– Но ведь ты сама мне говорила, что политическая ситуация там становится все более сложной. Так что же, по-твоему, там произойдет? – спросил Уотсон.
Кристина ответила не задумываясь:
– В Венесуэле люди с пеленок уверены, что они богачи, потому что в стране много нефти. А коль скоро нефть является собственностью государства, значит, она принадлежит всем. Но на самом деле большинство населения живет в бедности. Процветает коррупция, хотя не в ней основная причина бедности, а в неумелой экономической политике властей. Но об этом никто не задумывается. Венесуэльцы хотят одного – чтобы им отдали их часть богатств. Они не желают мириться с противоречивой ситуацией, и каждый рассуждает так: “Страна у нас богатая, и поэтому я тоже должен быть богатым. Однако в действительности я почему-то остаюсь бедным”. Значит, “мое” кто-то ворует. Но когда подобное убеждение овладевает массами, оно становится политической бомбой замедленного действия, – подвела итог своему пониманию ситуации Кристина.
Уотсон выслушал ее недоверчиво и тотчас напомнил, что Венесуэла дольше других стран Латинской Америки живет при демократическом строе и не страдала от жестоких военных диктатур, как Аргентина, Бразилия, Чили и другие государства континента. Да, но, по мнению Кристины, это вряд ли может защитить Венесуэлу от внезапных перемен, способных дестабилизировать установленный порядок. Она упомянула о низких ценах на нефть, о том, что правительство вынуждено снова и снова урезать бюджет, и о том, как непопулярны у населения такого рода маневры.
– Люди, то есть “народ”, живут плохо, именно поэтому там много недовольных. И ситуация только ухудшится после принятия жестких экономических мер. Кто знает, чем это закончится!
– Ну а военные, что они? – спросил Уотсон. – Насколько мне известно, это был первый военный мятеж за последние сорок лет.
– Ты прав, первый, – ответила Кристина. – Создается впечатление, что демократия пустила в стране глубокие корни. Да, среди населения есть недовольные, но те политики и аналитики, с которыми мы беседовали, настаивают: нынешний строй достаточно устойчив, венесуэльцы не захотят увидеть у власти военных. Им нравится сегодняшняя демократическая власть, и они не позволят ее сменить. Все сведущие люди придерживаются единого мнения – и наши политики, и наши ученые, и независимые эксперты: никаких перемен там быть не может. А я не желаю сидеть и ждать, произойдет в Венесуэле что-нибудь серьезное или нет. Я хочу заниматься страной, где наблюдается хоть какое-то движение и которая представляет первостепенный интерес для Белого дома.
Уотсон несколько секунд смотрел на нее в упор, а потом поднялся из-за стола со словами:
– Прости, я опаздываю на совещание, увидимся позже.
После беседы с шефом Кристина осталась при своем мнении: ее нынешние обязанности, связанные с Венесуэлой, не воодушевляют ее и не зовут на подвиги, мало того, получалось, что ее профессиональные способности оцениваются в Управлении достаточно низко.
Но она ошибалась. В Венесуэле разворачивались весьма интересные события. События, о которых ей положено было бы знать, но о которых ей ничего не было известно. И в результате сейчас, после того как попытка военного переворота была предотвращена, Кристина билась над этой головоломкой и никак не могла с ней справиться. Требовалось собрать достоверную информацию о зачинщиках мятежа, их побудительных мотивах и о том, какие последствия провалившийся путч имел не только внутри страны, но и за ее пределами. Кристина не могла не признать: у шефа было достаточно причин, чтобы гневаться на нее, поскольку узнать о готовящемся военном перевороте еще до его начала было ее прямой обязанностью. Но она с ней не справилась. Прокололась. Кристина попыталась как-то исправить положение и связалась со своими агентами в Венесуэле, те стали поставлять ей информацию, но информацию неполную, скудную и пока не слишком достоверную, однако другой у Кристины не было. И вот наконец она читала самую первую из многочисленных статей, в которых рассказывалось о происхождении подполковника Уго Чавеса:
Он был вторым из шести детей в семье школьных учителей. Жили они в штате Баринас, расположенном в равнинной части страны под названием Лос-Льянос. Пятидесятые годы оказались очень трудными для семьи Чавес – Фриас. Детей было много, а денег мало. И вот однажды мать Уго, отчаявшись, уговорила его бабушку по отцовской линии, свою свекровь, взять к себе на какое-то время мальчика. Та согласилась, правда, без особой охоты, так как и сама жила почти в нищете. Однако бабка и внук полюбили друг друга. И так получилось, что в ее доме Уго провел практически все свое детство. Нет ничего удивительного в том, что бабушку он стал называть мамой.
