В его комнате целым остался разве что диван, вернее, толстенный матрас на нем, пропахший сыростью и щедро усыпанный стеклом и каменным крошевом. Шкаф разнесло на куски, но вещей нигде не было. Вынесли или убрали — черт знает. А вот тумбочка — покосившаяся и потрескавшаяся — вроде бы осталась цела и заперта, правда, ключ он пролюбил еще в первый год службы. На миг задумавшись, Алек все-таки вцепился в рассохшееся дерево. Пальцы заныли, облупившийся лак царапал до крови. Он рванул на себя и проржавевшие петли поддались с противным скрежетом. Дверца оторвалась, а Алек чуть не отлетел к противоположной стене вместе с ней. Коробки внутри выглядели нетронутыми, и он замер, не решаясь к ним прикоснуться. Глаза щипало от слез, мир расплывался, а слишком частое дыхание грозило гипервентиляцией и обмороком, как логичным следствием последней. Он закрыл глаза, глубоко вдохнул и все же протянул руку. Все было точно, как в день, когда он уходил: сложенные книги и тетради, фотографии. На одном из снимков улыбались родители, Алек провел по нему пальцем, прикрыв глаза, и торопливо открыл полупустой вещмешок. Содержимое коробок он пересыпал туда не глядя. Не мог смотреть — мир окрашивался в цвет свежей крови, а стук сердца становился нестерпимо громким. В таком состоянии он очень хорошо умел убивать. Только жить не мог.

Когда коробки кончились, Алек встал и подошел к окну, закурил. Пейзаж спального района превратился в развалины, мир сошел с ума, а закат был все тем же. Солнце медленно уползало за горизонт, окрашивая облака во все цвета радуги, и он смотрел на это сквозь дым и думал, что небо — это совершенное чистое небо — кажется ему пустым. Окрашенное пламенем, в черных точках вражеской и своей авиации, затянутое серо-желтыми облаками оно было если не красивее, то уж точно ближе и роднее. Оно было живым и понятным.

Оно было его, а вот в этом чистом и совершенном мире он своим не был.

Забавно, когда он ночевал здесь — прямо на полу — перед самым первым парадом, тоже было плохо. Но не настолько.

Видимо, тогда он еще на что-то надеялся.

Где-то на третьей сигарете пискнул комм-браслет, но ни отвечать на вызов, ни смотреть сообщение Алек не стал. Стащил с дивана матрас, перевернул его, чтобы избавиться от стекла, потом обратно, едва не потеряв сознание от вида и запаха плесени. Застелил найденным бельем и улегся, глядя на первые звезды за окном. Воспоминание было таким ярким, что он закрыл лицо руками, будто наяву видя огненный цветок на небосклоне и слыша высокий женский голос, поющий про войну и бессмертие. Все и было, как в той песне: бесконечная череда дней, небо в огне и потери без счета. И отчаянная, невозможная любовь, которая не сложилась, потому что жизнь — это не песня, и даже если они никогда не умрут, они никогда не будут вместе. Ни близко, ни далеко.

Засыпая, Алек почти надеялся, что это покореженное здание обрушится именно сегодня, похоронив его под бетонными плитами, и он навсегда останется здесь.

Но пришел очередной рассвет, а он все еще жил и дышал, и смотрел в бесчувственное небо, в котором растворялись последние алые отблески восходящего солнца, превращаясь в нестерпимую, отвратительно яркую синь.

Это небо было слишком чистым.

И это их вина.

========== Глава 12 — Imperare sibi maximum imperium est (Власть над собой — высшая власть) ==========

Берегись человека, не ответившего на твой удар: он никогда не простит тебе и не позволит простить себя.

(Джордж Бернард Шоу)

Звезды сияли ослепительно ярко, пахло свежескошенной травой и дождем. Скай шел и шел вперед, к темному силуэту у стены, пока она не обернулась, вдруг оказавшись невозможно близко. В светло-карих глазах плескались насмешка, нежность и затаенная боль, серебряное колечко в губе поблескивало в лунном свете. Он поцеловал Сашу, отчаянно прижимая ее к себе, она улыбнулась, во рту появился сладковато-металлический привкус крови.

— Если мы не умрем, Влад, ты скажешь мне, как сильно меня любишь? — спросила она.

— Я… — начал он и проснулся.

