(Александр Иванович Куприн, «Гранатовый браслет»)

Десятки, сотни — он давно перестал считать — вылетов сливались в один, перемежаясь красными вспышками ламп над громкоговорителями, белыми светом сигнальных огней и надсадным воем сирен. Тревога, тревога, тревога — они даже спали, не раздеваясь, готовые в любой момент вскочить и побежать на поле, к ангарам, на плац. Куда угодно. Но звук не заканчивался, он длился и длился. Редкие моменты тишины Влад не запоминал, он в них, простите, спал. Даже с открытыми глазами, на автопилоте запихивая в себя лишнюю порцию рациона.

В одно из просветлений сознания он посмотрелся в зеркало: синяки под глазами плавно переходили в шею и вызывали ощущение, что кто-то долго и, возможно, ногами бил его по лицу. Истине это не соответствовало, но, тем не менее, чувствовал он себя именно избитым и замученным насмерть. Календарь на стене стал тоньше едва ль не вполовину, время куда-то убегало, а они его не чувствовали. День, неделя, месяц? Он не знал, сколько прошло с того дня, когда он в последний раз заснул после душа и раздетым до трусов. Кажется, не меньше месяца, но уверенности — твердой уверенности — в этом не было. Просто однажды ночью вой ворвался в уши, и война началась именно для них.

Очередной бой — и он спал на ковре командира части, пока тот отчитывал его за самоубийственные маневры. Говорят, даже кивать умудрялся в нужных местах, сам он и нравоучительной лекции-то не помнил. Так, перекошенное от злости лицо и руку, отбивающую по столу ритм, чем-то похожий на похоронный марш. Алекс качал головой и говорил, что ему пора в санчасть, но сам был не в лучшем — если не в худшем — состоянии: те же синяки, та же мертвенная бледность. Он еще умудрялся куда-то убегать в свободные дни и отшучиваться, когда задавали вопросы.

Бабу себе завел, что ли?

Мысли в голове ворочались неохотно, им тоже хотелось спать или умереть. Причем, сон вечный был предпочтительнее, и Скай раз за разом летел прямо в противника, буквально нарываясь на снаряды, но те избегали его, словно заговоренного. Личный счет рос и рос: кто-то с завистью и уважением хлопал по плечу, кто-то поздравлял — он только равнодушно пожимал плечам и косился на отвернувшегося Кирилла. Они не разговаривали с того самого вечера. Блэк, правда, сдавать его не стал. Отбрехался в санчасти, выбил себе пару дней на отлежаться и вернулся в строй, не уточняя на чьи кулаки напоролся. Алекс говорил, все дни вынужденного отпуска над ним кудахтала Оля, но Скаю отчего-то не сильно в это верилось. Может, потому что Олю он тоже видел. В столовой. Она висела на шее какой-то мелкой девчушки в комбезе техника, та обнимала ее за талию и скармливала свой обед. Думать о том, в каких эти двое были отношениях ему не хотелось. Даже если «Оленька» теперь наебывает его бывшего друга.

Он тогда торопливо расправился с едой, сбежал в комнату и ничком упал на койку, проваливаясь в тревожный, поверхностный сон, чтобы вскочить секундами спустя от давно и хорошо знакомого сигнала тревоги. Очередной бой, в очередной раз ускользнувшая от него смерть. О том, что: «Противник уничтожен. Без потерь», — он отчитывался уже с закрытыми глазами. Быстро вымылся, кинул пропитанную потом форму в корзину, оделся и завалился на койку поверх покрывала, не разбирая даже с какой стороны подушка.

В тот волшебный день, когда он проснулся сам, Скай сперва даже не поверил в реальность окружающего мира. Казалось, он все еще спит. Это сон, просто сон. Невообразимо сладкий сон — куда приятнее мучивших его эротических кошмаров. Он ущипнул себя за руку, но боль была настоящей, как и ощущение холодной стены под пальцами. Скай усмехнулся и медленно поднялся, потирая ноющие виски. То ли все-таки недоспал, то ли переспал. Осознание, что последнее предположение может быть реальностью, кружило голову и переполняло тело эйфорической легкостью.