Медленное, но ощутимое улучшение экономического положения семьи Чавес – Фриас отражало важные социальные перемены, происходившие в Венесуэле в те времена. После свержения Маркоса Переса Хименеса[5] в 1958 году были разрешены политические партии, они-то в скором времени и стали править страной, каждые пять лет жестоко сражаясь между собой на президентских выборах. В первую очередь выгоды от неуклонно проводившейся политики социального развития получали члены двух основных партий. Родители Уго быстро это поняли и вступили в Социал-христианскую партию, благодаря чему получили хорошо оплачиваемые должности в Министерстве образования. И хотя говорить об обретении этой семьей прочной материальной базы было еще рано, беспросветная бедность осталась в прошлом. Однако улучшение условий жизни коснулось не всех в равной степени. Бабушка Клара с внуком по-прежнему еле-еле сводили концы с концами и в буквальном смысле боролись за выживание. Она готовила традиционные сладости под названием “паучки” и отправляла маленького Уго продавать их на улицах родной деревни Сабанеты. Поэтому мальчика так и прозвали – Паучник. Уго очень любил бабушку. Никогда никого он не полюбит так, как ее.
Кристина продолжала получать из Венесуэлы разрозненные сведения о Чавесе. Теперь она знала, что главные страсти в его жизни – это бейсбол, женщины и политика. Что мальчиком он был служкой в церкви Сабанеты и с тех пор остался ревностным, хотя и не слишком дисциплинированным христианином. Кроме того, все указывает на то, что Чавеса отличает переменчивый нрав. Те, кто знал его в детстве и юности, свидетельствуют: настроение Уго то и дело менялось, он мог, скажем, быть очень добрым и щедрым, а вскоре проявлял крайнюю и неконтролируемую жестокость. Кристина задумалась: не это ли явилось истинной причиной того, что мать решила отправить сына к бабушке? Также было известно, что он поступил в Военную академию, успешно ее окончил, женился на девушке из своей же деревни, у них родилось трое детей, потом Уго развелся с ней, посчитав, что ему нужно больше свободы, к тому же с женой у них было мало общего.
Кристина составила отчеты для своего шефа в надежде, что тот сможет отыскать в этих сведениях что-нибудь интересное, ускользнувшее от ее собственного внимания. Но Уотсона волновал только один вопрос: не являются ли путчисты марионетками кубинцев?
– Ты мало что сможешь узнать, оставаясь здесь. Придется тебе перебираться в Каракас. – По мере того как Уотсон подробно объяснял суть ее нового задания, у Кристины загорались глаза. – Мы, как и положено, обеспечим тебя достоверной легендой, и, естественно, все будет сделано так, что комар носа не подточит. То есть так, чтобы никто не узнал, кто ты есть на самом деле и чем занимаешься. Даю тебе на обдумывание несколько часов.
Не прошло и часа, как Кристина приняла его предложение, ведь теперь она получила задание безусловной государственной важности – таких у нее еще не было. Она должна сделать все возможное и любым способом добиться, чтобы правительство США максимально укрепило свое влияние на Венесуэлу, страну с самыми крупными запасами нефти на планете. Но первоочередная и безотлагательная ее задача – установить, кто является главным агентом кубинского G2 в этой стране.
