Первой мне навстречу вышла Елка.

– Явился?! Чо-то вы долго! Мы тут уже из последних сил держимся.

– Что случилось? – спросил я.

– Ха! Догадайся!

– Пупсик!

Я повернул голову и увидел бегущую по лестнице со второго этажа Маю.

«Проснулась», – сказал я.

«Увидела нас в окно. Ждала».

Мая улыбалась. Стремительно перескакивала со ступени на ступень. Коса подрыгивала, била ее по спине, хлестала перила.

– Пупсик! Какая прелесть! Наконец-то!

«Похоже, пока не в курсе», – сказал я.

Увидел неторопливо бредущую следом за Маей Чайку. Та смотрела на меня виновато, настороженно. И сам себе ответил:

«Знает».

Мая ринулась мне навстречу. Я уже приготовился к тому, что она с разбегу бросится меня обнимать. Но Мая вдруг остановилась. Покосилась на Елку, на замершую позади Елки Гадюку. Поморщила нос. Горделиво приподняла подбородок.

– И где ты был? – спросила она.

В огромной гостиной, где толпились гадюки, смолкли все голоса. Воцарилась тишина. Множество глаз смотрели на меня и Маю.

– Ездил к «Храму всех богов», – сказал я. – Там собралось очень много людей. И горожане, и солдаты, и аристократы. Мы все вместе молились богине Сионоре. Просили ее исцелить великую герцогиню.

Маска высокомерия схлынула с лица Маи.

– Маму? Как она? Что ты о ней знаешь? Почему я не могу поехать к ней? Меня удерживают здесь силой! Сказали, что это ты велел запереть меня в этом доме!

– Твоя мама жива, – сказал я. – Говорят, она недавно очнулась. Ее жизни сейчас ничто не угрожает. Богиня услышала нас.

Тишину разорвали радостные возгласы гадюк.

Мая прижала руки к груди.

– Правда?! Ты… Это точно? Тебя не обманули?

– Нет, Мая. Не обманули.

– Какая прелесть. Я должна ехать во дворец! Мне нужно увидеть маму. Объясни это своим бандиткам!

– Уже поздно, – сказал я. – Не лучше ли отложить поездку до утра?

– Я поеду сейчас!

Мая топнула ногой. И вдруг побледнела.

– Снова этот запах! – сказала она. Прижала руку к губам, посмотрела по сторонам. Увидела у стены цветы в больших горшках, поспешила к ним. Повернулась ко мне спиной, но по звукам я догадался, что ее стошнило.

– Опять, – сказала Чайка.

– Чо это она? – спросила Елка.

– Чем вы ее накормили? – спросил я.

Ко мне подошла Гадюка.

– Мы ее не кормили, – сказала она. – Волчица уже во второй раз говорит, что в моем доме плохо пахнет. Возможно, она права. Да уж. Однако…

Гадюка замолчала.

– Что, однако? – спросил я.

– Мне кажется, дело не в запахах, – сказала Гадюка. – Женщин тошнит не только при отравлении. Да уж. Точно так же вела себя моя сестра, когда была беременна Елкой.

– На что ты намекаешь? – сказал я.

– Ни на что. Так. Вспомнила почему-то.

Я нахмурился.

«Колдун! Ты ведь бросал в нее то заклинание, о котором я говорил?»

«Конечно, Сигей».

«Значит… просто отравление?»

«Возможно».

«Колдун! – сказал я. – Что значит: возможно?!»

«О заклинании ты напомнил мне лишь неделю назад, – сказал Ордош. – А в самый первый раз – тогда, еще до начала учебы, – я о нем не подумал».

«Как ты мог о таком позабыть?!»

«Прости, Сигей. Я думал тогда совсем о другом. Сказалось отсутствие опыта».

«И кто из нас дубина? Так ты допускаешь, что она… Не рановато ли ее тошнит?».

«Погоди. Так. «Особо чувствительных женщин начинает тошнить через 10-14 дней после состоявшегося зачатия». Похоже, наша жена и относится к этим особо чувствительным».

«Где это ты такое вычитал?»

«Это не я вычитал, а ты, дубина. Я лишь нашел это в твоей памяти. Ты переживал, что станешь отцом еще на первом курсе университета».

«Считаешь, я помню, из-за чего переживал сто лет назад? Там есть хорошее заклинание… Надо бы проверить».

«Обязательно проверю, Сигей. Подожди».

Мая возвращалась. Вытирала рот платком.

