— Поминаем, товарищ майор, — Кирилл икнул, вытянулся в струнку и широко улыбнулся. — Погибшего товарища!

— Какого, на хуй, товарища?!

— Сергей Анатольевич, — начал было Алый, но заткнулся, поймав бешеный взгляд командира.

— Какого, на хуй, товарища, я вас спрашиваю?!

— Алекса, — Скай взял со стола условно чистый стакан и щедро плеснул туда водки. — Присоединитесь? — спросил он, протягивая его майору.

Командир выдал девятиэтажную конструкцию, отвесил ему подзатыльник, но стакан взял и даже выпил.

— Чего сейчас-то? — уже куда как более мирно произнес он.

— Устроили… — Блэк запнулся на определении и пожал плечами. — Похороны. Вот и решили…

С минуту майор молчал, видимо, осознавая услышанное. Потом уточнил у Кирилла, как у самого смелого, где могила-то? Кир высочайшее доверие оправдал и, храбро приняв удар на себя, предложил показать. Когда они удалились, напоследок приказав всем бойцам убрать бардак и привести себя в состояние стояния, Скай, пошатываясь, прошелся по комнате и собрал все нетронутые бутылки. Рядом вертелся Алек. То ли решил помочь, то ли еще что — точно Скай сказать не мог. Он и думал-то с трудом, все силы уходили на удержание непотребно пьяной тушки в вертикальном положении. Из казармы они выбрались вместе, доползли по коридору до комнаты, когда-то давно — в прошлой жизни — принадлежавшей Саше, и ввалились внутрь. Обшарпанные, перепачканные чем-то черным стены, порезанный линолеум на полу — половина комнаты выглядела прилично, а вот по второй будто ураган прошелся.

— Ебать, — выдохнул Скай, глядя на это безобразие.

Алек засмеялся и прошлепал к койке, скидывая на нее свой ценный груз и растягиваясь рядом.

— Говорю ж, уебу пидорасов. Ну, хоть половину убрали уже, скоро я вас покину.

От этих слов стало до невозможности больно в груди, сердце будто в ладони сжали, но Скай заставил себя улыбнуться, вторя смеху алого лидера. Тот приглашающе махнул рукой, уже роясь в тумбочке на предмет чистых кружек. Или стаканов. Хоть какой-нибудь тары, в общем.

Нашел, что удивительно, учитывая общую грязь и разруху, но сам усомнился и прошлепал в душевую. Под шум льющейся воды и тихий голос, напевающий что-то мелодичное, но неразборчивое, Скай едва не уснул. Глаза закрывались сами собой, организм, казалось, твердо решил, что спиртного с него хватит и пора бы начать оное перерабатывать. В сознании Влада удержала только твердая решимость продолжить. Не ради Алекса и памяти о нем даже — ради самого себя. Потому что невозможно так: сходить с ума каждый божий день, бояться сказать лишнее слово, сделать лишний жест. Проще нажраться до полной несознанки и натворить хуйни. Будет, о чем жалеть, хотя бы.

Кажется, последнюю фразу он произнес вслух, потому что рядом — неприлично рядом, почти над самым ухом — раздалось:

— Лучше жалеть о сделанном, чем о несделанном?

Скай открыл глаза: Алек стоял рядом, низко склонившись над столиком и разливая по только что отмытым кружкам коньяк. Он улыбался — широко, но чуть печально, и Скай улыбнулся в ответ, дергая головой в подобии кивка.

— Однозначно, — он взял протянутую кружку и сел, с трудом обретая подобие равновесия, что физического, что душевного.

Алый пристроился рядом, запрокинул голову, внимательно, чуть сощурившись, глядя в потолок. Он был каким-то странным, слишком задумчивым и слишком трезвым для человека, который пил, не просыхая, вторые сутки. А еще Алек был слишком близко к нему, непозволительно близко. Испытание для нервов и для силы воли — сидеть вот так и не прикоснуться, когда даже пальцы дрожат и тянутся к нему.

— За нас, Скай, — уголок бледных губ дернулся в улыбке. — Пусть этот мир падает в любую пропасть, мы будем жить и помнить! — Алый прикоснулся к его кружке краешком своей, глотнул и рассмеялся. — Красиво говорю, блядь.

В его лице было что-то болезненно отчаянное. Скай выпил и только потом осознал, за что он выпил. Нашел, блядь, тост, пророк начинающий. Жить и помнить — наверное, худшее проклятие для них, для всех них. Хотя, живут же, после Алекса. И помнят. И Олю Скай тоже помнил, и даже того «хорошего мальчика». Лица всплывали в памяти, ему становилось почти больно от того, скольких они уже потеряли. И скольких еще потеряют.

