– Ах, прослезился, если б смог! Ну хотя бы побурчу еще!

Стоп, а если меня кто-нибудь услышит, это ведь могут и в холуи забрать или в циркачи, не приведи господи, да еще и переврут небось! Нет уж, я не только останусь тут, но и урчать буду тихо и исключительно, так сказать, для собственного душевного равновесия. И прощай, карьера.

(19.04.2005)

В эту душную июльскую ночь ей особенно долго не удавалось уснуть, ее беспокоил шар. Он скользил по безнадежно-бесконечной невидимой поверхности, быстро вращаясь, хотя вращения видно не было – он отблескивал совершенно одинаково со всех сторон, ведь у него и не было сторон, кроме одной – вращение лишь ощущалось ею изнутри.

Она попыталась мысленно управлять им, остановить его, или теперь уже вернее будет сказать, остановиться хоть на мгновение, ведь она уже была неразрывно с ним связана, в это мгновение она бы успела освободиться от навязчивой призрачной яви и уйти в не менее призрачный мир подобия смерти – долгожданного сна. Но она все скользила и скользила, а он все кружился, кидая ее то и дело на растерзание ее главного ночного страха – падения вверх. Шару-то все равно, где верх, где низ.

Вдруг шторы зашелестели, поднялись будто кто-то с ней играл в привидение – это в распахнутое окно влетел еще один шар, чуть меньше чем ее шар, и не целясь, ударился в тот первый. Она было обрадовалась, что, наконец, ее шар остановится от столкновения или может даже расколется, но вместо этого, она оказалась сверху этого меньшего шара, вернее одни только ее ощущения оказались – она-то продолжала ворочаться на горячей влажной кровати – и теперь она кружилась еще быстрее на нем. Но "Капитошка" на этом не остановился, неосязаемый огромный ребенок продолжал складывать свою сложную пирамидку из шариков, такое вряд ли было под силу взрослому. В окно залетел еще шар и еще, и все меньше и меньше, и она перепрыгивала на них по очереди и кружилась все быстрее и быстрее, и уменьшалась вместе с ними в размере пока не превратилась в едва различимую точку, невыносимо распираемую изнутри самой себя.

А может просто изменился масштаб, как тот, что написан в уголке школьной географической карты, висевшей у нее на стене, а кто-то подошел с ластиком и давай стирать нули? Ведь если любой человек, будь он даже учитель географии или физики, представит вдруг себя один на один, сильно увеличенным, в соотносимом масштабе с бесконечной Вселенной или наоборот, Вселенную, уменьшенную до его размеров, будто совсем только что начавшую расширяться из точки – то он наверняка бы растерялся и изрядно удивился, как и она вот теперь.

Так наступало для нее совсем иное утро, и она была теперь везде и нигде одновременно, и где солнце только вставало и где оно уже садилось, и где было все время в зените, и где солнца не было вовсе, и где-то еще, но осознавать все это она уже вовсе не хотела, да и не могла. Кажется получилось уснуть.

(28.06.2004)

И как только мир дожил до сего дня, не имея ни малейшего представления о смысле и назначении человеческой жизни на земле и цели ее истории?!

Хотя, может он и живет до сих пор именно вследствие своего этого незнания и в столь плачевном состоянии находится тоже по этой причине? Может обстоятельства непростых мировых взаимоотношений мистической силой всю современную историю специально усугублялись в одном только слепом неосознанном ожидании единственного открытия, фейерверка смысла и преобразования, а все наиблагие проекции ни разу, поэтому, и не воплотились?

Страшно подумать, какого масштаба выводы рвутся в голову! – подумал Спиридон чуть сминая от накатившей внезапно страсти брошюрку формата А5 в крепкой руке, – а ведь все так просто, что даже я, не имея специального образования, могу понять и глубочайшим образом прочувствовать это всем своим уставшим от бессмыслицы нутром. Сколько лет я, затаившись, молча улыбался, всем понятно, по-простому так, что бы не происходило и не пыталось раскачать лодку моего самочувствия и графика, а ведь не просто так улыбался – получается, ждал, и ждал этого самого момента, верил, что жизнь рано или поздно перевернется, что может и должно так сильно все измениться, что все прошлое покажется детской забавой, неосмысленным лунатизмом, потаканием телесному примитиву, природному строю. Эх, надо же!

