Проснулся он на следующее утро, смотрит, а на столе рядом с книжечкой этой стоит бутылка с прозрачной жидкостью, а на ней надпись: "Выпей!". Ну он и выпил, честно сам всю одолел. Дальше туман, туман, что-то еще, темнота, снова просыпается утром, а на столе снова бутылка с той же жидкостью и такой же надписью. Ну снова выпил, и снова туман… Когда на третий или пятый день он пришел в себя, бутылки, к счастью, уже не было, надписи тоже, но и инструкции тоже не было.

Он обшарил всю квартиру, сумки, карманы одежды – ничего. Жестокая абстиненция сменилась паникой, даже слезами, руки не слушались, сердце выскакивало, он задыхался от волнения и жара, потом похолодел, и полился пот, он так и обмер, хотел заснуть обратно, чтобы не ощущать этой страшной утраты, но не тут то было, все тело трясло, голова отваливалась, тошнило. Он попытался вспомнить хоть что-то из прочитанного, но, получается, он и прочесть-то ее всю не успел, полистал только и отложил на потом – куда, де спешить? – в голове теперь было пусто, страшно и стыдно от осознания произошедшего.

– Ну что же ты, народ-богоносец? – давай, вспоминай! Ничего… Вспомни хоть что-нибудь, хоть чуточку! Тишина… Только все время в больном туннеле сознания промелькивала одинокая никчемная мысль о стиральной машине, а за ней тянулся гулкий с невыносимым тарахтением шлейф.

И вдруг в болезненном сознании проступило: "А может это и есть весь тот долгожданный смысл, все предназначение, вся бесценная мудрость: мир – стиральная машина?…

Он долго думал, предаваясь поочередно то скуке и тоске, то ностальгии с привкусом детского ожидания, и решил наконец послать по почте сам себе посылку. Посылка – всегда радость, в отличие от письма. Сколотил коробку, запаковал в нее Содержимое, тщательно закрыл, сверху сопроводил коробку надписями со строжайшим предостережением и требованием: "Осторожно!", "Не нарушать упаковку!", "Не переворачивать и не бросать!". Пришлось заплатить кучу денег за ее транспортировку на почту, ведь коробка получилась очень тяжелой.

Довольный он вернулся с почты домой и начал ждать. Прождал неделю, и когда наконец получил почтовое извещение о прибывшей на его имя посылке, поспешил вновь на почту. Широко улыбаясь, он протянул помятый бланк в окошко. Три работницы почты недовольно бурча что-то себе под носы еле-еле подняли и поставили увесистую коробку перед ним на стол. Вот он, настал счастливый момент получения долгожданной посылки! Он тщательно осмотрел, все ли в порядке и убедившись, что коробка целехонька, удовлетворенно похлопал по ней и расписался где надо, в двух местах.

Он заказал машину и привез домой полученную бесценную коробку с Содержимым. С великим трудом и пыхтением, отдыхая на каждом лестничном пролете, он поднял ее на этаж, щелкнул замком и словно тараном распахнул перед собой двери квартиры своей ношей, поставил ее посредине комнаты. Когда захлопнулась входная дверь, он взял большую монтировку и быстро и со страстью разломал конструкцию из хорошо подогнанных гладких досок.

Смахнув последние щепки с холодной гладкой поверхности, он немного отшел, чтобы поглядеть на идеальную кубическую форму только что вылупившегося объекта. Долго всматриваясь в него то с одной стороны, то с другой, словно художник, он обошел так его по кругу, потом еще раз в обратную сторону и наконец, воскликнул:

– На кой же хуй мне нужен этот куб?!…

(февраль 2016)