Вздохнул, прижимая руки к лицу, резко встал и пошел в ванную. Вода смывала остатки кошмара, вода помогала думать, вода напоминала о том, что он силился забыть. Скай тогда был уверен, что Алый неадекватен, но, но, но.

Не добил его, хотя и бил со всей силы — верить в то, что он вот так сдерживался, Скай отказывался. Слишком круто для его модификации. Слишком.

Но главным была не драка, не сила Алого, не его совсем прежняя улыбка. Главным был взгляд Джейка. Ненависть, предвкушение, жажда чужой боли. Мальчишка играл с огнем и играл намеренно. Мальчишка не верил, что Алек сможет остановиться. Месть? Да за что, черт бы его побрал? Что сделал ему Скай? Что ему Алый-то сделал?

Джейк не верил, что он остановится. Точка.

Отсчета или финальная в его жизни. Скай не знал ответа, не мог найти, поэтому просто собрался и поехал, нарочито выставляя браслеты на вид и насмешливо улыбаясь прохожим. Реагировали на него по-разному: кто-то улыбался в ответ, кто-то отворачивался, кто-то отводил взгляд. Пара подростков пристально разглядывали и шушукались, а в глазах было не презрение, нет — зависть. Скай вздохнул, покачал головой и ускорил шаг. Мир положительно сошел с ума.

До офиса он добрался сравнительно быстро, привычно поздоровался с охранниками, отвесил пару комплиментов симпатичным девочкам-аналитикам, улыбнувшись их довольным и смущенным смешкам. Нагло занял лифт и нарочито медленно нажал кнопку последнего этажа — те, кто сомневался составить ли ему компанию, передумали на ходу.

Когда-то он шел по этому коридору и волновался, сейчас — просто шел. Привычно переступил порог кабинета — тонкую полоску металла на полу. Огляделся, ничего не изменилось: все тот же классический хай-тек, все те же самые новые игрушки и диван, шикарный кожаный диван, на котором он без приглашения расположился, глядя на мрачного донельзя Кирилла.

— Кофе? — предложил Блэк, и Скай со вздохом кивнул.

Зашумела кофемашина, он запрокинул голову, глядя на барабанящего пальцами по столу Блэка, а потом на миг прикрыл глаза.

Джейк не верил, что он остановится…

— Мне тоже сделай, — сказал кто-то.

Скай качнулся вперед, изучая знакомую фигуру, будто материализовавшуюся у кофе-машины. Тщательно уложенные волосы, холодные глаза, скупая улыбка. Светлая прядь упала на лицо, он зачесал ее пальцами и забрал две кружки — себе и Скаю.

— Давно не виделись, здравствуй, — улыбнулся он чуть шире.

— И тебе не хворать, — сердце привычно пропустило удар, но Скай улыбнулся в ответ, забирая свой кофе и приглашающе хлопая по дивану.

Алек улыбнулся еще раз и сел, равнодушно потягивая обжигающую жидкость. Нет, правда, есть вещи, которые просто не меняются.

Джейк не верил, что он остановится.

Кирилл молчал, Скай молчал, Алек молчал. Собрались, блин, попить кофе с утра пораньше.

— У меня дома есть кофемашина, — вторя его мыслям сказал Алек, вопросительно глядя на Блэка. — Была, то есть. В кабинете — есть до сих пор.

Тот вздохнул.

— Пять минут. Дай мне еще пять минут.

Алый дернул плечом, возвращаясь к своему кофе.

Пяти минут не понадобилось: двери разъехались уже через три, впуская Аллу, Юки и… он замер, не веря собственным глазам. Алек рядом чуть слышно втянул воздух сквозь зубы. Джейк?!

— Как? — хрипло прошептал Скай.

— Он мод, — холодно раздалось рядом. — Кир, ты его притащил, чтобы я закончил?

Блэк выругался, вздохнул.

— Я его, как ты выразился, притащил, чтобы извиниться.

— А. — Алек улыбнулся шире. — Ну я заберу его и пойду?

— Алек, — имя прозвучало металлом, но друг продолжал также равнодушно улыбаться. — Хватит ломать комедию.

Алый встал. Улыбка исчезла, все исчезло. Идеальная кукла. Прекрасный манекен. Совершенная машина убийства.

— У тебя есть пять минут, Кирилл. Укладывайся.

— Это не звучит просьбой, — неодобрительно манерно протянула Юля, и Ская отчего-то передернуло.