Мне показалось, или руна на животе нагрелась?

Муха свалилась на подоконник. Не шевелилась.

«Раздражала», — сказал Ордош.

«Я тебя понимаю», — сказал я, не спуская глаз с собеседницы.

Наша супруга представилась, как Мая.

Я не стал спрашивать, почему она назвалась этим именем, а не полным. Это понятно.

«А что тут странного? – сказал Ордош, подтверждая мою догадку. — Если Волчицу Шестую все зовут Шестой, то почему бы имя «Седьмая» не сократить до Мая. Каждый раз величать ее Волчица Седьмая – язык сломаешь».

— Ты… действительно будешь учиться в Академии? — спросила Мая.

С пола она переместилась на кровать. Теребила косу, рассматривала меня без особого восторга. В ее взгляде я заметил те же недоверие и подозрительность, которыми отреагировала вчера на мое появление комендантша.

— Конечно, – сказал я. – Я же сообщил тебе об этом еще при нашей прошлой встрече.

– Думала, ты шутишь. Нет, правда? Ты не разыгрываешь меня? Разве мальчики могут учиться в Академии?

— Никаких шуток. Что тебя удивляет? Аттестационная комиссия признала меня годным к учебе. Ректор подписала приказ о моем зачислении. Теперь я студентка. Такая же, как ты.

– Но ты же… это… вам опасно находиться рядом с магией! Любой ее всплеск может вас убить! В Академии все сошли с ума?

— Мне не опасно. Я особенный: магии не боюсь. Я единственный в мире настоящий мужчина.

— Это как? -- спросила Мая. – Что значит – настоящий?

– Еще узнаешь. Графиня Нарынская уступила мне место своей дочери в Академии. И оплатила первый год обучения. Ее старшая в следующем году будет поступать в какое-то военное заведение.

– Откуда ты знаешь?

– Сорока сама сказала.

– Сорока? Какая прелесть. Но у ее дочери же…

– Богиня Сионора вырастила девочке пальцы. Дочь Сороки больше не инвалид.

– Разве такое бывает?

Я пожал плечами.

– Случаются и более удивительные вещи. Можешь навестить ее и убедиться сама.

– Прелесть. Я обязательно уточню. Сегодня же. Но…

Мая приподняла брови.

– Ты хочешь сказать… я буду учиться здесь одна? Только я?

– Почему одна? – сказал я. – Вместе со мной и другими студентками.

В глазах девушки блеснули слезы.

– Получается, я одна такая… неудачница? – сказала она.

– Почему неудачница?

– Все девчонки пошли служить, и только я… здесь. В этой дурацкой Академии! Без подруг! Да еще и в одной комнате с мужчиной?!

Мая сняла шпагу и швырнула ее на другой конец кровати. Та обижено звякнула.

– Сочувствую, – сказал я. – Ну, а что тебе мешает идти служить?

Мая усмехнулась.

«Как же мне нравятся ее ямочки!» – сказал Ордош.

«Не сомневаюсь. Ты сможешь теперь часто на них любоваться».

– Мне?! Издеваешься?! Ты знаешь, кто я такая?!

– Волчица Седьмая. И что с того?

Мая сощурилась.

– Откуда тебе известно мое полное имя? – спросила она.

– Нашла тайну. Ты похожа на свою маму. Почти одно лицо. Даже голос тот же.

– А. Ну, да. Не подумала об этом.

Девушка снова коснулась пальцем переносицы.

– А еще на тех теток, которые нарисованы на банкнотах, – сказал я.

Мая усмехнулась.

– Тетки. Какая прелесть. Моя мама – почетный ректор Академии Алхимии и Магической Инженерии. Когда-то и я стану здешним почетным ректором. Традиция у нас в герцогстве такая. Понимаешь?

Мая придвинула к себе шпагу, погладила ее, словно любимую игрушку. Стряхнула с эфеса невидимую мне пылинку.

– Поэтому я и должна тут учиться. Как и все мои родственники: мама, бабушка… – все, кого ты видел на банкнотах. Первая прописала нам такую обязанность в законе. Гадина. А еще записала там, что ее потомки не могут быть военными.

– Почему?

– Нас нужно беречь! – сказала Мая, сопроводив слова пренебрежительным жестом. – Из-за этой ее… Машины.

Усмехнулась.