Петр Сиреневый стоял на остановке и смотрел вверх, и ему казалось, что снежинки, падающие ему на лицо, превращаются в шары и скатываются вниз один за другим, они были разного размера, всех оттенков белого, в них отражались с правого бока желтоватый фонарь у дороги, стеклянная стенка автобусной остановки, отражающая в своем прямоугольном мире весь скудный окружающий мир, окраина, два продуктовых магазина и перед ними как обычно свои изрядно возмужавшие Лелик и Болик, клянчащие мелочь на очередную бутылку, одинокие мамаши с колясками, гуляющие вдоль шоссе, видимо в подспудном поиске своего запропавшего Лелика или, на худой конец, Болика, витрины, а в них отражающиеся окна, окна, окна домов напротив, этажи полные одинаковых занавесок, одинаковых мыслей, снов, ежедневно повторяемого набора слов на кухнях, в спальнях, меняются поколения как меняется освещение примерно после 6 вечера, сначала у всех свет в прихожей, потом на кухне, потом в спальне, потом рубильник щелкает, черные глазницы окон с синеватыми вспышками телевизора, и в стеклах отражаются шары, они разрастаются как голодные головы, и глотают с легкостью все окружающее пространство.

Петр не сопротивлялся и был проглочен. Изнутри шара был виден мир, весь благостный, белесый и влажный и ни одного острого угла. Петр решил не ждать автобус, тем более, что войти внутрь ему бы вряд ли удалось и покатился домой пешком. Невесомый шар, в котором сидел Петр Сиреневый, быстро набирал скорость, стоило ему только оттолкнуться торчащими наружу ногами.

У подъезда его ждал очередной сюрприз, надо было как-то набрать код на домофоне, сказать: "Это я!", войти в двери, подняться на лифте на 7 этаж, но наруже у него были только ноги, и в двери шар совсем не проходил.

Тогда Петр решил, что единственным способом попасть домой и немного поспать, будет опружинить посильнее, как мяч и подлететь до своего балкона. Но как отреагирует жена на шарообразное существо, отдаленно напоминающее ее мужа, которое стучится в окно 7 этажа – он боялся даже предположить…

Все исчезло, и изнутри шара осталась лишь белизна как таковая, совершенно непроглядная так, что сказать наверняка, шар ли это или что-то иное, было совершенно невозможно, даже звуки долетающие вовнутрь, казались белыми, круглыми и не связанными ни с каким источником, словно облака. Тут появился фонарь, заглянул ему в лицо и говорит человеческим голосом:

– Ваш этаж, дальше только на автобусе, ну же, Петенька, поехали! Шары это загадка – внутри них то же, что снаружи, а не воздух или пустота! Этого вам пока не понять. До свиданья, Петенька! Фонарь демонстративно погас. Но на его месте в центре этого округлого безобразия вдруг вырисовалась дверь. Петр Сиреневый, недолго думая, открыл ее и вышел.

Двери перед ним вдруг с шипением разъехались в разные стороны, из салона автобуса хлынул свет и подобие тепла, он помедлил еще пару секунд глядя перед собой и часто моргая, с лица стекали крупные капли растаявшего снега, и быстро вошел в салон.

(декабрь 2014)

Как квадратик не мог понять кружок и постоянно упрекал его в беспринципности, тот же, напротив, сознавая свою внутреннюю наполненность и гармоничность, улыбался и молчал, покатываясь.

Как два жучка говорили шажками и палочками, а поскрипывали серединкой, а когда окончательно запутывали друг друга, уходили с головой в свою непонятную работу и лишь иногда кружились и танцевали на месте и были похожи на горки посреди глади воды.

Одному человеку показалось, что глаза рыбы, которую он купил на базаре, это книга, он начал всматриваться в них желая перевернуть страницу и прочесть то, что видела рыба за день до этого на дне своего рыбьего моря. Всматривался, всматривался сначала в один глаз, потом в другой, пока рыба, собрав все свои предсонные силы и возмутившись, не укусила его за нос и не закрыла книгу.

Вадя начал гарцевать громко звякая и звонко цокая, так что окружающие подумали, что у него вместо ног пустые бутылки, и за ним прислали мотороллер "Муравей", чтобы сдать его в стеклотару, но они не отгадали, у него не вместо ног были бутылки, а надетые на ноги бутылки, словно на деревянный парусник, так что непонятным оставалось только одно – как он просунул ноги в такие сапоги?