Не люди, кто угодно, но не люди. Что осталось человеческого в тех, кто способен хладнокровно мучить, резать глотки беззащитным людям? Даже ради спасения других, даже ради победы — не слишком ли велико меньшее зло, не слишком ли велика цена?
— Согласен, — также в пустоту откликнулся Скай. — Слишком. Но это было необходимо.
С соседней койки послышался шорох. Скай убрал руку с глаз: друг сел, прижимая к себе одеяло. Блэк посмотрел на него и слабо улыбнулся, откидывая с лица отросшие волосы, тяжело вздохнул.
— Необходимо, Влад. Ты прав. А я не смог, — он прерывисто выдохнул. — Знаешь, самому смешно. Он же вроде новичок зеленый, в летном не учился, не военнообязанный и вообще до войны не служил, а во всем лучше меня. Это модификация?
— Не знаю.
— Я тоже не знаю. Извини за то, что я тогда нес, Скай. Я завидую, наверное. Ему, потому что он всегда прав. Тебе — потому что ты командир, а из меня только рядовой летчик вышел.
Слышать такую правду из уст Блэка было едва ли не больнее, чем все те оскорбления, которыми он его осыпал тогда, давным-давно.
— Ты хороший летчик, — тихо сказал Скай, не покривив душой.
— Но и близко не такой хороший, как ты. Как Алекс. Как… — Кир на миг запнулся. — Как Алек.
— Алый лидер заслужил твое одобрение? — не удержался он от сарказма, но тут же сам пожалел о своих словах.
Блэк криво улыбнулся, вставая с койки и вытаскивая сигарету из лежащей на тумбочке пачки. Ему тоже достал и кинул, Влад поймал. Прикурили они одновременно, и, какое-то время, молча вдыхали и выдыхали горький дым, в котором Скаю отчего-то мерещился слабый, почти неуловимый привкус ментола.
— Алый лидер — ебанутый, конченный, свихнувшийся модификант, — наконец, отчеканил Блэк, а потом вздохнул, усмехнулся и уже спокойнее добавил. — Но я не могу не признавать его правоту, Влад. Он делает то, что должен, а мы творим какую-то хуйню.
Надо было ответить что-то вменяемое, но подобрать нужных слов Скай не мог.
— Согласен, — неосознанно повторяясь, произнес он.
Коротко, емко и по сути. Блэк улыбнулся, подошел к нему, и крепко сжал по наитию протянутую Скаем ладонь.
— Доброй ночи, — прошептал он, вернувшись в свою постель.
Скай откликнулся эхом и, как ни странно, заснул буквально через минуту. Даже снилась ему не кровь и мертвецы, а их выпуск из училища. Смеющийся Алекс, загадывающий желание на бумажке, которую по новогодней — новогодней, а не выпускной, блядь! — традиции надо сжечь над бокалом шампанского.
— Я буду командиром, — орал пьяный Алекс с крыши училища под утро.
— Я тоже, — лениво бурчал уже почти спящий Скай.
— Вы оба будете трупами, если нас командир запалит! — шипел Блэк, пытаясь утащить их обоих в жилой корпус.
Сон оборвался на жалобном вопле заметившего командира Кирилла, но, принимая душ и умываясь, Скай улыбался. Какими же они тогда были зелеными, верили в справедливость, чудеса и свою доблесть, и героизм, конечно же. Даже о войне, помнится, почти мечтали. Ведь без нее — как стать генералом? Как говорится, не стоит мечтать, потому что мечты иногда сбываются. Вот и их сбылась, и война пришла. И Алекс уже мертв, а сам Скай жив разве что чудом. Удача, видимо, за что-то его очень сильно полюбила, или как объяснить, что он сел тогда, не разбился. Что от него осталось достаточно, чтобы Саша могла сунуть это в репликатор. Что репликатор сработал, в конце концов. И ведь везти продолжало: даже Док говорил ему, что с яростью — своей яростью модификанта — он справился не иначе, как чудом.
Слишком много чудес на него одного. На мгновение Скаю стало интересно, это вообще черная полоса его жизни или белая, но ответа он найти не смог. С одной стороны, война никак не может быть белой полосой. С другой — он все еще жив. И будет жить — дошло с опозданием. И помнить, как и предсказывал Алый в ту невозможную, неслучившуюся ночь. Очень-очень долго, если повезет, жить и помнить, всех, кто погиб за него, вместо него и из-за него.
