– Холодает, – Влад с величайшей бережностью накрыл ладонями дрожащие кисти Ладиных рук. – Давай-ка мы с тобой вернёмся в номер, пока совсем не задубели.

Лада согласно кивнула и, пристально глядя Владу в глаза, тихо, но твёрдо ответила:

– С тобой – хоть на край света!

– Расскажи мне снова…

– Что рассказать?

– Ту притчу. Помнишь? О создании фрески Леонардо да Винчи.

Лада серьёзно посмотрела на Влада, сидящего напротив неё за длинным полированным столом в просторном номере пансионата. На столе по-прежнему царил творческий беспорядок, в котором валявшиеся то там, то сям брикетики полимерной глины сплетались в причудливом хаотичном танце с отсвечивающей латунными роликами чертёжной доской, низкими стопками листов ватмана, голубоватой калькой, моделирующими инструментами, гелями и маленькими пузырьками с матовым и глянцевым лаком.

Впрочем, в этом милом, трогательном бардаке был свой особый порядок, заметный лишь двоим людям, что сидели друг напротив друга – один за черчением эскиза дома на берегу озера, другая – за лепкой из полимерной глины, и мирно ведущим разговоры ни о чём и обо всём.

– Притчу о создании фрески Леонардо да Винчи «Тайная вечеря»?

Лада кивнула.

– Зачем? – Влад поднял голову от своего чертежа и слегка удивлённо взглянул на Ладу. – Ты же теперь знаешь эту притчу не хуже меня.

– Расскажи. Я хочу послушать.

Лада продолжала смотреть на Влада с какой-то особой настойчивостью. Она и в самом деле теперь знала историческую притчу, которую некогда рассказал ей Влад в один из самых страшных дней своего отчаяния. Быть может, она и не смогла бы воспроизвести её столь красочно и подробно, как это получалось у Влада. Но она достаточно хорошо помнила основную суть этой притчи. И всё равно Ладе хотелось услышать этот парадоксальный в своём роде, исполненный скрытой горечи рассказ от Влада.

Впрочем, ей было всё равно, о чём говорил её юный собеседник, – она готова была часами вбирать в себя его мягкий проникновенный голос, который переворачивал душу и заставлял петь сердце.

– Ну хорошо, – сдался наконец Влад. – Слушай. «При создании фрески „Тайная вечеря“ Леонардо да Винчи столкнулся с огромной трудностью: он должен был изобразить Добро, воплощённое в образе Иисуса, и Зло – в образе Иуды, решившего предать его на этой трапезе.

Однажды, когда художник присутствовал на выступлении хора, он увидел в одном из юных певчих совершенный образ Христа и, пригласив певчего в свою мастерскую, сделал с него несколько набросков и этюдов. Прошло три года. „Тайная вечеря“ была почти завершена, однако Леонардо пока так и не нашёл подходящего натурщика для Иуды. Кардинал, отвечавший за роспись собора, торопил его, требуя, чтобы фреска была закончена как можно скорее.

И вот после многодневных поисков художник увидел валявшегося в сточной канаве человека – молодого, но преждевременно одряхлевшего, грязного, пьяного и оборванного. Времени на этюды уже не оставалось, и Леонардо да Винчи приказал своим помощникам доставить этого человека прямо в собор, что те и сделали.

С большим трудом его притащили туда и поставили на ноги. Он толком не понимал, что происходит, а Леонардо запечатлевал на холсте греховность, себялюбие, злочестие, которыми дышало лицо натурщика.

Когда художник окончил работу, нищий, который к этому времени уже немного протрезвел, открыл глаза, увидел перед собой полотно и вскричал в испуге и тоске:

– Я уже видел эту картину раньше!

– Когда? – недоумённо спросил Леонардо.

– Три года назад, ещё до того, как я всё потерял. В ту пору, когда я пел в хоре и жизнь моя была полна мечтаний, какой-то художник написал с меня Христа»[2].

Влад закончил рассказ и снова взглянул на Ладу. Он не видел очертаний её лица – только нечто размытое и бесформенное, и всё равно он почувствовал, что Лада улыбнулась. Так тепло. Так мягко и… так по-женски… Как могла улыбаться только она одна.

