После беглого и более чем нездорового завтрака он открыл платяной шкаф, выдворяя на свет божий свое пасторское облачение. Скинул халат, натянул черные брюки, рубашку специального покроя, не предусматривающую классического ворота. Вместе него преподобный заковал горло в колоратку – белую полосу жесткого материала, отороченного черной тканью. Вот он – ошейник раба Господа, денно и нощно стоящего на страже и исполняющего Его волю. Болезненная усмешка на лице Вашерона повторила предшествующую. Поверх преподобный накинул длинный сюртук, покровом напоминающий то ли средневековую ризу, то ли современный пиджак, и отточенным движением нервных пальцев задрапировал его на ряд пуговиц.

Поднялся по крутой, винтовой лестнице, и, преодолев последний пролет, вышел из потайного хода, очутившись в апсиде, прямо за алтарем. Бледный рассвет нерешительно пробивался, преломляясь и дробясь, сквозь витражное окно. Согласно бытующей легенде церковь Сант-Греал, миниатюрностью своей больше походившая на часовню, была выстроена протестантами во времена правления Стюартов, в самый пик гонения первых, чем объяснялся невзрачный вид церковного храма и раскинувшиеся хоромы подземных залов, коридоров и всевозможных переходов, которые вели – бог знает куда и на какую протяженность. Разумеется, представители католической конфессии не замедлили прибрать столь выгодное архитектурное сооружение к рукам в последние годы Реформации, и держать его, как бастион и оплот веры, невзирая на выкрутасы Генриха VIII, чей пример, кстати, доказывал пагубность необдуманных браков. Если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться². Очередная усмешка правила тонкие губы Раймонда. Ныне церковь, не лишнем будет заметить, считающаяся обреченной на реконструкцию, но на деле попросту не имела постоянных прихожан.

Тридцать долгих лет Раймонд Вашерон торчал в этих стенах, не имея ни малейшего представления о тепле, поздних подъемах, регулярном питании, горячей воде и пене для бритья. Не скрывая, он признавался себе, что был миг слабости, в котором он думал, что этого достоин. Но годы молодости канули в небытие, а комфорта в жизни так и не прибавилось.

Итак, преподобный, двигаясь с паучьей нервозностью, пересек ряд пустующих скамей, распахнул двери своего прихода, оказавшись в черте ограды. Еще несколько шагов, и его замкнутый образ жизни разбился о потоки оживленного движения на улицах Лондона, не знающего тишины ни днем, ни ночью. Преподобный Вашерон презирал суетность, он с трудом переживал необходимость покидать чертоги того места, коего он мог назвать своим домом. И, тем более, он ненавидел собственное попадание в беспорядочную систему жизни общества. Лучше бы гиена огненная. Он не терпел размена, недописанных писем, разбавленного водой вина, и неопределенности чужих суждений. Его мир безукоризненно дробился на свои противоположности. Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого³. Должно быть, сказывалась узость старческого мышления. Шум – вот, что неблагоприятно действовало на его нервную систему. Мегаполис источал какофонию – беспорядочную и беспощадную. Раймонд же слишком любил тишину. Он и умереть хотел в тишине.

Но куда уж там! Труба, пусть и не ангельская вовсе, а кардинальская, призывает на службу, и будь ты хоть трижды мертв, тебе сие не станет оправданием.

Раймонд повел чутким носом. За ночь прошел дождь, воздух был свеж и приятен, разбавленный нотками национальной туманности и грозовых осадков. Этот звук, давно позабытый, был в его детстве, где мокнет сад, охраняя удачу, но сейчас он не проходил сквозь толщу инквизиторских застенков, ибо был слишком тонок – звук ливня. И им объяснялась мигрень.

Ступив на тротуар, Вашерон жестом руки остановил проезжающий мимо кэб, загрузил себя в салон автомобиля и назвал таксисту адрес, ранее продиктованный Его Высокопреосвященством. Машина мгновенно сорвалась с места, рассекая рассветные улицы города бешеными оборотами колес. Лихой попался водитель. Скорость и сомнительность личности последнего понудили преподобного задуматься – не прочесть ли пару раз Патер ностер для надежности дела? Но вот, через каких-то пятнадцать минут шины остановили свой ход у назначенной цели, вполне благополучно обойдясь без жертв в виде пешеходов и мусорных баков, в которые так и норовил въехать кэб.

