«Сможет ли он любить меня и дальше, когда узнает, что, следуя пророчеству и боясь сойти с сюжетной тропы, я убила весь его род?»
– Доброго дня, Ваше Величество.
Услышав знакомый голос, он рывком поднялся со своего места и коротко поклонился, по-прежнему сжимая в руках блокнот, испещренный записями. Девушка мягко улыбнулась и сделала короткий шаг ему навстречу.
– Я не помешала?
– Разумеется, нет.
– В таком случае, позвольте мне нарушить Ваш покой своим присутствием – надеюсь, приятным достаточно, чтобы не испортить настроение дорогому супругу.
– Несомненно, мое сердце ликует при каждой встрече с женой, – холодно ответствовал молодой король. – Сегодня Вы особенно прекрасны.
– Должно быть, я расцветаю в Вашем обществе.
Они стояли друг напротив друга: два ребенка, официальная первая ночь которых должна будет состояться только через несколько лет. Супруги слишком юные, чтобы питать друг к другу страсть, и слишком взрослые, чтобы не понимать всю неловкость ситуации. На секунду взгляд Ариадны остановился, изучая обнаженный торс мальчишки – удивительные татуировки мага вились по худенькому тельцу, облаченному в одну лишь пасхоу. Привезенный на чужбину из Солнечной Земли в качестве нового короля человеческого края, эльф по-прежнему предпочитал рядиться в народные одежды, которые привез вместе с собой. Многие придворные видели в этом умышленный протест и требовали от мягкотелой королевы поставить супруга на место, однако Ариадна не замечала здесь никакого нарушения светских правил – только одиночество и глубокую тоску по родине.
Юлиан был младшим ребенком в семье эльфийской королевы, а значит, последним в очереди к трону. Старший из детей его матери, Ниал, в свои девятнадцать славился необычайной силой и кучей способностей, как умственных, так и магических: до Людского Пристанища то и дело доходили слухи, каким талантливым и невероятным во всех отношениях растет наследный эльфийский принц, впоследствии обещающий стать достойной заменой своей сиятельной матери.
Жаль, что Юлиан был не такой. Тихий, скованный, абсолютно послушный и вечно задумчивый мальчишка, годящийся разве что в чьи-нибудь мужья. Ариадна всегда сочувствовала консортам – женщинам и мужчинам, чья власть была слишком мала, чтобы воздействовать на политику напрямую, а не через уста своих венценосных супругов. В такой расстановке сил было нечто поистине несправедливое: нечто куда более ужасное, подрывающее дух единства изнутри посильнее всяких там Масок.
– Надеюсь, Вы весело проводите время, привыкая к своему новому дому, – сказала Ариадна, осознавая, что пауза длится уже слишком долго. – Я велю делать все возможное, чтобы Ваш досуг был приятен, а минуты уединения и молитв…
Она не договорила. Застопорилась на полуслове, не зная, как закончить предложение. Глаза солнечного эльфа глядели на нее с легкой тоской, таинственно поблескивая, словно два драгоценных камня.
Кажется, он боялся ее. Ариадна не преуспела даже в том, чтобы понравиться своему супругу.
– Что Вы пишете? – мягко спросила она, делая еще один шаг навстречу Юлиану. – Это дневник?
Тот сделал шаг назад и крепче вцепился в свой жалкий блокнотик, словно там были описаны все тайны мироздания, видеть которые Ариадне строго-настрого воспрещалось. Девушка вздохнула, опустила плечи. Это было даже сложнее, чем казалось поначалу. Говорить с юношей, запертым в себе, было неприятно, неловко и как-то даже мерзко. Королева чувствовала себя втоптанной в грязь и ничтожной, как червяк.
– Я могу взглянуть, Ваше Величество?
– Если моя королева позволит… – У эльфа туго выходило вести светскую беседу. У его жены, впрочем-то, тоже, так что в некотором роде они были квитами. – Я бы предпочел оставить в тайне содержание своих записей. Клянусь всеми тремя ликами Триединой богини, там нет ничего, что оскорбило бы Ее Величество.