– Мы с Чайкой едем во дворец, – сказала она. – Прямо сейчас. Попроси своих бандиток, чтобы нам приготовили карету. Ты, кстати, едешь с нами. Нам с тобой нужно поговорить. Догадываешься, о чем? Какая прелесть. И прихвати те документы, которые показывал сегодня Чайке. Надеюсь, ты не оставил их в общежитии?

– Нет, они здесь.

– Прелестно.

Я почувствовал, как колдун сплел заклинание.

«И что?»

Тишина.

«Колдун!»

«Гадюка не ошиблась».

«Хочешь сказать…».

«Да. Поздравляю, Сигей. У нас с тобой будет ребенок».

Его слова заставили меня поморщиться.

«Мне не понравилось, как ты выразился, колдун».

«Действительно, – сказал Ордош, – некрасиво прозвучало. Перефразирую: у нас и у Маи будет дочь».

«В таком виде твое сообщение звучит гораздо лучше, – сказал я. – Только не пойму пока, хорошее это известие или не очень».

«Не хочешь уточнить, почему дочь, а не сын?»

«Не считай меня идиотом, колдун. Я не глупее тебя. Понимаю. После всех тех заклинаний, которыми мы пичкали Маю на этой неделе, уцелеть могла только девочка».

«Я и не называл тебя глупцом, дубина».

«Волчица Восьмая».

«Осьмушка», – сказал Ордош.

«Сам ты Осьмушка, колдун! – сказал я. – Тоже мне, придумал!»

Улыбнулся. И сказал:

«Вося».

— Документы взял? — спросила Мая.

Ее лицо то освещалось уличными фонарями, то снова пряталось в тень.

Я уже третий раз сегодня ехал во дворец.

Во все той же карете.

– Конечно, — сказал я. – Они в сумке. Показать?

Карета в очередной раз подпрыгнула. Мая навалилась на меня. Чайка ударилась плечом о стену, выругалась. Я же почти не пошатнулся — привык к такой езде.

Мая сжала мою руку. Несильно — пыталась то ли успокоить, то ли приободрить.

С той минуты, как мы покинули дом Гадюки, Мая ни разу не назвала меня по имени: ни Пупсиком, ни как-либо еще. Словно пока не решила для себя, кто я такой. Но всеми своими действиями показывала, что, в любом случае, отказываться от общения со мной не намерена.

— Не сейчас, – сказала она. – Что я здесь увижу? Слишком темно. Неужели у твоих бандиток не нашлось кареты получше? Тут не то что светильников – диванов нормальных нет.

«Я могу подсветить», — сказал Ордош.

«Вот спасибо, – сказал я. — Мало всего мне придется объяснять? Хочешь, чтобы я придумывал и то, как запускаю огоньки?»

«Ты придумаешь, Сигей. Не сомневаюсь. Если чему-то ты и научился в этом мире — то это лгать».

«Не лгать, а оправдываться».

«Лгать».

«Ладно. Как скажешь. Я обманщик. Зато, мое вранье спасло уже множество жизней. Если бы не я, ты бы просто перешагивал через трупы. Разве не так?»

«Возможно».

«Нет, уж, колдун! Не возможно, а точно! Я достаточно изучил тебя. Ты пытаешься идти по кратчайшему пути. Он обычно ведет по трупам. А я не такой. Предпочитаю быть лгуном, а не кровавым маньяком».

-- Послушай, Мая, – сказал я. – Помнишь, твоя мама упоминала о том, что я однажды работал в ее клубе?

– Это когда она впервые попробовала твой кофе? – спросила Мая. – Почему ты об этом заговорил?

– После всей этой истории с отравлением я кое о чем вспомнил. О том, что случайно услышал тогда в клубе.

– Какая прелесть. И что ты там услышал?

– Уже под утро, когда твоя мама и почти все ее подруги ушли, за карточным столом остались только две женщины. Мне показалось тогда, что они военные. Одна – точно. Вторая, возможно, имеет отношение к полиции – я так думаю. Так вот. Обычно во время работы я не прислушиваюсь к чужим разговорам. Но в то время я учил имперский. А женщины вдруг заговорили именно на нем. Это и привлекло мое внимание.

– О чем же они говорили?

– О государственной измене.

– О чем?! – переспросила Мая.

Выпустила мою руку.

Чайка насторожилась. Она не скрывала, что прислушивается к моим словам.

– Женщины обсуждали какое-то предложение от посла. Одна из них так и сказала: «Это будет государственная измена».