— Что-то не так?
— Все не так! Если б я знала… — она всхлипнула и поджала губы. — А вдруг мы что-то сбили?
— Что сбили?
— Настройку.
Скай застонал, обреченно качая головой. Ничего не понимать в их разговорах вроде бы было уже привычным, но, блядь, каждый раз, как первый.
— А можно ликбез для дебилов?
— Нельзя, — показавшийся в дверях Алек определенно стал более живым, чем пару минут назад. — Вы ничего не сбили, не парься, милая. Спасибо, что зашла.
Он только посмотрел на нее, чуть сощурившись, а Алла уже вскочила и торопливо собралась, на ходу извиняясь за то, что не может задержаться даже на пять минут. Скай следил за этим представлением со всевозрастающим изумлением. Для кого это сцена-то? Ради него, что ли?
— Она определенно переборщила, — Алек улыбнулся хлопку двери и опустился на пол рядом с ним. — Не обижайся, девочка волнуется.
— За тебя?
— За меня, — он снова улыбнулся. — Я старался привести себя в более адекватное состояние, получилось вроде. Ты дергай меня, если что? Может заносить.
— Звучит, как будто чувствительность калибруешь, — Скай улыбнулся в ответ.
— Близко к истине. Помнишь, этот волшебный процесс сразу после репликатора? — Алек замолчал, глядя в стену. — Я отвык быть таким, — наконец, тихо сказал он, когда Скай уже отчаялся услышать еще хоть слово. — Но, постараюсь.
— Ну, — Влад не смог сдержать нервный смешок. — Таким ты мне точно нравишься гораздо больше.
Алек заливисто засмеялся, запрокидывая голову и широко улыбаясь.
— Я рад, — бросил он и ушел за чаем.
Зашумела вода, запищал чайник, а Скай все сидел на полу и пытался понять, действительно ли в его последней фразе сквозило то безумное, всеобъемлющее отчаяние?
Или ему послышалось?
Они сидели и пили чай, совсем как раньше. Алек смеялся и шутил, Влад поддакивал, поддерживал любые темы разговоров. Черт, казалось, не было этих лет в одиночестве, ничего не было. Дурной сон — и только. Где-то к концу третьего часа позвонила мама, Скай сбросил вызов и подмигнул Алеку.
— Чувствую себя школьником.
— Надень шапочку и не забудь покушать?
— Что-то вроде, — он не смог сдержать смех, так забавно Алый спародировал мамин голос. — Только еще «когда ты уже женишься».
Алек пристроил голову на сложенные руки и шало улыбнулся, прикусывая губу. В этой улыбке было что-то от Саши. Нотка пьянящего безумия, отчаянная нежность. Скай протянул руку и почесал его за ушком, Алый заржал, потом замурлыкал, в той же тональности, что и самые настоящие кошки. Особенности модификации, блин.
— Мы отвлеклись, — он повернулся, подставляя другое ухо. — Есть претендентки на должность жены?
— А? — вопрос застал врасплох. Скай аж замер на мгновение, но потом продолжил перебирать чужие волосы, задумчиво пожав плечами. — Юки разве что.
— Рыжая сучка, — Алек широко улыбнулся, закрывая глаза. — На свадьбу не приду.
— А если Алла?
— Украду невесту, — Скай заржал, Алый приоткрыл один глаз, улыбка стала хитрой. — Ну, или жениха…
— Не надо!
— Никто меня не любит, — Алый притворно тяжело вздохнул и встал, сбрасывая с себя его руку. — Уйду в монастырь, ей-Богу!
— Кто ж тебя отпустит?
Вопрос повис в воздухе, и отвечать на него Алек, кажется, не собирался. Он вообще с головой залез в тумбочку, сосредоточенно что-то выискивая. Кинул в Ская шоколадкой, а сам — понятно, что искал, — вгрызся в армейский рацион.
— Гадость же несусветная, — Скай скривился, глядя, как друг поглощает это произведение немодифицированных, видимо, ученых.
Во всяком случае, он был свято уверен, что моды придумали бы что-то более аппетитное и на вид, и на вкус.
— А мне нравится, — Алек пожал плечами и нахмурился, когда запищал комм на запястье. — Бля, на работу опаздываю! — дернулся он, а потом огляделся и рассмеялся.
— Мне пора, да?
Алек улыбнулся и развел руками вместо ответа.