Даже смешно: на вид она похожа, как будто, на инструкция от стиральной машины старой какой-нибудь и такая же местами пожелтевшая, местами посеревшая от влаги, ее и потеряли, небось, так же точно, сразу, просто завалилась куда-то и забылась. И написана она вроде по-русски, но очень смешно, нестройно и с ошибками – явно переведена с китайского китайским же переводчиком, как на всех товарах. А у нас ведь как принято: мы все "сами с усами", не дураки – и без инструкции разберемся, она и не нужна вовсе; а если чего сломается, так инструкция все равно не поможет, а мастер и так все отремонтирует без нее, ему она тем более не нужна; пока все работает, и жаловаться не на что, а что до особо любопытных – так это им в "кружок любителей" надо, а не народ смущать весь целиком; всегда найдутся свои диссиденты…

Налюбоваться не могу: сколько ж ей лет уже, такая благородная пожухлость, потемнелость, даже открывать не хочется, так бы и смотрел сверху на обложку. Ну что я говорю? – конечно хочется, но ведь она уже у меня в руке, поэтому с пристальным чтением можно повременить и растянуть приятный момент предвкушения пока что. Истина никуда не убежит – не заяц, а основные мысли я и так уже, чуть пролистав, понял.

Теперь я многим, если не сказать, всем могу нос-то утереть – контраргумент имеется, сударь! Я вам и античность теперь, и темные века, и весь ваш современный этот пост… – прастигоспади – "пост-пост" этот и истолкую и опровергну в два счета.

Уму не постичь, не верится! Нет, давайте-ка по порядку: я пошел с утра на работу на наш рядовой оптовый склад на самой черте города, так что дальний его край, что с туалетами и курилкой, получается уже за чертой – но какие это теперь несущественные мелочи, так вот, и там случайно я…, ну нет, случайностью это быть не может, она меня может всю мою жизнь там ждала и дождалась, просто, я там за старыми какими-то стеллажами нашел – не много не мало – "Инструкцня по использовать назначение земля и жизни сверху на нее как"! В общих чертах ясно, что это инструкция по смыслу и назначению жизни на земле, а не сельскохозяйственный какой-нибудь букварь. До сего момента никто не обладал еще такой удивительной вещью, где бы в сжатой понятной форме для конечного пользователя излагалась бы главная истина жизни, ведь если бы кто обладал, то уж наверняка бы об этом всем рассказал. А расскажи он, его бы давно отправили на тот свет и дело с концом: "Уходи прочь из наших земель и не смей тут проповедовать свою новую истину, нам и так хорошо, а если не хорошо, то уж мы так привыкли…" – или что-то типа того уже было в Библии, и история там не очень весело окончилась. Стоп, так дело не пойдет – меня в пророки и, уж тем более, в мученики, никто не уполномачивал, да и желанием я не горю, так что, увольте-с! Я вам все тайны жизни, а вы меня в тартарары? – нет уж!

Конечно же, я дальше пойду: я не стану вам все козыри свои выкладывать – залежалую-то долгожданную архаику свою с китайской жемчужиной внутри не покажу никому, я лучше сам начну в таком же духе. Буду писать инструкции по образу и подобию, может и с продолжением, подкидывать, так сказать, людям сенсации и свет надежды на дальнейший возможный прогресс. Простой грузчик со склада… – ан нет! Так, глядишь, и разбогатею, прославлюсь, можно и со склада уйти будет!

День этот для Спиридона весь прошел как в тревожном, но счастливом сне, он все представлял себе мир мучимый жаждой, и тут он приходит и торжественно и бескорыстно открывает неиссякаемый фонтан, а потом представлял газетные статьи со своей фотографией, телепередачи, где он в одухотворенной задумчивости сидит на весь экран и ему задают вопросы: как мол, вы смогли на своем складе открыть такую простую и всеобъемлющую истину? А он и отвечает, будто оправдываясь: я к этому шел всю жизнь, – а самому не по себе что-то, ведь он не сам открыл истины-то эти, а только нашел все готовенькое, а потом всеобщие бурные апплодисменты, и снова на душе блаженство. Так волнение разобрало его под вечер, что сон тут же и подкосил, а книжецу свою даже и почитать не успел, положил только любовно рядом с кроватью.