В столовой, когда он туда добрался, было уже пусто. Разве что в дальнем углу сидели командир с Блэком, но они не завтракали, а что-то обсуждали за чаем. Судя по закаменевшим плечам друга, разговор был напряженным. Влезать Скай не стал: выпросил у поварихи остатки еды, налил себе кофе и сел на первое попавшееся место. Он ел, не чувствуя вкуса, а перед глазами мелькали лица: Алекс, Мыш, Саша, Саша, Саша. Карие глаза блестели, то от смеха, то от слез, алые губы складывались в улыбке и приоткрывались для поцелуя. Скай медленно глотал свой кофе, обжигающе-горячий. Этот жар отрезвлял и не позволял пролиться слезам, стоявшим в глазах. Он потерял ее, хотя она, вроде, и осталась жива, превратившись в Алека. Она улыбалась его губами, говорила его голосом, но разве смогла бы его Саша сделать то, что Алек сотворил вчера?
«Нет», — хотелось прокричать Скаю, но, вновь и вновь, вспоминалась скользкая от крови рукоять, зажатая в маленькой женской ладошке, и обманывать себя не получалось. Смогла бы. Потому что так надо. Черт, в какой момент она — женщина — оказалась сильнее их? В какой момент они забыли, что значит служить и защищать? Скай горько усмехнулся, залпом допил кофе, грохнул поднос на специальную подставку и собрался уже ходить, когда на плечо опустилась рука Блэка.
— Пойдем, покурим, — необычайно задумчивым голосом предложил он, и Скай не стал отказываться.
Первую сигарету Блэк тянул долго и молча, раздумывая о чем-то своем. Скай не торопил его, терпеливо ждал, пока друг заговорит сам. Боль осознания, накрывшая в столовой, не торопилась отпускать, все еще сжимая сердце и душу острыми когтями, и Скай едва справлялся с прорывающейся дрожью.
— Сколько у нас в части модификантов сейчас?
Вопрос поставил его в тупик. Скай прикрыл глаза, пытаясь сосчитать: по всему выходило, что чуть ли не каждый третий, но точную цифру назвать он бы не взялся.
— Много, — Скай улыбнулся почти виновато. — Точнее не скажу, извини, как-то никогда не интересовался.
Блэк улыбнулся ему в ответ и тяжело вздохнул.
— Скай, извини за глупый вопрос, — он на миг замялся. — Что меняется после модификации?
— В смысле?
— Ну, вот, пришел ты в себя… Нет, не знаю, как это происходит. В общем, модификация завершена, как это ощущается? Что в тебе изменилось после?
Вопросики, блин. Как можно описать все и ничего? Ужас от ставшего чужим, непослушного тела в первые минуты-часы-дни и восторг от него же после, когда понимаешь, сколь многое стало возможным. Как рассказать ему, что такое ярость — его ярость — когда мир затягивает алой дымкой, а внутри будто взрывается что-то, наполняя все мышцы брызжущей силой? Что такое шепот в голове, вой в ушах, когда работаешь на пределе? Как можно рассказать человеку об ощущении собственной всесильности, испытанном пусть и на миг?
— Не знаю, Кир, — он пожал плечами. — Вроде все тот же. Сильнее стал, да. Меня сложнее убить. Память, — осенило его, наконец. — Фотографическая память, ощущение, что в голову видеокамеру запихнули.
Ему снова вспомнилась бойня, в которую превратился допрос, и он поморщился. Да уж, эта проклятая совершенная память далеко не всегда была благом. Судя по гримасе, скорченной Блэком, тот догадался, о чем он подумал.
— Мне предлагают модификацию, — протянул друг после минутного молчания. — Командование, в целях нашего усиления и прочее бла-бла-бла. — он махнул рукой, потом достал сигарету и, повертев ее в пальцах, прикурил. — Я не уверен, что стоит соглашаться.
— Что обещают?
— Уложить, проконтролировать. Командир не так чтобы много рассказывал. Говорит, стану сильнее, быстрее, живучее. Он меня послал к Доку или Алому за подробностями, но я как-то не горю желанием с ними общаться на эту тему.
— Не доверяешь?
— Им — нет.
Подразумевающееся под этим: «тебе — да» — льстило. Скай улыбнулся, запуская пальцы в волосы, разговор заставил его задуматься. Стоит ли Кириллу соглашаться на это предложение? Стоит ли оно того? Для себя он ответ знал, но спрашивали-то не его, у него вообще в свое время альтернатив не было.