– Я верю, мой король.
И снова крайне неловкий обмен взглядами.
Им не о чем было говорить, нечего обсуждать. Огромная пропасть между повелительницей и слугой, между той, что выиграла лотерею, родившись единственным и старшим ребенком, и тем, кто был слишком мягок и добр, чтобы убить старших братьев и сестер, дабы добится титула наследного принца.
Так все и работало в этом мире. Побеждал тот, кому больше всего везло – или величайший из злодеев.
– Хорошего Вам дня, господин Юлиан… Мой король… Ваше Величество, – несуразно пробормотала Ариадна и, путаясь в длинных ногах, помчалась прочь, словно нашкодившая девчонка.
Ее не окликнули. Не попытались остановить.
Ночь нависла над столицей, звезды таинственно блестели в высоких небесах. Юлиан сидел на постели, поджав под себя ноги, и печально созерцал пустую комнату, роскошную, но вместе с тем такую чужую. В человеческих землях все было либо аляпистым и неуместным, либо топорным и суровым: никаких ажурных пинаклей, зачарованных пальметт, похожих на живые цветы, и таинственных герм, с которых на простых смертных взирали божественные лики Триединой – архитектура здесь состояла из тяжелого многоцветия, богатство и бедность выставлялись напоказ, а летящую легкость форм заменили четкость и приземленность: главные человеческие качества, которые круглоухие вкладывают в каждое свое творение.
Из его окна открывался вид на соседнюю постройку с громадным вимпергом над оконным проемом – не то усыпальницу, не то церковь, предназначенную для хвалебных од богине. Юлиан никогда не понимал человеческую логику: ну зачем, спрашивается, идти в отдельное здание, если можно помолиться в собственной комнате? Важно ведь не то, какие стены тебя окружают, а то, что ты чувствуешь, взывая к высшей силе.
А человеческие усыпальницы – и вовсе пустая трата времени, средств и места: зачем украшать труп и класть его на сохранение в красивый ящик, если можно просто взять и сжечь? Душа умершего в любом случае находится далеко отсюда, а в чертогах Триединой вряд ли будешь задумываться о том, насколько красиво выглядят твои косточки. Одним словом, люди были странными, лишенными логики и довольно мерзкими. Помешанные на своем превосходстве и яростном желании выделиться, они забывали о добродетели, внимании к ближним и прочих заповедях богини, в своей верности которой так исступленно клялись.
Блокнот, лежавший рядом с юношей на постели, слабо засветился. Юлиан закатил глаза и потянулся к нему, чувствуя невероятную усталость. Его брат во многом походил на среднестатистического человека: в своем желании уличать других он едва ли представлял из себя достойный пример для подражания в глазах эльфийского общества. Впрочем, правду говорили старцы да мудрецы: жители Солнечной Земли мало-помалу деградировали, заражаясь дурным от людей, на которых так силились походить.
На странице блокнота появилась новая запись. Чернила были свежими, влажными и сильно пахли.
«Не может быть, чтобы они говорили правду».
Юлиан сокрушенно вздохнул, взял блокнот и направился к письменному столу, что располагался прямо напротив окна. Окунул перо в чернила. Зажег свечу легким прикосновением татуированной руки.
«Я не стану лгать тебе, брат. При дворе нет ни одной синеволосой женщины».
Но Ниал определенно считал людей виноватыми во всех возможных грехах. Сидя здесь, на чужбине, во многих милях от родного дома, младший принц – а теперь король человеческой страны – чувствовал гнев, бушующий в жилах брата и пожирающий его живьем. С годами он обещал стать жутким тираном и параноиком; возможно, тогда деградация солнечных эльфов и их представлений о мире станет окончательно необратима.
«В таком случае, они перекрасили ей волосы. Или спрятали в подвале. Или заколдовали так, чтобы Лира изменила свою внешность. Возможно, сейчас она скрывается под мужским именем и вообще бороду носит! Человеческая магия полна тайн и недомолвок: наши так называемые «друзья» никогда не делились всем, что знали, в то время как мы веками отдавали им все до последней крупицы».