— Я рад, что ты зашел, Скай. Честно. — задумчиво сказал он уже в дверях. — Приходи вечером.
И Скай пришел. И этим вечером, и следующим. Код он знал, так что под дверью стоять не пришлось, да и Алла была искренне рада его визитам. Только сам хозяин кабинета не появился там ни разу.
«Я рад», — вспоминал он, засыпая на узком, на диво неудобном диване. И эти два слова сочились отчаянием, болью, почти ненавистью, но Скай неизменно переворачивался на другой бок и проваливался в обитель своих странных, тревожных, невозможных снов.
Послышалось.
========== Глава 9 — Ante bellum (До войны) ==========
Лишь утратив всё до конца, мы обретаем свободу.
(Бойцовский клуб)
Джейк. Имя-проклятие, имя-воспоминание. Имя-о-котором-нельзя-думать. Он помнил, как Блэк привел его, восторженного мальчишку студента. Модификанта. Осколочное ранение, спасли, как могли. Мальчик учился на мехмате, мальчик грезил модификацией и ее развитием, и Алек, конечно же не устоял, увидев в нем себя, что ли. Джейк публиковал его статьи, Джейк помогал ему в исследованиях. Джейк делал кофе и заказывал ужины, они кодили что-то в четыре руки, бурно спорили и обсуждали.
Черт, видимо и после войны он умел быть счастливым — по крайней мере, тогда он был очень близок к этому ощущению.
Все сломалось некстати. Им привезли тогда пятерых, пятерых сорвавшихся модов, тогда еще не рассказывали про это в прессе, никто не знал, кроме них. Вообще никто. Их разместили в изолированных боксах, Алла брала анализы, он сам — пытался разговаривать, вызвать хоть какой-то отклик, кроме попыток убить. Ничего не получалось, но он не сдавался конечно же.
Они спорили с Джейком про раздражители и посттравматический стрессовый синдром. Он рассказывал ему про триггеры, потом они как-то скатились до Юнга и его архетипов. Потом Алек уехал домой — он собирался на следующий день доехать до развалин своей бывшей квартиры и оставить там традиционную для годовщины смерти родителей ветку лилий. Но проливной дождь поломал его планы и, в итоге, с утра пораньше он приехал в клинику. Чтобы войти в бокс и увидеть там Джейка, с любопытством естествоиспытателя, с жаром заигравшегося ребенка, вгоняющего иголки под ногти одному из сорвавшихся.
Как же он орал. Матом, в голос. Цензурными в его речи, наверное, были только предлоги. Он угрожал, он кричал, он взывал к совести. А потом Джейк сказал:
— Но они же не люди.
И мир перед глазами в первый раз окрасился в красный.
Джейк выжил чудом. Его оттаскивали Алла и Кирилл, пока молчаливые медработники уносили кровавое переломанное месиво, некогда бывшее его студентом. А он порывался добить, что-то рычал. Потом отпустило, и он долго стоял под душем пытаясь смыть с себя чужую кровь и свою память. Он тогда действительно работал с посвященным в историю психологом, пытаясь понять — почему, отчего? Но психолог не нашел ответа.
А чуть позже Кирилл заявился к нему вместе с Джейком, и кабинет снова окрасился в цвет крови.
Он выгнал их к чертовой матери, а потом долго сидел не за столом — под ним — силясь взять себя в руки и ощущая только желание, безумное, настойчивое желание убивать. Где-то в нем жил зверь — и этот зверь требовал крови. Именно тогда он построил свою клетку, свою стену. Именно в ней вместе со своей памятью и болью он запер зверя.
Именно зверь сейчас отчаянно сочился на волю следом за тем, что неотвратимо возвращалось в его жизнь.
— Я слишком слаб, — шепнул он недвижному Скаю и улыбнулся его привычной неподвижности. — Я слишком слаб.
Привкус крови во рту становился пугающе отчетливым.
— Что такое боль, Скай? — хрипло произнес он, глядя в упор на неподвижно сидящее на кровати тело. Протянул руку к его руке и замер, не прикасаясь. — Что такое боль? Что такое наслаждение? И как можно различить эти ощущения, когда они так упорно сливаются воедино, когда горло пересыхает, а легкие сводит судорогой. Когда не можешь дышать, говорить, двигаться, потому что тело — это проклятое тело — предает и оставляет тебя наедине со всем, что на тебя свалилось. Что такое ненависть, кристально чистая ненависть к тем, ради кого ты сломал свою жизнь?