Алек долил еще на пару глотков. Скай заглянул в кружку, ища в ней истину, но увидел только темную гладь и отражение обкусанной луны. Надо было что-то сказать, но слова привычно не шли, вертелись на языке всякие глупости, а в голове был абсолютный вакуум. «Ну, чтобы все», — почти сорвалась цитата из старого-старого фильма, но он остановил себя в последний момент, осознав неуместность фразы.

— Не знаю, что сказать, Аль, — Скай пожал плечами, поднимая на него глаза. — Давай за то, чтобы мы дожили до конца и все это было не зря.

Он выпил, не чокаясь, Алый же не двигался: стиснув зубы и мрачно скривившись, он смотрел вниз.

— Не хочу искать смысл в чужих смертях, — процедил он, наконец, и отставил кружку в сторону, не сделав ни глотка.

Больно стало от одной мысли о том, что Алек мог вот так истолковать его слова. Блядь, они же черт знает сколько друг друга знают уже, как только ему в голову пришло?

— Я не это имел в виду.

Скай грохнул своей кружкой, приставляя ее к другой почти вплотную. Алый криво усмехнулся.

— А что, прости? Свою модификацию? — усмешка стала шире. — Или мою?

Прямой взгляд этих блядских серых глаз стал последней каплей. Наверное, он все-таки выпил лишнего, наверное, в нем слишком долго копилась эта адская смесь из злости и желания дотронуться, потому что сдержаться Скай не смог: рука дернулась будто бы сама — и разбила сложенные в насмешливой улыбке губы.

Кажется, Алек пытался отбиваться, кажется, он что-то кричал — Скай не слышал ни звука, не замечал чужих движений. Бил сосредоточенно, как учили когда-то, давным-давно, наверняка бил. Лицо, живот, снова лицо, а — через какое-то мгновение — кулак Алого впечатался в плечо резким, сильным ударом, отбрасывая его в сторону. Скай поднялся, тяжело дыша, и вдруг ощутил кристальную трезвость. Опустив занесенную для очередного удара руку, он выдохнул с присвистом сквозь сжатые зубы и сбежал, силясь вспомнить, с чего началось все это безумие, надеясь, что холодный душ прогонит остатки ярости, горящей где-то глубоко внутри и не желающей отступать вместе с хмелем. Когда он вернулся, Алек сидел на краю койки и, тихо шипя себе под нос, прижимал к губам футболку, судя по резкому запаху спирта, пропитанную тем, что они до этого пили. На звук шагов алый лидер обернулся и замысловато выругался. Скай покаянно склонил голову, пытаясь не пялиться на его лицо, не смотреть в глаза. Последнее даже удавалось, но распухшие губы и струйка крови, стекающая по подбородку к шее, притягивали взгляд. Он не хотел этого видеть, но не мог — просто не мог — не смотреть.

Алая капля сорвалась и упала на грудь, прочерчивая дорожку по слишком белой коже. Алек стер ее ладонью, резким, раздраженным жестом, и Скай вздрогнул, на секунду представив себе, что эта рука принадлежит ему, что это его пальцы скользят по влажной от крови, разгоряченной коже. Сладкое безумие, казалось, отпустившее его на прошлой неделе, вернулось, усилившись в десятки раз, хорошо если не стократно.

Снова вспомнились слова Майло, на миг ему стало противно — но мгновение прошло, и в голове не осталось ничего, кроме звенящей пустоты. Наверное, стоило бы снова сбежать в душ, спрятаться и отсидеться, пока не отпустит это безумное, такое неправильное желание, но не хватило ни сил, ни разума, ни остатков самоконтроля. Впрочем, жалкие крохи последнего позволили ему не наброситься на Алека — Сашу, как ему больше нравилось называть его, пусть и лишь в собственных мыслях, — а почти что спокойно сесть рядом и ограничиться ладонью, так удобно опустившейся на чужое плечо.

— Аль…

Алек нервно дернулся, пытаясь сбросить его руку. Скай послушно убрал ее сам, вернее, просто опустил ниже, обнимая алого лидера за талию. Прощупывающиеся мышцы живота, полное отсутствие груди — ну бред же, бред! Но сердце глухо бухало в груди, а дыхание сбивалось от одного лишь ощущения прижатой к нему спины. Кожа к коже — это было слишком сильно, почти откровением.