Разрезал, не замедляясь, точно прошел сквозь туман или сквозь растопленное масло.

– Бауэр, сзади!!

– Ах ты гадина! Тут еще две, бегут по потолку!

Раздался грохот картечниц у меня за спиной, это открыли огонь Карман и Бауэр. В трубе-улице мигом образовались сотни отверстий, открылись прекрасные виды на задымленные небеса, на косой дождь и на горящую крышу энергостанции.

– Вон она! Слева!

Рыба неторопливо развалился на две части. Его ботинки еще некоторое время скребли бурую грязь на дне трубы. На несколько секунд я впал в ступор. Рыба погиб только по моей вине. Я поверил, что это не глюк, я пренебрег безопасностью…

– Дави ее! Ах, гадина!

Гвоздь ударил из пушки. Похоже, мы попали в старуху одновременно, ее в один миг разметало мелкими ошметками. Краем глаза я заметил на правом мониторе яркие сполохи, зажглись данные о первых потерях и технических неисправностях.

Еще одна тварь с зашитым ртом, в таком же окровавленном переднике, хвостом отсекла ходули Карману, и он завалился на бок, стреляя и изощряясь в самой грязной ругани. Оставшаяся без корпуса ходуля нелепо покачивалась, потеряв корпус, похожая на огромную отрубленную куриную ногу; из псевдомышц толчками выплескивалась голубая технологическая плазма.

– Мокрик, забери к себе Кармана!

Карман орал, его придавило к земле корпусом упавшего шагателя. Мокрик растерялся, пока он хлопал глазами, голубенький фартучек уже оказался прямо перед ним, а из-под фартучка с убийственной медлительностью раскручивался черный крысиный хвост.

Ее разнес на куски Бауэр. Он стрелял и смеялся. Даже после того, как крошечного глюка не стало, упругие звенящие петли еще некоторое время бесновались в воздухе, затем бич, или хвост, упал в мусорную реку на дне трубы и растворился на глазах. Мокрик стал белый, как кусок мела. Я нарочно приблизил в визоре его трусливую рожу, чтобы не пропустить момент, когда вколоть ему транк. Пока он, кажется, справлялся без химии.

– Волкарь, что там у вас?! – надрывался Свиная Нога.

Внутренним чутьем я вычислил направление следующей атаки. Очередной глюк мог запрыгнуть в улицу-трубу из десятков треугольных дыр, но запрыгнула она именно там, где я ее ждал. И как раз в этот миг гравитационная воронка накрыла нас окончательно.

Бабушка в черных туфельках, с нелепыми косичками, бежала по потолку, вверх ногами, как муха, а прикрывавшие меня Гвоздь и Хобот не успевали задрать головы вместе с прицельными планками, я их опередил…

– Еще одна! Справа еще одна!

Эту не удалось подстрелить сразу. Было немного жутко наблюдать, как половина бабушки встает, опираясь раздробленной рукой на собственные внутренности, оскальзывается на чем-то зеленом, желеобразном, совсем не похожем на человеческие кишки, и упорно раскручивает торчащий из-под коротенького передничка хвост…