Сейчас она лежит, скрестив руки на груди, что свидетельствует о замкнутости и нежелании идти на контакт. Глаза закрыты, брови сдвинуты ближе к переносице, лицо, словно застывшая маска. Да-с, как можно больше бы таких пациентов, и самому слечь можно.

– Мисс Вэлл, какие у Вас планы на неотдаленное будущее? Где Вы видите себя через, предположим, пять лет? – с врачебной внимательностью он не сводит с нее светлых глаз, и этот взгляд – где-то она уже сталкивалась с подобным, – тревожит и настораживает.

Пять лет – неотдаленное будущее?! – думает Реджина, – Не могу понять, он просто законченный оптимист или в нашем мире не живет?

– Я вижу себя в удобной погребальной урне, доктор. В качестве горсти пепла. – и девушка обращает лицо к врачу. Тот, не изменяя добродушной улыбке, записывает в блокнот.

– Хорошо, упростим задачу. Чем Вы планируете заняться сегодня вечером?

– Пожалуй, вскрою себе вены. – что же, эта игра становится увлекательной. Неужели он будет принимать на веру каждое сказанное слово?

– Реджина…– говорит доктор, переходя на отечественно-доверительный тон, – Вы должны понимать, что, если наша практика не даст результатов, и Вы не пойдете на поправку в ближайшие сроки, мне придется определить Вас на постоянное лечение, под наблюдением, дабы избежать возможных рецидивов.

– Иными словами, Вы упечете меня в психушку, док?

– Я искренне того не желаю, поверьте. Но у меня не будет иного выхода, если мы не найдем точки соприкосновения. Вы должны помочь мне, мисс Вэлл.

– Да, я понимаю. – отвечает девушка бесцветным голосом.

– Вы готовы сотрудничать?

– Готова. – с легким кивком.

– Попробуем еще раз. Я повторю вопрос: как Вы планируете провести этот вечер?

– Ну…– Реджина останавливается, будто в задумчивости. – Полагаю, я вернусь домой. Поужинаю. Просмотрю новости. Включу телевизор на программе «Шоу Бенни Хилла». И в довершении всего лягу спать. Правильно, доктор? Так проживают свои вечера нормальные люди? – не сдерживает колкую иронию в голосе девушка.

– Да, совершенно верно! – отвечает доктор Брайн с энтузиазмом, – Вы отлично справляетесь!

– Но прежде чем уснуть, – спешит изничтожить его радость девушка, – Я оставлю открытыми газовые конфорки. Уже лежа в своей постели, и убедившись, что на кубический метр кислорода приходится меньше, чем газа, я достану из пачки сигарету, потянусь к зажигалке, и с райским блаженством закурю…

– Так. – останавливает ее врач. – Пойдем другим путем. – кажется, собственный проигрыш вовсе не огорчает Брайна и чем больше Реджина усердствует в колкостях, тем с большим интересом он бросается в свою работу.

Существует распространенное мнение о том, что суициденты в большинстве своем никогда не говорят о собственных намерениях, и однажды решившись, они уходят – решительно и бесповоротно. Но это – страшное заблуждение. Как правило, люди, стоящие перед пограничной ситуацией, охотно прибегают к вербальным коммуникациям – в надежде ли получить помощь или поддержку, или попросту уведомить своих близких о мучающих их переживаниях. Слова – вот, что представляет действительную ценность. И чем больше пациентка доктора Брайна будет говорить, выговаривать сложившуюся и пока неразрешенную проблематику душевной жизни, тем больше шансов на успешное прохождение лечения.

Парадокс самоубийства заключается в том, что прекращение жизни наполняется для самоубийцы морально-психологическим смыслом. И об этом ни при каких обстоятельствах не следует забывать.

Врач, покинув кресло, останавливается перед массивным столом, и выуживает из его недр карточки с неясными очертаниями размазанных по ним чернил.

– Пятна Роршаха? – быстро догадывается Реджина, бдительно следившая за манипуляциями доктора.

– Вы абсолютно правы. Полагаю, принцип работы Вам известен, мисс? – глаза его мерцают хитрецой пополам с убийственной самоуверенностью, смешанной в пропорции один к трем с доброжелательностью.

– Известен. – сухо бросает девушка.

– Тогда приступим. – Брайн возвращается к своему почетному месту, и, перетасовав карточки, оборачивает к девушке одну из них. – Что Вы здесь видите, мисс Вэлл?

