Преподобный двинулся первым, освещая путь в подземелье. По стенам протянулись длинные тени.
Обогнув пролет, мужчины оказались в помещении, больше походившем на гипогей – изрытый пол, сырость, липкая влажность. Раймонд, двигаясь почти ощупью, шел впереди, направляемый голосом кардинала.
– Поворот налево, поворот направо, еще раз направо…– кажется, Честертон успел неплохо изучить локацию местности.
Пройдя сеть ответвлений и коридоров, наконец, они вышли в более просторный отсек, и на какой-то момент Вашерону показалось, будто бы он ослеп. Из-за косяка дверного проема с отсутствием двери, лил неестественно яркий свет. Священник опустил руку с зажигалкой, пытаясь сфокусировать зрение. И первым, что бросилось ему в глаза, были трупы.
Комната, расположенная по подсчетам в западной части здания, представляла собой картину кошмарных сновидений больного разума. Преподобный, стоя у порога, пристально сканировал взглядом окружающую обстановку, считывая возможную и предполагаемую информацию. Огромная жаровня пылала, вжатая в противоположный конец усыпальницы. По полу вереницей тянулись сальные свечи, уже начавшие оплывать, что в совокупности с жаром печи создавало испарину. По каменным стенам тянулись всенепременные пентаграммы с козлиными очертаниями и надписи, выполненные, хотелось бы верить, краской, дублирующей цвет человеческой крови: «Ave Satanas, Es Diabolus Magnus, Vocamus Te, advocamus Te, veni et vince5», и подобное в том же духе. На соседней плоскости был установлен внушительных размеров крест, но перевернутый. Вердикт вполне ясен: сатанинский обряд. Дополнение: халтурный сатанинский обряд, проведенный экзальтированными кретинами.
Священник с неизбывной грустью воззрился на несчастный крест. Кто-нибудь должен провести массовую акцию устранения безграмотности и объяснить нерадивым детишкам, играющим в связи с темными силами, что сие – распятие Святого Петра, и, что вполне очевидно, никакого отношения к обрядовой магии он не может иметь априорно. В списке смертельных грехов глупость должна стоять на первом месте.
Резонно думать, что братья-доминиканцы, – кардинальская свита, – стоящие по углам комнаты, которых Раймонд заметил только теперь, думали также, усердно читая отходные молитвы, скрывши лица под балахонами монашеского облачения.
Но сейчас не об этом. Вашерон перевел свое внимание на распростертые жертвы профанации.
Шесть изувеченных тел лежали в форме круга, заполняя собой центральное пространство. Мужчины и женщины, возраст – от 20 до 25, никаких примечательных отличий внешности, все, как один, обнажены, и вытянуты строго «по швам», за одним исключением, являющимся, по совместительству, причиной смерти. Каждая жертва сжимала в правой руке собственное сердце, вырванное из открытой груди.
Священник сделал несколько шагов вперед, склоняясь над убитыми. Крайне интересно.
– Что скажешь? – раздался голос кардинала Честертона.
– Смерть постигла их одновременно? – ответил вопросом на вопрос падре, не поднимая головы.
– Совершенно верно.
– По характеру нанесенных ран, – он еще раз осмотрел выставленные напоказ органы грудных клеток, – они не могли быть нанесены человеческой рукой. На телах убитых нет следов насилия или иного сопротивления. Напротив, лица выражают…спокойствие. – священник недобро усмехнулся, – Они ведь не могли сотворить такое с собой самостоятельно?
– Я надеялся услышать ответ от тебя, Раймонд.
– Что же…– Вашерон замкнулся в непродолжительном молчании, суммируя данные, – Я не хотел бы выносить поспешных вердиктов, но…Кажется, один из легионов прорвался во внешний мир.
– Баланс нарушен? – спросил кардинал, не скрывая озабоченного страха в голосе.
– Все эти люди…– поднимаясь, отвечал священник, – Вероятнее всего были фанатиками. И им по какой-то нелепой случайности удалось совершить обряд призыва. Дьявол войдет в человека, и человек будет молиться не именем божьим, а именем сатаны6.
Искоса он посмотрел на присутствовавшее здесь же распятие. Или нет? Какой демон мог повестись на столь смешную бутафорию?
– Кардинал, дайте мне время. Я должен кое-что выяснить, прежде…
– Сколько угодно, но помни, что Ватикан будет ждать нашего рапорта по делу.
