— … стать убийцей, — договорил он на автомате.

И лишь потом развернулся — медленно, чудовищно медленно, — чтобы взглянуть в глаза того, кто только что подписался убить тысячи, миллионы невинных людей. Он ждал стыда, боли, ужаса, но Алек смотрел прямо и спокойно, а тонкие губы кривила легкая, почти незаметная улыбка.

— Я полечу, — снова повторил он, глядя в глаза генералу. — А Блэк меня прикроет, сымитировать голос на коротких фразах не проблема. Вас устроит такой вариант?

— Нет…

Хрипло прошептал Скай на грани слышимости, но все-таки кивнул, и все остальные тоже кивнули, медленно и торжественно. Будто — хотя, почему будто? — подписывая приговор. А на следующий же день начался ад. Про ядерные удары солдатам не говорили, так что в эфире смеялись, шутили, обзывали врагов трусами, а то и чем похуже.

— Мы побеждаем! — ликующе кричал Ленька, пока Скай сидел, намертво вцепившись в ручку, и старался не думать, какой ценой куплена эта победа.

Он видел Алого в эти дни, мертвенно-бледного, но улыбающегося и язвительно проходящегося по рискнувшим подойти к нему бойцам. Его фразы растаскивали на цитаты: эскадрилья одерживала победу за победой — и они снова стали героями и примерами для подражания. Вечерами к Владу приходил генерал. В первый раз, он чуть не выставил начальство за дверь, но в сумке, что держал в руках его незваный гость, звякнуло стекло, и Скай посторонился, позволяя пройти. Они пили каждый вечер, почти до отключки. Генерал что-то рассказывал, но Скай не слушал, сосредоточенно опрокидывая стакан за стаканом. На последний день, после бомбардировки столицы противника, генерал снова пришел к нему, несмотря на то что до отъезда оставалось меньше трех часов. И они снова пили.

— Как вы могли? — наконец, сформулировал Скай. — Позволить ему сделать это, как вы могли?

Генерал невесело усмехнулся и закрыл лицо руками.

— Вот и я себя об этом спрашиваю, — он запустил пальцы в волосы. — Я смотрю на него и вспоминаю, какой она была. Отчаянная девочка, пришла служить, чтобы спасти друзей и родных, чтобы убежать от страха. В Москве тогда такая паника была, ты не представляешь, Ланской, — тихо произнес генерал, поднимая на него глаза. — Мне стало ее жаль, отправили бы куда-нибудь гарнизонной шлюхой. Вот я и взял. Знал бы, как оно сложится…

— Все равно бы взяли, — жестко бросил Скай, прислоняясь к стене, кружилась голова.

— Вы — знамена победы, парень, — генерал осушил стакан, но от добавки отказался. — На вас молиться будут.

— Пусть лучше за нас молятся, — прошептал Скай, закрывая за ним дверь.

Хотелось разнести всю комнату, но он ограничился одним ударом, оставившим в стене очередную вмятину, принял душ и улегся спать. Продрых до полудня, а потом началась рутинная, привычная по полузабытым мирным временам, служба. Вылетов больше не было — для него не было. Периодически в небо поднимали отдельные звенья, но Скай разве что стратегию и тактику боев смотрел, командир эскадрильи вдруг оказался не у дел. Алек менялся с Арком, летая на месте командира Алого звена, а он не решился подойти к Стасу с такой просьбой. Только торчал на взлетке, провожая и встречая своих бывших ребят, когда те возвращались с очередной победой. В крайний раз они вылетели двумя эскадрильями на взятие одного из крупнейших городов противника, бывшей всемирно известной торговой площадки, мекки для туристов. И, наверное, это и было начало конца, потому что после той атаки события, люди, лица завертелись в бешеном хороводе. Он что-то решал, с кем-то разговаривал, куда-то шел, все свободное время посвящая сну и тренировкам — длительным, изнуряющим тренировкам — которые помогали ему спать без сновидений. Если Скай выматывался недостаточно, приходили сны, яркие и красочные ночные кошмары, в которых он видел калейдоскоп мертвых лиц: Алекс, Мыш, Саша, Док, оставшиеся безымянными пленники и оставшиеся безликими люди, погибшие в результате их самого страшного греха. Он хотел бы винить в этом Алека, но не получалось, не в этот раз. Это было необходимо. Делай, что должен, и будь, что будет.