– Нам даже в дуэлях участвовать запрещено! Тому, кто вызовет кого-то из нашей семьи на поединок или ответит на наш вызов, светит смертная казнь! Представляешь?! Не смотри, что моя мама иногда носит форму. Думаю, она делает это в знак протеста. Уверена, она тоже когда-то мечтала участвовать в сражениях. Хотя… тебе этого не понять.

Девушка махнула рукой.

– Подруги уже по пять-десять боев провели! А я таскаю свою железку лишь потому, что так положено!

«Все-таки, она еще ребенок. Колдун, что ты в ней нашел? Чем она лучше своей матери?»

«Ей восемнадцать, – сказал Ордош. – По местным меркам – взрослая. Но… да, совсем наивная. И она наша жена, а не теща».

– Первая поступила мудро, – сказал я. – Если Волчицы погибнут в каком-нибудь сражении или на дуэли, кто запустит Машину?

Мая поморщилась.

– Конечно! Кто посмеет спорить с Первой?! Она же для вас всех чуть ли не божество! Странно, что у нее нет собственного храма, где вы могли бы в поклонах биться головой о пол.

Посмотрела на меня.

– Мужчина… разве ты можешь понять, как унизительно прятаться за спиной закона и не иметь права постоять за себя и свою честь со шпагой в руке?!

– Куда уж мне, – сказал я. – Зато у тебя есть армия, готовая защитить тебя и твою честь. Нет никакой необходимости делать это собственноручно. Слушай, Мая, ты голодная? Ты рыбу чистить умеешь?

«Ты сам-то как думаешь? – спросил у меня Ордош. – Она местная принцесса. Можешь ее представить с рыбьими кишками в руках?»

«Не встревай, колдун. Не с тобой разговариваю».

– Рыбу? Какую рыбу?

– Обыкновенную. С хвостом и жабрами.

– Не пробовала.

– Понятно. Конечно! Это же не шпагой махать! Ты не очень спешишь?

– Я?.. Нет. Я теперь четыре года спешить не буду.

– Тогда я угощу тебя котлетами.

***

Щурицу я вынес из уборной. Не доставать же ее из воздуха на глазах у Маи? Никак не отреагировал на удивление, что проявилось на лице Волчицы. Что странного в том, что я храню свежую рыбу в ванне? Разве не все так делают?

К тому моменту, когда Мая вошла на кухню, я успел расставить на столе посуду, склянки с алхимией, достал большую разделочную доску и нож. За последние дни мы с Ордошем довели до автоматизма процесс пользования пространственным карманом, извлекали и прятали вещи с ловкостью фокусника.

– Пупсик, это же щурица! – сказала Мая. – Откуда она у тебя?

– Поймал сегодня утром.

– Щурицу? Как?

– Очень просто. Опустил хвост в прорубь и ловил.

– Хвост?

– Хвост, хвост, – сказал я. – А не то, о чем ты подумала.

Мая уселась на подоконник. Отбросила на спину косу, скрестила на груди руки. Сощурила глаза.

– О чем это я, по-твоему, подумала?

– Кто ж тебя знает… Любишь рыбачить?

– Не пробовала никогда. Но ведь щурицы несъедобны! Мне учительница об этом на уроке говорила.

– Много она знает… – проворчал я. – Даже березовый пень можно вкусно приготовить. Главное, чтобы у повара руки росли, откуда положено.

Собственные действия казались мне медленными, неловкими. Тело принца еще не приобрело нужные навыки. Ничего, я это исправлю. У меня теперь есть кухня!

– Ловко у тебя получается. Тебя в приюте научили чистить рыбу? Мамины мужчины мне рассказывали, что их там обучали совсем иному.

– Я из деревни приехал. Из Носа. Слышала о такой? Нас там воспитывали по-другому. Говорили, что мужчина должен не только хорошенько… обслужить женщину, но и накормить ее после этого.

– После чего?

– После занятий со шпагой. Или с дубиной – это уже у кого что. А неплохое мясо у этой щурицы. Хорошо отделяется от костей. Чем эта рыба вам так не угодила?

– Говорят, она очень жесткая. И безвкусная.

– А какой ей еще быть? Чтобы появился нужный вкус, ее следует правильно обработать.

Из коридора донеслись тяжелые шаги. В кухню заглянула женская голова с взлохмаченными короткими волосами и большим мясистым носом.

– Ух ты, Волчица! – сказала обладательница примечательного носа. – Ух ты, рыбья башка! Что это вы тут делаете?

– Кто ты, прелестное создание? – спросил я.