Чернильное пятно? Бумагу и кляксу на ней? – уныло размышляет девушка, но решает, что подобный ответ не составит интереса для изучения.

– Я вижу…ммм…легкие курильщика. – фыркает девушка, – Нет, постойте. Это Сизиф, древнегреческий герой, за непослушание богам попавший в Аид, и теперь ему уготована вечность бесполезной и бессмысленной работы, олицетворяющей все человеческие чаяния и смешные потуги на продуктивность. Вот он поднимает свой камень, тащит его в гору, но еще секунда – и каменная глыба срывается к подножию. Упрямый Сизиф возвращается за ним, внутренне ощущая всю тщетность загробного существования. Жестоки боги, ибо порешили они, что от жизни избавиться можно, но от смерти – никогда.

Доктор Брайн молчит несколько секунд, глядя на девушку широко раскрытыми глазами, затем, будто бы желая удостовериться самолично, бросает взгляд на пятно. Она что, действительно все это увидела? Ну, клякса, как клякса, никаких мифологических сюжетов. Правда, быть может, вот эта забавная линия похожа на несущегося вдаль оленя…И бескрайние леса, переходящие в горный ландшафт. Да, вот и птички поют в левом углу. Так, стоп. Он отвлекся.

Снова перетасовывает карточки, показывает девушке иную картинку, выполненную той же черной тушью, но разбавленной с бледно-красными оттенками.

Реджина глубоко вздыхает:

– Я вижу, как древние ацтеки совершают обряд с человеческими жертвоприношениями. Вот тут – кровь, руслом сбегающая по желобам пирамиды с усеченной верхушкой, что, достигнув ее истоков, обагрит собравшуюся толпу, изнывающую от хищнического голода, возбужденного жреческими изуверствами.

Доктор Брайн почувствовал, как нервно дернулось его правое веко.

– Хорошо, еще одна попытка. – и мужчина достает очередную карточку. Реджина долго вглядывается в нее, прежде, чем многозначительно изречь:

– А это, доктор, ужасно неприлично с Вашей стороны. – и девушка чопорно отворачивается.

Брайн прокашлялся, стремясь скрыть удивление, мгновением спершее горло. Реджине стоит трудов сдерживать смех.

– Пожалуй, мы оставим это. – произносит доктор, выдворяя чернильные разводы в стол. Все признаки девиантного поведения – в самых предельных его проявлениях – на лицо. Брайн с выражением вселенской печали качает головой.

– Мисс Вэлл, могу ли я спросить Вас о том, что доставляет Вам удовольствие?

– В каком смысле, доктор? – тон девушки полон опасной неоднозначности.

– Удовольствие от жизни. Быть может, какие-то мелочи, что особенно дороги Вашему сердцу? Любимое дело, хобби? Места, где Вам нравится бывать? Все, что угодно.

На сей раз девушка задумывается всерьез, и после продолжительной паузы отвечает:

– Книги. Сигареты. Музыка. Эротика и метафизика.

Доктор почти обрадовался относительной стандартности предложенного списка, пока не услышал последний пункт.

– Реджина, у Вас есть друзья?

– О, разумеется. – порывисто резонирует девушка едким сарказмом, – Гете, Ницше, Шекспир, Данте…

– Но все они мертвы. – решается перебить доктор.

Вэлл смотрит на него с нескрываемым чувством превосходства.

– Что позволяет Вам, доктор, думать, будто живы – Вы? – девушка вскидывает бровь, а Брайн судорожно не находится с ответом.

– Наше время истекло. – поднимается она с кушетки. – До следующего четверга, док?

Мужчина лишь молча кивает и, не потрудившись проводишь пациентку до двери, остается сидеть прикованным в кресле.

До чего же странный тип, – думает Реджина по пути домой, – Стоит поставить его компетенцию под вопрос. Живет себе, как и прочие, в комфортабельном до примитивности мирке, не покидая его пределов и границ, и свято верит в то, что и другие люди должны функционировать согласно единственно-возможному завету, а любое инакомыслие требует немедленного исправления, возможно даже, хирургического вмешательства. Да, сложно с ним придется. – и пока поезд мчит ее сквозь сети рельс, девушка погружается в книгу, твердо решив оставить опостылевшую реальность в дураках, лишенную своего в ней присутствия.