Война продолжалась, хотя потери остались в далеком прошлом — бои становились все реже. Пришла весна, и Скай поймал себя на мысли, что ему хочется уже настоящего кофе, вкусной еды, пробуждений только потому, что выспался, а не по звонку, и общения. Нормального человеческого общения без упоминаний устава, званий и прочей ереси. И тишины — вот уж по чему он на самом деле соскучился за эти годы. Он улыбался, прикрыв глаза, глубоко затягивался и вспоминал девочку в кафе со светло-карими глазами, давно мертвую девочку. Ему хотелось увидеть ее снова, хотелось надеть на нее не форму, а платье, показать ей весь мир и небо — такие, как их видит он. Глупые, наивные мечты о том, чего никогда уже не будет.

Недокуренная сигарета полетела в урну, Скай развернулся и пошел ко входу в корпус, небрежным жестом приветствуя куда-то спешащих командира и замполита. Они ответили ему широкой улыбкой.

— Влад! — крикнул командир ему в спину.

Скай остановился и развернулся, на автомате вытягиваясь по стойке «смирно». Заржали они втроем одновременно. Все еще хихикая, он подошел к ним. Донельзя счастливые выражения лиц командования пугали.

— Что-то срочное? — тоскливо спросил Скай, внутренне готовясь к очередной строевой подготовке, учениям или чему-то столь же «приятному» и «полезному».

— Ты знаешь, — протянул замполит. — Да!

— Доведи до личного состава, товарищ генерал-майор, — командир помедлил, усмехнулся, а потом хлопнул его по плечу. — Все кончилось! Победа!

Они ушли, о чем-то переговариваясь, а Скай так и стоял, глядя в невозможно голубое небо пустыми глазами. Все кончилось. Они победили.

— Победа, — шепнул он неуверенно, рассмеялся, крикнул во весь голос. — Победа, блядь!

Очередной порыв теплого весеннего ветра запутался в волосах и высушил непрошенные и такие неуместные сейчас слезы.

Они победили.

Они живы.

Все закончилось.

========== Ars vitae (искусство жизни) ==========

Если вы начинаете с самопожертвования ради тех, кого любите,

то закончите ненавистью к тем, кому принесли себя в жертву.

(Джордж Бернард Шоу)

В комнате было холодно и темно, моросящая серость за окном ничем не напоминала о грядущем лете. Капли дождя оставляли грязные следы на стекле и мерно стучали по железному откосу. Когда постучали в дверь, Алек даже не сразу понял, что это уже не дождь. Подорвался лишь спустя пару минут, на ходу выключая коммуникатор и вытаскивая наушники. Много кого он ожидал увидеть у себя, но точно не этих двоих. Блэк и генерал собственными персонами, спешите видеть! Он усмехнулся и отшагнул в сторону, пропуская их внутрь.

— Добро пожаловать в мое скромное обиталище, — как и всегда, при звуках своего-чужого голоса он едва сдержал дрожь.

Столько лет, а каждый раз, как первый. Где же недоработали ученые, что модификация меняет только тело, а не душу? Мужской гормональный фон делал его нервным, агрессивным, самоуверенным. Только мужчиной он его не делал. Пять лет на грани безумия, пять лет видеть в зеркалах чужое лицо и знать, что это — ты. Вот такой вот теперь. Смазливый мальчик. «Сероглазый король», — как в шутку сказала Алла в тот далекий первый день, и сама испугалась своих слов, а он засмеялся. Умереть вчера — это было бы чудесно, но смерть избегала его, шарахалась, будто от чумного. Не заслужил, наверное.

Он прикрыл глаза и склонился над тумбочкой, запихивая в переполненный ящик браслет и уши. Гости тем временем с любопытством оглядывали комнату, пытаясь разместиться на двух шатающихся и едва не рассыпающихся от старости стульях. Алек обычно развешивал на них форму, но теперь она лежала — выстиранная и отглаженная — в шкафу, а на каждый день хватало одного комплекта.

— Скромно тут у тебя, — добродушно усмехнулся генерал.

Алек улыбнулся, снова устраиваясь на койке, подтягивая колени к подбородку.

— Чувствуйте себя как дома, — он покосился на воющего с чайником Блэка. — Кир, мне тоже налей, пожалуйста. Так чем обязан?