Расплатившись, Раймонд покинул свою незадачливую кибитку и огляделся по сторонам с профессионализмом ищейки. Темный район, выбитые в фонарях лампы, через дорогу – жилые дома явно нищенского квартала, перед ним – заброшенное строение, в прошлом выполняющее роль фабрики, увенчанной безжизненными печными трубами. Хотя постойте. Из одной, расположенной ближе к задней части здания, валил густой копоть из дыма и пепла. Что за новости? Вашерон недобро прищурился, решил свериться с адресом. Да, все совпадает. Придется идти, должно быть, кардинал уже ожидает.

С некоторыми усилиями, но он пробрался к одному из ближайших входов, коим оказался широкий пролет окна, лишенный и рамы, и стекла, но заботливо забитый гнилыми досками. Времени на поиски двери преподобный решил не тратить, и, ухватившись за одну из поперечных перекладин, вырвал древесину из общности фабричной постройки. Той же участи были подвергнуты и остальные доски, преграждающие дорогу, пока, наконец, не освободилось место, достаточное для вторжения в глубины царящего мрака. При свойственной ему худощавости и среднем росте, Вашерону пришлось, изогнувшись в ломаную линию, и вжав голову в плечи, дабы избежать удара о балки, изрядно проникнуться в законы физической гибкости.

Мужчина спрыгнул с отвесного подойника, предусмотрительно убедившись, что не наткнется на нечто неприятное внизу. Выпрямился, машинальным жестом стряхнул невидимую пыль с черного сукна сутаны. Все так же настороженно щурясь, просканировал пространство – исполинских размеров зал с расставленными кое-как, повалившимися набок, вывернутыми наизнанку и просто неприглядными станками и их частями, напоминал индустриальное кладбище больших надежд.

– Раймонд, ты вовремя. – раздался голос, отраженный эхом пустот.

Вашерон поспешил приблизиться к его обладателю, чья фигура проступала в центре, и которого священник заметил не сразу из-за блеклости мантии и практической непроницаемости для глаз, не привыкших еще к полутьме.

– Кардинал. – преподобный отпустил легкий поклон, опирающийся на корпус, но, помедлил разогнуться, выжидая – не протянет ли Его Высокопреосвященство руку с патриархальным кольцом. Видимо, раут носил неформальный характер, учитывая место и время встречи, посему иерархический этикет был оставлен.

– Следуй за мной. На ходу введу тебя в курс дела. – кивнул ему кардинал Честертон, разворачиваясь к противоположной части фабричного скелета.

Мужчины зашагали одновременно, но Вашерон двигался на почтительном расстоянии – на шаг позади.

– Нам сообщили примерно с часу назад. Полисмены не успели зафиксировать инцидент, в их контору данные не поступали. Мы свяжемся с ними позже. – повествовал кардинал. – На первый взгляд, ничего особенного, но, думаю, тебя это заинтересует. – сказал он, с пол-оборота посмотрев на своего спутника. Преподобный лишь хмыкнул. – Нам придется спуститься в подвал. Лестница там крутая и почти осыпавшаяся, так что…

Высокопреосвященство, остановившись у бронированной двери, потянул ее на себя, открывая взору поглощенный темнотой спуск. В ад, должно быть, – с долей надежды подумал священник, пока кардинал выжидающе разглядывал черты его осунувшегося лица, которому тени придавали нечто инфернальное.

– Ты по-прежнему куришь? – спросил Честертон с нотками отеческого порицания в голосе.

– Imprimatur⁴ не закрепляет запрет на…– но преподобный быстро прервал свою оправдательную речь, сообразив, на что был нацелен вопрос.

Вашерон достал из кармана зажигалку армейского типа. В тишине звонко откинулась крышка. Вспыхнули и расцвели языки пламени. Запах бензина смешался с удушливой затхлостью.