Признаться честно, Скай давно смирился, что это безумие не закончится. В чем-то даже радовался своим привычным кошмарам, которые не позволяли стереться ее лицу из памяти. О том, что он в принципе не способен забыть, Влад предпочитал не вспоминать.

В последний год кошмары стали жестче, сильнее. Может, где-то глубоко внутри, он думал, что предает собственные чувства своими непонятными, но такими нежными отношениями с Юлей, может, сказалась ссора с Кириллом и какая-то странная, повисшая в воздухе напряженность. Еще год тому, Скай не смотрел новости, потому что не хотел слушать, как в стотысячный раз превозносят их подвиг и рассуждают о войне. Сейчас — о войне не говорили. Но то, как дикторы рассказывали об уровне безработицы, о модификациях и модификантах, о геополитических спорах — сжимало горло и скребло по сердцу. Он не мог объяснить, но что-то было не так. Что-то смущало его в интонациях, подборе слов. Все чаще вспоминал он Ленькины рассказы про «террористов» и «нелюдей», все чаще слышал в выпусках новостей фразы, которые однокурсник и друг приводил когда-то для примера. И все сильнее ощущал за этими словами преддверие чего-то большего и пугающего самой своей сутью.

Очередной парад, очередная годовщина конца всего. И в душе, и уже сплевывая в раковину ядрено-мятную пасту, Скай кривился и боролся с желанием отзвониться и сказаться то ли мертвым, то ли смертельно больным. Лишь бы больше не участвовать в этом фарсе и не видеть в двух рядах впереди плечо и часть профиля своего персонального кошмара. Кошмара, который всегда сбегал раньше, чем он успевал подойти, не отвечал на вызовы и даже дома не появлялся. Или его дом был уже в другом месте, а Влад про это просто не знал.

Алла говорила, что с ним все в порядке, но мало ли что она говорила. Горькая правда, сладкая ложь. Если он и вправду в порядке — следует рыдать или радоваться? Скай не знал, правда, не знал, и так старался не задумываться, но коварная память раз за разом подсовывала тот, самый первый парад, когда Алек нарушил все правила сразу, когда они в последний раз напились как свиньи, когда он содержательно беседовал с потрепанным плюшевым мишкой и последний, кажется, раз искренне смеялся. Алек тогда хохотал вместе с ним, пока Кирилл о чем-то шептался с Юлей. Это было счастье, абсолютное счастье, наверное. Скай тогда еще разлил остатки виски по стаканам, подумал и долил абсентом, который Алому подтаскивали по ходу пьянки.

— За нас, господа! — пафосно начал он, пытаясь встать, но заваливаясь обратно.

Импровизированный коктейль выплеснулся из стакана, несколько капель попали на ладонь и Скай слизнул их языком и замер, ловя тяжелый взгляд неожиданно темных глаз Алека.

— За нас, — негромко повторил Алый, опрокидывая стакан, ни с кем не чокаясь. — Покурим?

Пульс бился где-то в горле, мешая говорить. Его взгляд завораживал, обещал, сводил с ума. Тогда Скай был слишком пьян, чтобы думать, чтобы сомневаться. Черт, он бы согласился на все, а Алый просто звал покурить. Он кивнул, но даже встать не успел — на плечо легла ладонь Кирилла.

— Да пошли отсюда вообще!

Юля согласно закивала, Алек криво ухмыльнулся и встал, кидая на стол несколько банкнот.

— Я вас подожду снаружи.

Он хотел пойти следом, правда, хотел, но Блэк и Юки увлекли разговором, а потом, когда они все-таки вышли, глаза Алого уже стали прежними — светло-серыми, переливчатыми, с искрами легкого и безумного веселья. Скаю подумалось, что тот взгляд в баре ему померещился — просто игра света и тени — и он выбросил это из головы, обнимая спьяну лезущую к нему рыжую. Она при этом счастливо рассмеялась влажно чмокнула его в щеку, и он окончательно поплыл.

