«Расшумелся ливневыми склонами…» Расшумелся ливневыми склонами, расшептался с ветром старый сад, где в тени, под листьями зелеными фонари заветные висят. Где ручьев студеные излучины огибают зарево колонн, И ветвями черными закручены вихри яблок, взятые в полон. Вырастает сумрачное крошево облаков, и сновидений горсть прямо в синий сумрак неба брошена, и по саду бродит поздний гость. Заповедны круглые строения, хрупких яблок сладок аромат, и стоят по кругу привидения, обходя задумавшийся сад… Черемуховый сад
Облака плывут в черемуховый сад… Что ты делал здесь, пятнадцать лет назад? Где ты был? За это время где-то стал чужим внимательный твой взгляд. Что-то было здесь – давным-давно. Что-то было… Теплое руно, летних сказок желтый колокольчик. Мед густеет. Так заведено. Помню платье, белое, как снег, помню дней неторопливый бег, помню сон, в котором год за годом, год за годом – не проходит век. Первых встреч случайные мечты, легок воздух, помыслы чисты. Я не мог найти на свете этом никого, прекраснее, чем ты. Где же ты теперь, в какой стране? Где надежды, жившие во мне? Я оставил их, оставил где-то в той, давно забытой стороне. Стал пустым внимательный мой взгляд. Я исчез – пятнадцать лет назад. Помню лишь, как долго-долго плыли облака в черемуховый сад. Лишь одно осталось мне, одно — летних сказок теплое руно. Тайных встреч забытый колокольчик…. Жизнь проходит. Так заведено. «Грустно мне покидать свой приют опустелый…» Грустно мне покидать свой приют опустелый, сладко мне пробегать легкой тенью по крыше, в этом пасмурном небе, над пропастью белой, над полями, где шествуют белые мыши. Странно видеть холмы одиноких строений, захмелевшие рощи в заснеженной стуже, Словно белые сны, словно белые тени — все плывут надо мною, все кружат, все кружат. Вот он мир запредельный – нарушенной тайны не откроет своей, и тебя не отыщет… Только слышно, как ветер над далью печальной все гуляет во тьме, все играет, все свищет. Пуст мой дом, заколочен – но скоро ворвется в его дебри таинственный ветер ненастья… И звезда засияет, и сказка вернется — это счастье мое, заповедное счастье. Лето у изголовья В далеком лесу, где сухой собирали валежник, огонь разводили, и чай, обжигающий пили, и мерзли в убогой сторожке, – живешь ты как прежде, как сказка, пришедшая из незапамятной были. Мы жили в забвеньи, и время делили на двое: одна половина – для кружева лунного света, другая – для лета. Оно было с нами – живое, и не по-осеннему ясное позднее лето. Оно пробиралось тайком из заснеженной дали, входило и пахло у печки сухою травою. Такое живое. В своей колыбельной печали летало, как сыч, над моей и твоей головою. И мы засыпали под шепот рябиновой вьюги, от шелеста звезд, пролетавших над старою крышей, от треска поленьев. Прижавшись друг к другу, как мыши, спасались от стужи. И видели сны друг о друге. Тихая осень Ты – осень, которой никто не заметит, не спросит: ты – осень? Листья, летящие мимо сосен, осень. Эхо, которому нет, и не будет ответа — уходящего лета, света, ветра, облака зноя, в преддверьи дождя, над чернеющей пашней… Я – вчерашний: я остаюсь в тех краях, где меня позабыли, любили, ждали, верили, искали – не находили, имени не называли. Открывали дверь – и лишь тишина заходила ко мне с осторожностью гостя. На старом погосте лежали стаканы и крошки засохшего хлеба. А мы уходили, по теплой траве, босиком, до самого неба, до самого неба. Сполохи лета Я увидел, как звонкое лето заиграло в тенистом бору. Эти всполохи яркого света! Эти песни дерев на ветру! Эти светлые майские росы! Золотые, как сон, вечера! Белый клевер, и первые розы, птичий щебет в саду до утра! Все так ярко, янтарно, случайно, бурна зелень и мысли легки. И как будто забытая тайна — шепот ив у дремучей реки. Наколдуют себе, напророчат, затуманят бескрайнюю даль, загрустят потихоньку… А ночью звезды в небе горят, как хрусталь! Вот оно – заповедное счастье все забыть, ни о чем не гадать, в оны дни, когда даже ненастье вспоминается, как благодать. |