Вашерон коротко кивнул. Еще раз нагнувшись, он подхватил с пола одну из свечей и, задув ее пламя, убрал в карман сутаны.
– Зачем это? – впервые подал голос один из братьев, посмотрев на преподобного отца из укрытия ниспадающей рясы.
– Сувенир. На память. – с сарказмом оскалился пастырь. И тут случилось нечто экстраординарное.
Колени преподобного подогнулись, свежим цинком в кровь потек панический страх. Доминиканцы, стоявшие вблизи, тут же подхватили своего собрата по ордену, не позволяя тому осесть на холодную землю.
– Все в порядке, в порядке…– твердил преподобный, пока монахи откачивали его, кто, как и чем мог: молитвами, запахом митры, ладаном и еще раз молитвами. На его плечо опустила рука кардинала.
– Раймонд, что с тобой? Тебе нехорошо? Быть может, свежий воздух мог бы помочь, раскаленная жара вредна для…
– Нет, не в этом дело. – твердо произнес священник, сумевший, наконец, держаться вертикально без посторонней помощи. – Благодарю вас, братья. – затем он в упор посмотрел на Его Высокопреосвященство, и глаза мужчины отливали холодом стали. – Я почувствовал…Присутствие.
– Присутствие? О чем ты говоришь? – обеспокоенный кардинал цепко держал представителя своей паствы.
– Мы были не одни здесь. – Вашерон нервически помотал головой, будто ожидая обнаружить непрошенного гостя.
– Демоны? Сущности? Архонты?
– Нет, не то. – упрямо выискивал Вашерон.
– Так что же это было? – не отступал кардинал
– Затрудняюсь описать…
– Сын мой, кажется, тебе нужен отдых…– вздохнул Честертон и убрал руку. – Поезжай домой. Тех сведений, что ты имеешь, будет достаточно. Займись собой, отвлекись, не хватайся за все сразу. Ватикан подождет. – добавил он с мягкой и понимающей все и вся улыбкой.
– Да, как скажете, Ваше Высокопреосвященство. – бесцветным голосом ответил Раймонд. И он сам, и кардинал прекрасно знали о том, что не найти Вашерону покоя, не ответив на поставленный вопрос. Пока загадка не решена, механизм обречен на безостановочную Работу.
* * *
– Итак, это Ваша третья попытка самоубийства? – Реджина лежит в натянутой позе на кушетке, в то время, как доктор Брайн, задающий ей вопрос, восседает в глубоком кресле напротив. Мужчина, выглядевший завидно моложавым, носит аккуратную бороду, переходящую в усы и бакенбарды, что скрывают половину его лица, но вовсе не мешают выразительной мимике.
– Совершенно верно. – отвечает девушка.
– И все они были неудачными?
– Вам трудно отказать в наблюдательности. – но доктор мягко улыбается, невзирая на яд, сочащийся в голосе мисс Вэлл.
– Вы можете назвать причины, побудившие Вас к столь радикальным действиям? – и добавляет более приглушенно, – Почему Вы хотели покончить с собой?
– Ах, доктор, мне скучно жить…– докладывает девушка с утрированным театральным драматизмом.
– Вы полагали, что самоубийство Вас развлечет?
Реджина, смерив его долгим, проницательным взглядом, решила, что он идиот, и факт его существования не достоин ее внимания. Но добавляет вслух:
– Нет, дело вовсе не в этом.
– Мисс Вэлл, отнеситесь к моему вопросу со всей возможной серьезностью. Зачастую причина является как бы ключом к самоубийству. И, узнав мотивы, мы сможем сконструировать методы борьбы. Один вопрос, мисс Вэлл, и я понимаю, насколько он труден.
Девушка отвечает ему тяжеловесным молчанием.
Брайн, разглядывающий свою пациентку взглядом восторженно-детской наивности, на секунду отвлекается и делает пометки в блокноте. Проходит первый сеанс психотерапии, назначенной вслед за последним неприятным, по мнению самого Брайна, происшествием. Подумать только, куда нужно засунуть естественный и всем причитающийся инстинкт самосохранения, чтобы добровольно влить в себя канистру с бензином? Но, что еще более поражало: как удалось девушке отделаться отравлением, сильнейшим, правда, и неделей, проведенной в больнице?