Остаток той ночи Скай толком не помнил, даже абсолютная память мода пасовала перед количеством употребленного спиртного. Черт, они были пьяны до безобразия: Блэк ржал, как конь и комментировал все что видел, Алый приставал ко всем встречным с вполне определенными намерениями, не разбирая ни пола, ни возраста — он равно был готов осчастливить и девушек, и юношей, и бабушек и, кажется, даже кошек. Во всяком случае, объятья и поцелуи одной хвостатой перепали. Скай смутно припоминал, что она вроде бы так и повисла довольной мурчащей тряпочкой у Алека на шее, оставляя на парадном кителе клочья белой шерсти, Юля беззлобно стебалась над модным шарфиком и льнула к нему, Скаю. А он, проклятье, он просто был слишком пьян, чтобы отказаться.

Они жадно целовались под каким-то мостом, до всхлипов вместо вздохов и стояка колом, пока Алый не свистнул, привлекая внимание, и не швырнул ему ключи от своей квартиры.

— Пиздуйте, детки. Трахаться в неположенных местах героям не положено!

— А не положить ли? — глубокомысленно вопросил Блэк, и они рассмеялись.

Спрашивать адрес Скай не стал. Помнил, что Алому отписали старую квартиру Алекса. А остатков здравого смысла хватило лишь на то, чтобы скомкано распрощаться и утащить ничуть не возражающую даму до такси и в койку под громкий смех и едкие комментарии так называемых друзей.

Он толком не запомнил ту ночь, но при мыслях о ней на лицо наползала глупая, счастливая улыбка, становящаяся еще шире, когда он думал о рыжей девушке, ждущей его дома. Право, иногда, даже самые идиотские и импульсивные поступки оказываются самыми правильными. А может, ему просто хотелось в это верить. На следующий день, по крайней мере, и день после, и неделю, и месяц, и год — все то время, пока он работал, ездил к матери по выходным и раздумывал о том, чтобы сделать предложение Юле. Ласковой и домашней, так тепло улыбающейся, что из головы вылетали все грустные мысли.

Они так и остались в этой квартире, постепенно заполняя ее вещами и странными памятными мелочами, а Алеку Блэк выбил какие-то пафосные апартаменты под крышей одного из немногих уцелевших небоскребов. Ровно один раз Скай был там — помогал с переездом, и ровно один раз Алый кошмар почтил своим визитом его. Пришел, поулыбался, глядя на хлопочущую у плиты Юки, выпил чаю, отказался от ужина и сбежал, отговорившись делами. Больше он не появлялся, а Скай и настоять не мог: пробовал дозвониться, но комм сперва был недоступен, а потом и вовсе — отключен от сети. Кирилл подтвердил, что Алый сменил номер, но нового не знал. Или не хотел говорить — все возможно.

Скай видел его ровно один раз в год. Каждый год в один и тот же день, на Красной площади, в двух рядах впереди и немного влево. Плечо, белый гладкий пластик, светлые пряди не по уставу длинных волос, в которые, в последние два года затесалась одна — ярко-алая. Она горела и искрилась на солнце как пламя, окрашивая пластик маски кровавыми бликами, перекликаясь с рубиновыми искрами Алой звезды на кителе. А потом парад заканчивался, и Алек раз за разом успевал сбежать раньше, чем он его находил. Каждый год. Каждый чертов год.

Надежда на то, что сегодня все будет иначе теплилась где-то в груди, но, положа руку на сердце, Скай в это не верил. Наверное, поэтому и шел туда так лениво и расслабленно, и маршировал почти не в ногу, а потом стоял, пропуская мимо ушей выспренние речи и почти с тоской глядя вперед и влево, на алые-алые блики и бриллиантовую слезку в ухе, дробящуюся сотней разноцветных искр. Он как-то пропустил момент, когда все закончилось, маршировать с площади начал едва ли не после толчка в спину, не отводя взгляда от красной, скользящей по белому пластику прядке. Честно говоря, он хотел, наконец, поймать тот момент, когда Алек ускользает, но минуты тянулись, площадь уже закончилась, а тот все стоял на месте, в кои-то веки, не отдаляясь от него в толпе.

Рядом кто-то засмеялся, Влад осторожно протиснулся между двух незнакомых солдат, чья-то спина закрыла от него Алого. Обходя этого, судя по погонам, майора, он был уверен, что Алека не увидит, но бриллиантовая слеза насмешливо подмигнула совсем близко. Он поднял руку, чтобы положить ее другу на плечо, вот только поверх погона по-хозяйски уже расположилась чья-то ладонь.

— … и правда, давно, — Алек смеялся. — Я как-то даже не ожидал. Как ты?