С соседней койки расслабленно свисала рука Алекса: кожаное плетение браслета на запястье и кольцо-печатка с гербом фракции из какой-то компьютерной игры на большом пальце. А вот на третьей… Скай моргнул и протер глаза — видение не исчезло. На третьей койке, где до того спала девчонка, с которой он так и не удосужился познакомиться, лежал Блэк, уже проснувшийся, и смотрел на него невидящим взглядом. То ли задумался, то ли еще не проснулся, то ли не знал, о чем говорить и говорить ли? Скай тоже не знал, но кто-то должен был начать.

Мужик он или нет, в конце концов?

Он выдохнул — с присвистом, сквозь сжатые до боли зубы — и сделал те несколько шагов, что их разделяли. Уселся на край узкой койки, чувствуя спиной, как отодвигается Блэк, освобождая ему чуть больше места. Слов не находилось. Хотелось схватиться за голову и беззвучно вопить, пока не проснется похуист и весельчак Алекс, и все не станет по-старому.

— Я не даю ей спать, когда убегаю по тревоге, — задумчиво произнес Кирилл, и Скай вздрогнул.

Блэк был в своем стиле. Ответил на все незаданные вопросы разом и предупредил бредовые предположения. Или не бредовые — намек на то, что их не стоит высказывать, был достаточно ясен.

— И ты снова с нами?

— Как обычно.

Тень, призрак улыбки. Скай улыбнулся в ответ и, хлопнув друга по плечу, потащил его в столовую. Извинения были бы лишними и неискренними, да и были ли они нужны? Он не знал ответа на этот вопрос, но твердо знал, что не собирается просить прощения. Может, это и было слишком бескомпромиссно, но заставлять себя не хотелось, а рассказывать Блэку, за что ему влетело, не хотелось еще сильнее. И себе настроение испортит, и ему отношения с женой. Конечно, оставался вариант, что друг ему просто не поверит, но тогда их дороги разошлись бы раз и навсегда. Скай никогда не врал. По идейным соображениям, и Кирилл об этом прекрасно знал. Можно было усомниться в словах Алекса, но в его — только в шутку. А эта тема поводом для шуток не была.

Они уже доедали, когда в столовку ввалился на ходу протирающий глаза, заспанный Алый. Пришлось ждать, но его шутки и комментарии здорово развеяли обстановку, за одно это Скай был ему благодарен по гроб жизни.

На выходе они столкнулись с непривычно задумчивой Олей. Скай коротко кивнул и сбежал куда глаза глядят, в глубине души удивляясь, что Алекс последовал за ним. Он не удержался и спросил в открытую, тот вздохнул и кинув:

— Долго объяснять, — потащил его за собой.

Они курили за ангарами, пока Алый сбивчиво и эмоционально, перемежая все нецензурными комментариями, рассказывал ему про Блэка и Олю. Было противно и больно, но он слушал, временами с трудом сдерживая желание перебить или заткнуть на фиг. По всему выходило, что его бывшая сволочью была редкостной, но Кирилл этого не видел.

— Не хотел видеть, блядь, — озвучил Алекс.

Скай согласно кивнул и добавил очередной окурок к собравшейся у их ног кучке. Оля, блядь. Она, дескать, страдала и мучилась, забытая и покинутая любимым. А потом Кирилл явился, аки рыцарь в сверкающих доспехах.

— … ну, выебал он ее. Извини за прямоту, — Алый торопливо затянулся, выпуская дым через нос. — Потом ходил и страдал, порывался звонить тебе и каяться во грехе. Она, блядь, ходила рядом и тоже страдала. Только, знаешь, звонить-писать никому не порывалась и Киру не давала. Типа: «милый, это лишнее, мы и так достаточно плохие».

Отчего-то ему было легко представить себе нежный, звонкий, наполненный непролитыми слезами голосок, произносящий эти слова. Черт, блядь, проклятье, сколько правды вообще было между ними? Как часто его Оленька врала, как дышала?

И почему ему еще не все равно?

— … этот дебил сделал ей предложение и поехал к тебе. Романтик, ебаный. Как ты ему тогда морду не набил, не знаю, но, блядь, я так надеялся, что ты не сдержишься, — затяжка, хриплый кашель. — Но, вообще-то, охуенно, что ты сдержался. Ибо этот проникся твоей стойкостью, приехал к ней и сказал: «Свадьбы не будет». Ебать, Скай, у нее такое лицо было, я прям жалел, что не на что заснять. А через три дня она к нему пришла с крокодильими слезами: «Милый, я беременна». Ток родила че-то месяцев через десять. Доношенного.