– Ты всё ещё сравниваешь себя с тем натурщиком? – тихо спросила она, продолжая внимательно смотреть на Влада из-под кромки пушистых ресниц, слегка подкрашенных водостойкой тушью. Лада знала, что Влад не видит деталей её лица, но всё равно использовала для подкрашивания глаз фирменную тушь – подарок Лиды, который сестра оставила ей на прощание перед тем, как покинуть просторную четырёхкомнатную солнечногорскую квартиру и поселиться в келье женского монастыря.

– Да нет, – Влад печально улыбнулся. – Теперь уже не сравниваю. Но только благодаря тебе. Ты вытащила того нищего забулдыжку из сточной канавы, смыла с него всю грязь святой водой и нарядила его в чистые благоуханные одежды… Вот только своего ангельского голоса он всё равно не обрёл. Так что не быть ему, как прежде, певчим в хоре.

– Зря ты так говоришь, – Лада нахмурилась. – Тут главное – поверить в себя. Но даже если и так – не вижу никакой беды. На певчих свет клином не сошёлся.

Лада встала, сняла с полки изящного вещевого шкафа дорожный рюкзак, достала оттуда небольшой аккуратный свёрточек и вернулась на прежнее место. Она осторожно положила свёрток на стол и развернула шуршащую кальку.

– Как ты думаешь, что это? – негромко спросила Лада, подцепив что-то тонкими пальцами с маленькими ноготками, покрытыми перламутровым лаком.

– Ну вот, приехали, – Влад попытался обратить возникшую в разговоре неловкость в шутку. – Теперь ты считаешь меня мудрым сфинксом, который должен знать всё на свете.

– Сфинкс загадывает загадки, насколько я знаю, – ответила Лада. – А я предлагаю тебе отгадать.

– Беру подсказку зала.

Владу нравилась эта затеянная его очаровательной собеседницей негласная игра. Нравилось шутить с ней и изредка её поддразнивать. Он уже давно не чувствовал себя в чьей-либо компании настолько свободно и непринуждённо. Точнее, немногим более полугода. С тех пор как погиб его брат.

Лада очень мягко и бережно взяла его за руку, разогнула сомкнутые пальцы, раскрыла ладонь и положила в неё что-то не слишком большое, имевшее прямоугольную форму.

Влад поднёс ладонь, которую неизъяснимым образом согревало это нечто, почти вплотную к своему видящему глазу. Это оказалась изумительная миниатюра из полимерной глины с изображением лика святого Николая Чудотворца.

– Нравится? – тихо спросила Лада.

Влад кивнул, всё ещё будучи не в силах оторвать от безупречно выполненного глиняного изделия восхищённого взгляда. Внезапно ему стало нечем дышать, и он инстинктивно поднёс ладони к глазам. Это ведь был тот самый святой, который охранял Стаса на протяжении всей его короткой, но яркой жизни.

Лада мягко накрыла ладонью слегка подрагивающее запястье Влада:

– Я знаю, о чём ты подумал. Теперь Николай Чудотворец охраняет тебя.

Влад ничего не ответил, и Лада продолжила:

– Это миниатюра изображения для нашей с тобой церкви. Помнишь?

Влад распрямился на своём стуле и отнял ладони от глаз. На его ресницах ещё блестели прозрачные капельки, но красивые, тонко очерченные губы уже тронула очаровательнейшая улыбка. Такая, от которой сердце Лады мгновенно вознеслось к небесам и возликовало.

– Ну конечно… – прошептал он поражённо. – И как это я сразу не догадался?!

Тут же, как наяву, перед внутренним взором Влада встала их совместная с Ладой грандиозная работа из полимерной глины, которую они начали незадолго до его отъезда в Абхазию. Величественная церковь Николая Чудотворца, располагавшаяся в посёлке Кудиново Малоярославецкого района Калужской области, – одноглавая, с шатровой колокольней, сооружённая из выбеленного кирпича. Лада специально для этой цели выбрала изображение понравившейся ей церкви в Интернете, показала эту электронную фотографию Владу, он одобрил её решение, и они приступили к совместной работе, которую прервала поездка в Абхазию.